Александр. А где меня любят, в каком сердце?

Екатерина Андреевна. В моем… Так любить, как я вас люблю, вас никто любить не может, — как мать и сестра…

Александр. Вы любите еще и детей своих, и еще кого-нибудь.

Екатерина Андреевна. И детей своих люблю! А вам что — вам от них тесно в моем сердце?

Александр обиженно молчит.

Екатерина Андреевна (улыбаясь). Вы бы хотели там быть один?

Александр. Один…

Екатерина Андреевна. Ах вы…

Александр. А кто я?

Екатерина Андреевна. Вы маленький еще.

Александр. Я уже большой.

Екатерина Андреевна. Вы будете еще большим.

Александр. Когда? Когда, по-вашему?

Екатерина Андреевна. Когда я старая стану, когда я, может быть, уже умру.

Александр (в волнении). Не умирайте! Не умирайте никогда!

Екатерина Андреевна. Почему же? Я состарюсь и умру, как все.

Александр. Вам нельзя! Вы после меня умирайте, когда меня не будет.

Екатерина Андреевна. Нет, нет, вы после меня. Так должно быть!

Александр. Не должно так быть! Без вас пусто будет мое сердце…

Екатерина Андреевна. Вспоминайте меня там, где вы будете один…

Александр. Я не боюсь неволи, но без вас я там умру…

Екатерина Андреевна. Опомнитесь, Саша! Маленький мой брат… Что же нам делать?

Александр. Добрая моя сестра!

Екатерина Андреевна. А хотите…

Александр. Что?

Екатерина Андреевна. Я поеду с вами!

Дверь открывается, оттуда показывается лицо Даши, — увидев Александра, Даша ухмыляется и исчезает обратно.

Екатерина Андреевна. Дети мои выросли, муж не осудит, а я сберегу вас в чужом краю…

Александр (потрясенный, задумывается, лицо его меняется и делается словно старческим). Нельзя, Екатерина Андреевна… Живите дома, в семействе.

Екатерина Андреевна. Вы тоже мое семейство…

Александр. Нельзя, я говорю! Нельзя вам ехать! Зачем заместо одного сердца будут грустить и мучиться еще сердце матери и сердце ее детей… Я сам снесу свою участь, и так каждый должен.

Екатерина Андреевна. Бедный мой брат! Вы дороже мне всех, и дороже моих детей… Боже мой, что я говорю! Вы можете меня возненавидеть, — простите меня!

Александр. Спасибо вам, спасибо вам, сестра моя.

Екатерина Андреевна. Забудьте… Забудьте эти мои слова!

Александр. Никогда их не забуду! Прощайте… Мне пора!

Екатерина Андреевна. Не пора еще…

Александр. Пора!

Входят Ольга Сергеевна и Василий Львович — у последнего в руках упакованный в коробку и в бумагу пирог.

Василий Львович (к Екатерине Андреевне). Здравствуйте, душа моя! Рад вас видеть! Премного благодарны ото всех Пушкиных за ваши хлопоты, за ваши заботы о нашем младшем потомке…

Екатерина Андреевна. Пустое, Василий Львович, — ничего я не сделала, что сделать должна…

Ольга Сергеевна. Саша, покушать надо в дорогу. Пойдемте к столу!

Александр. А я не хочу есть!

Ольга Сергеевна. Не обижай меня!

Александр. Некогда, мне дальняя дорога…

Василий Львович. А вот, Саша, пирожок тебе в дорогу… Лучший сорт, — знаешь французскую кондитерскую Жана… С начинкой из печени разновидных птиц!

Александр. А я люблю с капустой и с грибами…

Отворяется дверь, в дверях стоит смущенная наивная Маша, теперь она из подростка-отроковицы превратилась в красивую девушку. Она низко кланяется всем.

Маша. Батюшка, Александр Сергеевич! По тебе матушка наша Арина Родионовна скучает, аль ты забыл ее?

Александр. Здравствуй, Машенька! Ишь, красавица какая стала! Зачем она послала тебя? Она обидела меня! Разве я забуду ее, родимую!

Маша. Она не посылала, и ты ей не сказывай… Это я сама пришла — на тебя поглядеть. Уедешь ты — помру, не увижу…

Александр. Спасибо, Маша… Знать, и ты мне сестра! (Берет ее руку в свою).

Людская в доме Ольги Сергеевны, — та же, что и в 1-м действии. Но прошло время, и люди изменились. Арина Родионовна сильно постарела и согнулась, а Даша, как и Маша, из подростка расцвела в красивую девушку.

Стоит теплое время (май месяц). Дверь открыта настежь, наружу. За дверью видны крыльцо и дорога, уходящая в русскую провинциальную даль.

Арина Родионовна сидит одна на лавке и вяжет спицами теплую зимнюю варежку трясущимися руками. Теперь она уже носит очки, а прежде их не было. Слышно, как где-то в глубине двора ямщик готовит лошадей в дорогу и разговаривает по своим делам. Иногда позванивает дорожный колокольчик, уже подвешенный, вероятно, на пристяжную лошадь.

Голос ямщика. Стой смирно! Стой, говорю! Ногу дай! Ногу! А ты куда, ты куда, Абракадабра! Чухайся, чухайся тут! Филипп, Филипп! Филька! — кого я зову! Давай сюда молоток, и гвоздей не бери, что они тебе — казенные? В избу отчего их тащишь? И топор, он втупорже тут был! — а игде теперь? Волоки враз к месту назад! Эх, народ балованный какой на готовых харчах! С такого постоя без колес уедешь, и лошадей раскуют… Чего ты, чего ты Зорьку кусаешь, — душегубка вредная этакая! Право что Абракадабра! И верно что Абракадабра! — вот ведь лошадь какая, да матка еще! Эх ты, супротивщица, сухое колесо! В корень бы тебя надо, да глупа ты, дурная губерния!

Арина Родионовна (откладывая готовую варежку и спицы). Управилась… Лето у нас скорое, лето пройдет, а там опять зима… Вот, гляди, и сгодятся ему варежки-то, хоть руки будут в тепле…

Со двора является Даша.

Даша. Тута!.. Он тута! Я сама его видела!

Арина Родионовна. Знаю уж! Слыхала, — мне Филька давеча сказывал.

На пороге появляется ямщик.

Ямщик. Игде вода у вас? Лошадей поить пора!

Даша. Тамо, в речке… А к нам из колодца водовозы возят!

Ямщик. Эк какая! Мое дело конное, я господ по службе вожу! Достань мне воды к экипажу!

Даша. Куда тебе воды?

Ямщик. К экипажу, говорю, где я нахожусь.

Даша. Сычас, сычас, батюшка, доставлю!

Ямщик. Доставь, дочка… Чья сама-то будешь?

Даша. Мы-то? Мы сироты были — ничьи…

Ямщик. Не в утехе, стало быть, росла, а выросла как раз в пользу…

Арина Родионовна (ямщику). Иди, батюшка, иди к своему делу, у нас своя забота есть.

Ямщик. Забота всем полагается… А Филька ваш мошенник!

Арина Родионовна. Знаем уж, давно знаем, — к чужим мошенник, а своим слуга. Ступай, батюшка!

Ямщик. Слуга, говоришь, своим-то? Да то-то!.. А мешка у вас лишнего нету?

Арина Родионовна. Нету, нету… Ступай, тебя лошадь зовет, ишь звонит…

Ямщик. Лошадь умна, она обождет. Лошадь тварь… (Уходит).

Арина Родионовна (Даше). Глянь-ко, варежки какие я Александру Сергеевичу связала. Теплы ли будут и впору ли придутся?

Даша (примеряя варежку на свою руку). Теплы, матушка, да и впору, — а не впору, так потянутся.

Арина Родионовна. А я все сумлеваюсь… Да ты не тяни их и рукою не марай — сними прочь!

Даша. А у меня руки чистые!

Арина Родионовна. С чего они чистые? Аль ты без дела сидишь?

Прибегает Маша.

Маша. Сейчас придут… Они меня своей ручкой тронули и назвали сестрой!

Даша. О! Аль правда?

Арина Родионовна. Добр мой Сашенька-то и милостив… А ты на людях-то молчи — мало ли что!

Маша (в испуге). А я вам только сказала! Бабушка, иль опять я дурочкой стала?

Арина Родионовна. Иль ты и вправду одурела? Его, слышно, сам царь боится, а тебя он сестрой назвал — какая же ты дурочка? Тебе нельзя!