– Он сбежал! Сбежал! – кричали они, а когда всё стихло, мы стали ждать преследователей. Но никто не приходил. Ведь даже воин Тенгиля мог сообразить, что из пещеры Катлы есть лаз, раз мы исчезли! А найти его было не так уж трудно. Но они, эти люди Тенгиля, наверняка были трусливы, они осмеливались нападать на врагов только всей гурьбой, но никто из них не полез бы первым в узкую галерею, где их ожидал неизвестный враг. Нет, они попросту были слишком трусливы, иначе почему бы они позволили нам так легко уйти? Никому никогда не удавалось прежде бежать из пещеры Катлы, и мне было страшно любопытно, как стражники объяснят Тенгилю бегство Урвара.

– Ну, это их забота, – сказал Юнатан, – у нас и своих предостаточно.

Только миновав длинный узкий проход, мы наконец решили остановиться и перевести на миг дыхание. Это было необходимо Урвару. Юнатан дал ему уже прокисшее козье молоко и отсыревший хлеб, и всё-таки Урвар сказал:

– Вкуснее этого я ничего в жизни не ел!

Юнатан долго и тщательно растирал ему ноги, чтобы вернуть их к жизни, и Урвар чуть-чуть приободрился. Хотя идти он всё равно не мог, только ползти.

Он узнал от Юнатана, какими дорогами нам предстояло ехать, а Юнатан спросил его, хочет ли он всё же пробираться дальше этой же ночью.

– Да, да, да, – сказал Урвар. – Если это необходимо, я на коленях поползу домой, в Долину Терновника. Не хочу я спокойно лежать здесь и ждать, пока кровавые псы Тенгиля с воем ринутся на нас в этом пещерном лабиринте.

Мы уже поняли, каков он, этот Урвар. Вовсе не сломленный узник, а мятежник, борец за свободу. Урвар из Долины Терновника! Когда я увидел его глаза, я понял, почему Тенгиль боялся его. Как он ни был слаб, в нём горел какой-то необыкновенный огонь, и только благодаря этому огню он смог пережить нынешнюю адскую ночь. Потому что из всех ночей в мире ни одна не могла быть хуже.

Длинная, как вечность, была эта ночь, полная опасностей. Но когда устаёшь по-настоящему, то уже не в силах думать о чём-либо ещё. Даже о том, что вот-вот могут нагрянуть кровавые псы Тенгиля. Да, ясное дело, я слышал, как они идут, – с воем и лаем, – но я не в силах был бояться. А вообще-то они быстро смолкли. Даже эти кровавые псы не решались углубляться в страшные лабиринты, где мы ползли наугад.

Долго, долго ползли мы, пока наконец не выбрались на свет божий, к Гриму и Фьялару, – исцарапанные, окровавленные и промокшие насквозь, мёртвые от усталости. Ночь кончилась, и настало утро. Урвар простёр руки, желая обнять землю, и небо, и всё, что он видел, но руки его бессильно упали – он спал. Мы погрузились в дремоту, все трое, и ничего не осознавали и не чувствовали почти до самого вечера. Наконец я очнулся. Это Фьялар толкал меня своей мордой. Он, верно, решил, что я уже выспался.

Юнатан проснулся тоже.

– Нам необходимо выбраться из Карманьяки до темноты, – сказал он. – Позже мы не найдём дорогу.

Он разбудил Урвара. И когда Урвар вернулся к жизни и сел, и вспомнил всё, что с ним было, и понял, что он уже на воле, слёзы выступили у него на глазах.

– Я свободен, – пробормотал он, – я свободен! – И, взяв руки Юнатана, он долго держал их в своих. – Ты вернул мне жизнь и свободу! – сказал он.

Он поблагодарил и меня, хотя я ничего не сделал, а только путался под ногами.

Урвар чувствовал себя хорошо, точь-в-точь как я, когда, избавившись от всех своих бед, оказался в Долине Вишен. И я от всей души желал, чтобы он тоже, живой и свободный, добрался бы до своей долины. Но до неё мы ещё не добрались. Мы всё ещё были в горах Карманьяки, где, верно, кишмя кишели солдаты Тенгиля, искавшие Урвара. Пожалуй, нам просто повезло, что они не нашли нас в нашей расселине, пока мы спали.

Мы сидели там, в этой расселине, и доедали остатки нашего хлеба. И время от времени Урвар повторял:

– Подумать только, я жив! Я жив и свободен!

Потому что он был единственный из узников пещеры Катлы, кто остался в живых. Всех остальных, одного за другим, принесли ей в жертву.

– Однако я верю в Тенгиля, – сказал Урвар. – Вот увидите, уж он-то позаботится, чтобы пещера Катлы не пустовала.

И снова на глазах его выступили слёзы.

– О ты, моя Долина Терновника, – сказал он, – долго ли ещё ты будешь томиться под властью Тенгиля?

Ему хотелось услышать обо всём, что случилось в долинах Нангиялы, пока он был в плену. Услышать о Софии, и о Маттиасе, и обо всём, что сделал Юнатан. И Юнатан рассказал ему обо всём, рассказал и о Юсси. Я был почти уверен, что Урвар тут же и умрёт, прямо на наших глазах, когда узнает, что это из-за Юсси ему так долго пришлось страдать в пещере Катлы. Прошло некоторое время, пока он снова стал самим собой и смог заговорить. И тогда он сказал:

– Моя жизнь не стоит ничего. Но зло, что Юсси принёс Долине Терновника, нельзя ничем ни искупить, ни простить.

– Прощённого или нет, его, верно, уже постигла заслуженная им кара, – произнёс Юнатан. – Юсси ты, Урвар, никогда больше не увидишь.

И тут Урвар впал в страшную ярость. Он хотел тотчас отправиться в путь. Казалось, он хотел сегодня же вечером снова начать борьбу за свободу. Он проклинал свои ноги, которые так плохо слушались его. Однако он вновь и вновь пытался подняться, и под конец ему всё же удалось встать на ноги. Он был очень горд, когда смог показать нам, что держится на ногах. И это было поразительное зрелище – Урвар, качавшийся взад-вперёд, словно его вот-вот сдует и собьёт с ног ветром. Это зрелище вызывало улыбку.

– Урвар, – сказал Юнатан, – нетрудно догадаться, что ты узник пещеры Катлы.

И это правда. Хотя мы все трое были грязны и окровавлены, но Урвар выглядел хуже некуда. Его одежда превратилась в лохмотья, а лицо едва можно было разглядеть, так оно обросло бородой. Видны были только глаза. Его удивительные, горящие глаза.

Через нашу расселину протекал ручей, и там мы смыли с себя всю грязь и всю кровь. Снова и снова окунал я лицо в холодную воду. Это было чудесно! Казалось, смываешь весь ужас пещеры Катлы.

Затем Урвар взял мой нож и срезал большую часть бороды и волос, так что стал чуть меньше похож на бежавшего узника. А Юнатан вытащил из своего вещевого мешка тот самый шлем и плащ, которые спасли его и помогли выбраться из Долины Терновника.

– Вот, Урвар, надень это, – сказал он. – Тогда, может, они решат, что ты человек Тенгиля, который захватил двух пленников и куда-то с ними спешит.

И Урвар надел на себя шлем и плащ, но ему это не понравилось.

– В первый и последний раз ты видишь меня в этой одежде, – сказал он. – От неё несёт насилием и жестокостью.

– Пусть несёт чем угодно, – сказал Юнатан, – только бы она помогла тебе добраться домой, в Долину Терновника.

Нам пора было в путь. Через несколько часов зайдёт солнце, а когда в горах станет темно, никто не посмеет ступить на тамошние опасные тропки.

Юнатан был серьёзен. Он знал, что нас ожидает, и я слышал, как он сказал Урвару:

– Думаю, в ближайшие два часа решится судьба Долины Терновника. Ты в силах так долго продержаться в седле?

– Да, да, да, – ответил Урвар. – Хоть десять часов, если тебе угодно!

Ему предстояло ехать на Фьяларе. Юнатан помог ему взобраться на лошадь. И он тотчас же стал совсем другим Урваром. Он словно вырос в седле и стал сильным. Да, Урвар был из породы храбрых и сильных людей, точь-в-точь как Юнатан. Один я был отнюдь не храбрым. Но когда мы взобрались на лошадь, и я обхватил руками Юнатана и приник лбом к его спине, мне показалось, что часть его силы перетекла ко мне, и я больше не боялся. И всё-таки я не мог избавиться от мысли, как было бы прекрасно, если бы нам не надо было постоянно оставаться такими сильными и мужественными. Подумать только, если бы нам хоть на несколько дней оказаться снова такими, как в те первые дни в Долине Вишен. О, как давно это было!