* * * Что рокочет, грохочет, гудит, Будто молот кузнечный? Ученик чародея чудит, Ученик вековечный. Он заветный открыл фолиант, Он запреты нарушил. И чистейшей любви бриллиант Между строк обнаружил. Он несчастные шепчет слова, Чертит странные знаки. И крылом ему машет сова, Проплывая во мраке. То он в книгу опять поглядит, То на пальцы подует. Ученик чародея чудит, Он впервые колдует. Час-другой на твое баловство И — подвинься в сторонку. И глядит чародей на него Сквозь печную заслонку. И хотел бы щадить — не щадит, К черным чарам привычный. Еще самый чуток погудит Ученик горемычный. * * * Мне другую ночь не спится. Невеселые дела! То ли кошка, то ли птица, То ли женщина была? То она в окно глядела, То, забившись в уголок, После плакала и пела Или билась в потолок… Я подумал: если баба, Для чего ей два крыла? А если птица — то она бы Улететь вполне могла. Но ходила у окошка И лежала у огня То ли птица, то ли кошка, То ли баба у меня… Если птица — не годится Ей стирать и убирать: Надо же собой гордиться, Птичью гордость не терять. Но если вовсе ты не птица И живешь в моем дому — То зачем в окошко биться И кричать, и петь — к чему? А она не только пела. Ясно помню: по ночам Все она в огонь глядела — Жарко делалось очам. Но если ты — породы дикой, Для чего тебе крыла? Ты — царапай, ты — мурлыкай! А она вот не могла. И однажды поздно ночью Растворил я ей окно. Ну, раз она свободы хочет, То добьется все одно. И — шагнула на окошко. И — махнули два крыла. То ли птица, то ли кошка, То ли женщина была?.. Сливы А. Додэ
Перевод с французского В. Долиной. Хотите знать о любви одной, Где сливы были всему виной? Я по секрету вам расскажу об этой любви одной. Любовь обычно приходит во сне. Во сне пришла она и ко мне. Но странную шутку сыграла со мной: Сливы были всему виной. Мой дядя имел превосходный сад, А также прелестную дочь. Мы, стало быть, были сестра и брат. Мой дядя имел превосходный сад, Где птицы свить гнездышко были не прочь И пели порой не смолкая всю ночь… Мой дядя имел превосходный сад, А также прелестную дочь. Однажды утром мы вышли в сад С милой кузиной моей. Как было тихо там и свежо, Когда мы с ней вышли в сад. И было нам хорошо до слез, А воздух дрожал от крыльев стрекоз — Совсем как в раю — ей-ей. Мы вышли с кузиной моей. Мы шли, а сквозь листья струился свет… И сливы она увидала в лорнет. От фруктов всегда жди бед! Мы шли, и струился свет… Слива совсем невысокой была. Кузина ее без труда отрясла… Мы шли, а сквозь листья струился свет, И тут как на грех — лорнет. Сливу она надкусила слегка, С другою ко мне протянулась рука. Ах, как эта слива была сладка, Надкушенная слегка. Я видел, как зубки на коже плода Оставили два чуть заметных следа, Я вспомнить могу и теперь без труда Тот след от зубов, что увидел тогда… Вот все что случилось со мной тогда. Но это было как с неба гром. Ах, знать бы все, что потом узнаём… Но это все что случилось тогда. И сам не свой от любви и стыда Вкусил я от кромки того следа — И было это как с неба гром, Все что случилось тогда. Сударыни! О любви одной, Где сливы были всему виной, Я вам рассказал сейчас. О странной любви одной. Но если охотницы среди вас Найдутся иначе понять рассказ — Так, значит, не знали они ни одной Любви, где были бы сливы виной. * * * Птица-муха, птица-муха любит птицу-мотылька. У ней сердце бьется глухо, да еще дрожит слегка. Птица — божия коровка, разноцветные крыла, Ты вчера легко и ловко все что было — отняла. Птица-муха, птица-муха любит птицу-мотылька! У ней в сердце зло и сухо. Злость, и сухость, и тоска. Та, другая, кружит танец над жасминовым кустом. У нее на крыльях глянец, у ней молодость притом… Птица-муха, птица-муха молчалива и бледна. И за что ей эта мука невозможная дана? .. О, не трогайте знакомых, бойтесь ближних укорять! Песнь из жизни насекомых — им-то нечего терять. * * * Друг мой, душевнобольной, Говорил мне о чаще лесной. Говорил о выси небесной, Говорил о мысли чудесной И о радости неземной. Он говорил мне: «Тиль! Мне не нравится весь ваш стиль. На каком огне вы сгорите? То ли вы со мной говорите, То ли вы — за тысячу миль». Друг мой, душевнобольной, Говорил мне о славе иной. Говорил мне о ясной дали, Говорил о светлой печали, Обо мне говорил со мной. Друг говорил со мной: «Вы не венчаны, Тиль, с женой. Мы один раз живем на свете, — Ну зачем, чтобы ваши дети Были славны славой дурной?» Друг мой, душевнобольной, Обо мне говорил со мной. Говорил об отце и сыне. Говорил о судьбе и силе. О моем родстве с сатаной. Говорил за моей спиной… Но слова его — тишиной Для моих ушей раздавались, Ибо два крыла раздувались Белым парусом надо мной… |
