* * * Полгода нет Высоцкого. Его полет высок. Пощупаю висок себе — Пульсирует висок. Собранья многотомные Нетронуты в углу, И тяжесть многотонная Клонит меня к столу. Не обморочно-синее Сиянье в небесах, А облачное, зимнее Стоит в его глазах. Как на море Балтийское Осколки янтаря — Так я пошла б отыскивать Осколки января… Покуда свечка теплится На самом уголке — Не терпится, не терпится Горячечной строке. Жемчужная, ненужная Страна недалека — Когда родится вьюжная, Метельная строка! Недолга ласка царская. Но средь ночей и дней Горит строка январская Все жарче, все ясней. Трудись, рука, просись, рука! К огню тянись, рука! Родись, строка российская, Мятежная строка! Родись, строка российская, Мятежная строка. Родись, строка российская, мятежная… * * * Годовщина, годовщина! Встречи горькая причина. Наступила тишина — Помяни его, страна. Годовщина, годовщина. Ни свеча и ни лучина, Ни лампадный фитилек — В пепелище уголек. Годовщина, годовщина. Эта новая морщина На моем живет лице, Будто память о певце. Годовщина, годовщина, А тоска — неистощима. И несется над Москвой Хриплый голос твой живой. Годовщина, годовщина. Мать-страна качает сына: «Баю-баю, спи, сынок! Я с тобою сбилась с ног». Годовщина, годовщина! Города умолкли чинно. Но рыдает, как вдова, На груди его Москва. * * * Люсе Была еще одна вдова. О ней забыли. Ну, может, вспомнили едва, Как гроб забили. Она жила невдалеке, А шла в сторонке. Был уголок в ее руке От похоронки. Она привыкла и смогла С другим быть рядом. Она давно уже жила Иным укладом. Но день июльский — стынет кровь, Какой морозный. Кому бессмертную любовь В наш век бесслезный? Его отбросило волной — Ее прибило. Она была его женой, Она любила. Не приближаясь, стороной Идет по кромке. По самой кромке от взрывной Его воронки. Была еще одна вдова В толпе гудящей. Любовь имеет все права Быть настоящей. Друзья, сватья и кумовья — Не на черта ли? А ей остались сыновья С его чертами. * * * Кого-то святость увела. Кого-то позвала чужбина. А скольких сытость отняла! А скольких сытость погубила! Живут, до времени робки, Живут, до времени невинны, Пока невидимы куски, Пока куски не очевидны. И до доски до гробовой Танцуют возле каравая! Но от тоски от мировой Война возможна мировая. Солдаты этой мировой В поход идут не из-под палки. Бегут в атаке лобовой, Друг друга топчут — и не жалко. Кого-то святость увела. Кого-то позвала чужбина. А скольких сытость отняла! А скольких сытость погубила… * * * Давно забыть тебя пора, А сердцу хочется иначе! Подружка юности, сестра, Я о тебе поныне плачу. Тогда сошла на землю мгла, Был одинок мой зов напрасный К тебе, которая смогла Забыть меня в мой день ненастный. Как отсеченная рука Болит и ноет в месте жеста, В душе моей саднит пока Твое пустующее место. Была как яблоко смугла, Была как облако прекрасна — Все ты, которая смогла Забыть меня в мой день ненастный. Немало дней прошло с тех пор, Когда душа любила душу. Ты нарушала уговор — Ну что ж, и я его нарушу. Я знаю все твои дела, Твой путь — прямой и безопасный. Ты — та, которая смогла Забыть меня в мой день ненастный. Ни слова больше о тебе. А позабыть смогу едва ли. Ты по моей прошла судьбе, Но, слава Богу, лишь вначале! Когда бы юность не зажгла В груди моей тот свет бесстрастный То ты бы снова предала В мой черный день, В мой день ненастный. |
