Тишина. Глубокая ночь. Звонит телефон.

Ростопчук. Лейтенант Ростопчук слушает… Генерала нет. Нет генерала! Он мне не докладывает, наоборот, я ему докладываю. Да, я старше его, но по возрасту. Ожидаю с минуты на минуту; он был только что в хозяйстве Еланина. Позвони в хозяйство Лебедева. А что у тебя? Какие люди? Сколько их? А зачем их к генералу? Мало ли что просятся… У нас с генералом еще кое-какие заботы есть… Какие заботы? Ну, разные. С немцами война, ефрейтор Никодим, наш вестовой самовар распаял, мы теперь без чая воюем, хотел его отчислить, а его контузило. Заботы хватает… Что? Ну, ладно, пусть доставят, но попозже. Генералу надо поспать. Ладно. Стукни тогда мне по этой же трубе (Кладет трубку. Идет к шкафчику. Достает флягу. Взбалтывает ее. Отвинчивает пробку). Шнапс! Уничтожить его (Выпивает. Звонит телефон. Ростопчук берет трубку). Да! Во сколько заняли? Сейчас запишу. Генералу доложили? Отлично. В четырнадцать ноль-ноль, говоришь? Ну, ясно, а в пятнадцать там еще бой шел… Да что сведения ты получил, а ты их проверил?.. Ну да, вот именно — в нуль-нуль, нули вы считаете, а на целые часы опаздываете… Да мне все ясно: вам лишь бы скорее доложить и благодарность генерала получить, а потом на грудь чего-нибудь схватить (Иронически). Нуль-нуль! (Кладет трубку).

Появляется генерал Климчицкий; он в плаще, заметно утомлен.

Климчицкий. Чаю у нас нету, самовар распаяли… Нет ли чего другого, чем оживиться?

Ростопчук. Никак нет, товарищ генерал…

Климчицкий (беря флягу, из которой выпивал Ростопчук). Тут, кажется, осталось немного… Ничего нету. А вы напрасно, Геннадий Сафронович, нажимаете по этому делу, — здоровье себе расстроите…

Ростопчук. Количество недостаточное бывает, Александр Иванович, — в таком объеме оно только лечит…

Климчицкий. Начальник штаба отдыхает?

Ростопчук. Отдыхает, товарищ генерал.

Климчицкий. Пусть отдыхает, будить пока не надо… Новых задач у нас пока нету. Командующий не звонил?

Ростопчук. Никак нет. Свободно можно отдыхать, товарищ генерал. Задач не получено, противник молчит.

Климчицкий. Свободно отдыхать никогда нельзя. У противника могут быть задачи. Я пока ложиться не буду.

Звонит телефон.

(Берет трубку). Да… Нет. Командир дивизии. А что вам нужно? Да вы говорите!.. Пропустите их ко мне! (Кладет трубку).

Ростопчук. А вы, Александр Иванович, все-таки закрыли бы глаза до утра.

Климчицкий. Впустите там людей ко мне.

Ростопчук. Зачем вам люди, товарищ генерал? Это я знаю кто — ненужные вам личности: солдат да баба от немцев прибежали. Чего на них генерала тратить?

Климчицкий. Впустите, адъютант! А то начнет: что мне надо, что не надо, и неизвестно — кто из нас генерал. Трудно иметь адъютантом умного старика…

Ростопчук (направляясь к выходу из блиндажа). Конечно, трудно: у старика-адъютанта молодым генералам учиться приходится, а учиться неохота…

Ростопчук впускает Ивана Аникеева и Любовь. Иван Аникеев вытягивается по форме; Любовь с восхищением глядит на генерала.

Климчицкий (всматриваясь в Ивана). Я тебя видел. Ты мой солдат!

Иван. Так точно, товарищ генерал. Боец четвертой роты третьего батальона четыреста пятого ельнинского полка. Самовольно явился от противника к исполнению службы, а к противнику попал без памяти от раны головы!..

Климчицкий. Понимаю, понимаю… При форсировании реки Вспольной был ранен?

Иван. Так точно, товарищ генерал. Был павшим, думал — смерть, потом сердце опять силу взяло, и я опять жить стал, обязан, товарищ генерал.

Климчицкий. Так, так…

Иван. Разрешите доложить, товарищ генерал, в дополнение…

Климчицкий. Ну давай, давай дополнение.

Иван (к Любови). Выйди вон пока, женщина, ты вольная гражданка.

Климчицкий. Говори при ней!

Иван. Справа по грейдеру, полтора километра отсюда, где как раз лесная опушка и там же балочка со старым бурьяном, там у немцев одна батарея стояла…

Климчицкий. Я это уже знаю… Ну дальше!

Иван. Разрешите доложить, товарищ генерал, вы теперь не знаете. Они нынче ночью туда вторую батарею добавили: калибр семьдесят пять.

Климчицкий. Спасибо. На карте можешь указать поточнее?

Иван. Соображу, товарищ генерал.

Ростопчук (Ивану). Иди сюда. Соображай со мной (У карты). Обожди, ты не пользуйся своим пальцем — возьми карандаш: у тебя палец сразу четыре километра накрывает…

Иван. Палец, правда, не тот.

Климчицкий. У солдата палец всегда тот (Ростопчуку). Сообщите данные на батарею.

Ростопчук. Есть, товарищ генерал.

Климчицкий (к Любови). А вы?.. Вы садитесь, пожалуйста. Разрешите спросить ваше имя, как вам удалось бежать от немцев, где вы жили в мирное время?

Любовь. Так точно, товарищ генерал!.. (Смущаясь). То есть нет…

Климчицкий. Меня зовут Александр Иванович. Называйте меня по имени.

Любовь. А я знаю.

Климчицкий. Откуда? Вы не можете знать моего имени.

Любовь. Могу, Александр Иванович… Я Любовь Кирилловна, до войны я работала директором точки Главпива РСФСР. У немцев была саботажницей земляных работ, а из плена ушла по своему желанию — и ваш красноармеец, товарищ Аникеев, перенес меня сегодня ночью через реку Моню, а теперь я не знаю, как надо жить, я отвыкла в рабстве… Я прошу вас, я прошу вас, Александр Иванович… (Все более растроганно). Я так хочу теперь жить на свете! У вас здесь так хорошо! (Осматривается в блиндаже). И странно мне, и страшно, как будто я рождаюсь снова и боюсь чего-то, и хочется мне жить; но я боюсь опять нечаянно умереть, как я долго умирала у немцев… Как я похудела там, у меня ноги стали как палочки, Аникеев правду сказал — я тонконожка, я никуда не гожусь. И мне так стыдно, что я такая стала, что я позволила себя замучить! Сердце мое тоже слабое стало, оно скучало и долго болело… Простите меня, Александр Иванович, я плохо думать стала, я неправильно себя веду…

Климчицкий. Успокойтесь, успокойтесь… Прошу вас, Любовь Кирилловна. Адъютант! Распорядитесь, чтобы Любовь Кирилловна могла поужинать и отдохнуть!

Ростопчук. Есть, товарищ генерал. Пусть она заодно и позавтракает, чтобы утром ей не беспокоиться.

Любовь. Александр Иванович, скажите мне, как дальше нужно жить хорошо, чтобы народ меня знал и любил, потому что я его люблю и хочу сделать ему что-нибудь особенное, что ему нужнее всего…

Климчицкий. Отдохните, Любовь Кирилловна. Мы вместе с вами подумаем об этом. Только вы немного ошибаетесь — вы же видите, я не учитель, я солдат…

Любовь (рассеянно). Вы солдат? А солдат — он что?.. Женщины рождают людей, а наш солдат их спасает от врага, от смерти.

Климчицкий. Совершенно точно. Наш солдат нужен народу наравне с пахарем, наравне с матерью…

Любовь. Я люблю вас. Я бы умерла у немцев, если бы вас не было.

Климчицкий. Это относится вон к Аникееву, Любовь Кирилловна.

Любовь. Я сама знаю, к кому что относится.

Климчицкий. Простите…

Ростопчук. Александр Иванович, в Москве сейчас первые петухи пропели. Генералам тоже надо спать иногда, и нашим гостям покой нужен.

Любовь. Не нужен покой. И я не к вам явилась.

Ростопчук. Ого! Ко мне бы вы совсем не явились…

Климчицкий (сурово). Адъютант!

Ростопчук. Я вас слушаю, товарищ генерал.

Климчицкий. Чаю для Любовь Кирилловны, сто граммов бойцу Аникееву — распорядитесь через вестового…

Ростопчук выходит для распоряжения и возвращается.