Он целует меня, обнимает.

С полуслова меня понимает.

Он в глаза мне глядит так тревожно,

Что ответить ему невозможно.

Я от этого взгляда теряюсь,

Я сбиваюсь, и я повторяюсь,

Если ж я замолчу понарошке —

Он щекою прижмется к ладошке.

Провожает меня и встречает.

Излучает тепло, источает.

Будто в чем-то дурном уличенный,

Он стоит предо мною смущенный…

Только с ним становлюсь настоящей,

Ничего от себя не таящей.

Вдруг со всеми делами управлюсь,

И сама себе даже понравлюсь!

Он положит мохнатую лапу

И потушит настольную лампу,

Приглашая меня на прогулку,

И пойдем мы с ним по переулку…

Он целует меня, обнимает.

С полуслова меня понимает.

По ночам ему, видимо, снится,

Что нам с ним удалось объясниться…

В этой маленькой квартирке

Есть помада и духи,

И веселые картинки,

И печальные стихи.

Тютчев пишет на конторке,

На доске — Мижуев-зять.

Ни фанерки, ни картонки —

Просто неоткуда взять.

В этой маленькой квартирке

Все мы соединены —

Все четырки, растопырки,

Вертуны и болтуны.

В Лутовинове — Тургенев,

И в Карабихе — поэт.

Я не гений. Нету геньев!

Прежде были — нынче нет.

Из русалок — да в кухарки?

Вот я челкою тряхну…

Берегись меня, жихарки —

Всех за щеку упихну.

Чехов в Мелихово едет.

Граф гуляет по стерне.

Только мне ничто не светит!

Скоро я остервене… —

Южный ветер дунет в ухо:

Ничего, мол, ничего!

Продержись еще, старуха!

И осталось-то всего…

Этот сумрак прокопченный,

Пропеченный утюгом… Д

нем и ночыо муж-ученый

Ходит по цепи кругом.

У людей — галдеж,

у людей — балдеж,

и в прихожей — гам, суета.

А у меня — падеж,

у меня — падеж

ежедневный падеж скота.

Не живет мой скот,

не окот, бойкот,

и темны мои небеса.

То козленочка,

то ягненочка,

мне мерещатся голоса.

Кто-то парит жир,

кто-то варит сыр,

подрумянивает антрекот.

Если так пойдет,

весь мой скот падет,

весь мой мелкий рогатый скот.

У людей — балдеж,

у людей — галдеж,

молодежь ликует с листа.

А тут — куда пойдешь?

Ежели падеж,

ежедневный падеж скота.

Я вчера была свободна,

А сегодня занята.

Но свобода — неудобна,

А удобна суета.

Суета сует? Ну что же,

Это на меня похоже…

Я мечусь, я на пределе,

Злюсь, молюсь — и я при деле.

Завтра буду посвободней,

Сяду в кресло поудобней…

Жизнь моя! Ты мне угодна

Тем, что так ты неудобна.

Никуда отсюда не деться!

Время мчится, как лихой всадник.

Я тоскую о тебе, детство,

Как тоскует о тебе всякий.

Вот иду той же аллеей

И сама с собою толкую.

Ни о чем я не сожалею,

Но тоскую, тоскую!

А на даче спят два сына.

Я читала о таком, помню!

Но не думала, что так сильно,

И не думала, что так полно…

Помнишь белку в колесе? Белке

В клетку кинули орех грецкий.

Не прощу себе свой грех мелкий,

Но прощу себе свой страх детский.

Вот заветное скоро место.

Я тропинок не забывала.

Здесь лежит мое королевство!

Я сама его зарывала.

Не глядеть назад — лучший принцип

И от муки верное средство.

Но, наследные мои принцы,

Что получите вы в наследство?

И подумалось без кокетства:

Все, что ни было со мной, — важно.

Я тоскую о тебе, детство,

Как тоскует о тебе каждый.

Неразрывные твои сети!

Невозможное мое бегство…

Там, на даче, спят мои дети.

Там, на даче, спит мое детство.

Повторяю опять и опять,

Говорю, не боясь повториться:

Здравствуй, доброе племя опят,

Что на время в лесу воцарится!

Желтый гвоздик, мой бедный дружок!

Пограничник ушедшего лета…

Твой отчаянный в осень прыжок —

Как нечаянный возглас поэта.

Всякий гриб среди белого дня

Хочет облик принять неприметный.

Ты стоишь среди целого пня —

Простодушный такой, многодетный!

На грибном на коротком веку

Нужно мужества тяжкое бремя,

Чтобы бросить под нож грибнику

Все свое малолетнее племя.

В разговоре об этом грибе

Я еще не поставила точку…

Можно кучей погибнуть в борьбе,

Только чтобы не жить в одиночку.