На этот шум народ слетелся как мошкара на свет. Люди в Госдепартаменте воспринимали разбитый унитаз как желанную возможность отдохнуть от международных проблем.
— Что случилось? — спросил кто-то из вновь подошедших.
— Охранник разбил писсуар, — ответил ему стоящий рядом министр.
— Почему вы думаете, что это сделал он?
— Я слышал, кто-то клялся, что охранник не виноват.
Охраннику было дано распоряжение стоять у дверей и пропускать в зал строго по списку. У него был значок и пистолет на ремне, а до пенсии оставалось целых пятнадцать лет. Однако, услышав, что кто-то из начальства указывает на него и грозно вопрошает: «Зачем он это сделал?», охранник не выдержал. Подергав для верности запертую дверь, он решительно зашагал к собравшейся толпе, чтобы посмотреть, кто там возводит на него напраслину. Служба у него не такая, где требуется безупречность исполнения, важно не делать ошибок. И если кто-то обвиняет его в каком-то нарушении, надо немедленно это обвинение опровергнуть.
Когда он пробрался в середину толпы, взору его предстала груда обломков писсуара на полу и над ней — заместитель госсекретаря по делам Африки, заявляющий, что он этого так не оставит.
А Римо тем временем, надавив на дверной замок в том месте, где он держался слабее всего, сфокусировал на нем всю силу и выдавил его. Пятясь, он вошел в затемненный зал со словами:
— Сюда нельзя, посторонним вход воспрещен! — Он прикрыл за собой дверь и, повернувшись лицом к залу, объявил:
— Все в порядке, я никого не впустил. Пусть подождут.
В зале было темно, только высоко, под самым потолком, светился небольшой экран. К нему не тянулся световой луч, и Римо понял, что это теле-, а не киноэкран.
— Подождите пока там! — крикнул Римо, на ощупь отыскивая для себя место.
Большой телеэкран показывал фотографию корабля. В кадре не было ни одного предмета для сравнения, и определить размеры судна Римо не мог. Это был явно не парусник, так как парусов и мачт на нем не было; это, видимо, был и не авианосец, так как на тех бывают большие ровные площадки.
Должно быть, это судно для перевозки, например, бананов, заключил он.
Его сосед слева, видно, ел рыбу на ленч — от него несло жареной рыбой и луком.
— Теперь вернемся к возникшей угрозе, — сказал кто-то находящийся у экрана. Голос явно принадлежал англичанину. — Кто из вас не прошел инструктажа в Министерстве военно-морского флота?
— Я не прошел, — отозвался Римо.
— Прелестно! У нас уже нет времени возвращаться к вопросам истории.
— У меня время есть, найдете и вы.
— Видите ли, нам всем очень некогда. Если не возражаете, сэр, я мог бы проинструктировать вас индивидуально, после завершения этой встречи.
— Я не собираюсь выслушивать что бы то ни было после завершения чего бы то ни было. Просто расскажите мне, что здесь происходит, и я уберусь отсюда. Здесь плохо пахнет!
— Вы, насколько я понимаю, американец?
— Как в воду глядели, — сказал Римо.
У экрана произошла небольшая заминка, после чего англичанин сказал:
— Извините, джентльмены, только что получено сообщение, что мы должны подождать человека, который войдет при выключенном свете. По-видимому, он не хочет, чтобы его разглядели и запомнили. Я могу приступить к рассказу об опасностях, которые таит в себе этот корабль, а тем временем опоздавший подойдет.
— Опоздавший ухе подошел, — сказал Римо.
— О, так это вы?
— Нет, это моя мама. Давай дальше, парень! Так что там с этим корабликом?
— Этот «кораблик», как вы изволили пошутить, является величайшим судном в истории кораблестроения. Когда оно плывет по океану, его нос может оказаться в одном течении, а корма — в другом. Можно без преувеличения сказать, что, пересекая Атлантику, оно может оказаться в трех климатических поясах одновременно. Оно снабжено атомными двигателями, а его гребные винты больше, чем парусная яхта класса "А".
— Теперь понятно, — сказал Римо, не имевший ни малейшего представления о парусниках класса "А".
Он начинал подозревать, что «наверху» опять что-то напутали. Вот он сидит и смотрит на корабль, корабль этот большой, ну и что? Он слышал вокруг себя речь на разных языках и понимал, что здесь присутствуют не только американцы. Но он не мог понять главного: зачем здесь сидит он сам? Есть ли здесь кто-то, кого он должен увидеть и запомнить, а потом убрать? Существует ли какой-то четкий план, конкретный замысел, в который он должен проникнуть?
Поблизости кто-то закурил. В помещении и без того было душно от потных человеческих тел.
— Бросьте сигарету, — сказал Римо.
— Сначала извинитесь за свой тон! — потребовал резкий гортанный голос.
Папироса продолжала дымить. Римо выхватил изо рта соседа тлеющий окурок и бросил на пол. Тот хотел было зажечь другую сигарету, но Римо отобрал у него зажигалку. Оратор у экрана говорил о том, как важно объединить усилия, чтобы предотвратить международную катастрофу, когда его внимание привлек конфликт в заднем ряду.
— Мы собрались здесь, чтобы спасти планету, — с укором сказал он в зал. — Что происходит?
— Он первый начал, — сказал Римо.
Его сосед заявил, что ничего не начинал. Он — руководитель албанской контрразведки и не мог ничего начать.
— Нет, начал! — упорствовал Римо.
— Джентльмены! Всего лишь через месяц представители наций мира вручат нам свои жизни, доверяя нашему искусству и способности их защитить. Мир ожидает, что мы выполним свой долг. Неужели надо напоминать, что мы должны действовать в духе сотрудничества? Мы собрались здесь не для того, чтобы заработать политический капитал; мы должны гарантировать сотням съехавшихся со всех концов мира делегатов и тысячам людей из обслуживающего персонала, что они не пойдут ко дну. Джентльмены! Наша задача проста — предотвратить величайшую в истории планеты морскую и дипломатическую трагедию, трагедию, которая вполне может привести к третьей мировой войне. В свете этого я прошу, убедительно прошу преодолеть ваши несущественные разногласия. А теперь я хочу услышать серьезное и обдуманное разъяснение инцидента в заднем ряду.
Глава албанской контрразведки заявил, что в интересах международного сотрудничества он впредь воздержится от курения в зале.
— Вот видите? — сказал Римо. — Я же говорил.
Но тут встал человек, назвавший себя сотрудником американских секретных служб. Он заявил, что этот американец не выражает позиции Соединенных Штатов, и принес извинения Албании за его грубость. Албанцы их приняли. Раздались жидкие аплодисменты.
Римо фыркнул.
Англичанин, представившийся помощником руководителя британской службы безопасности, продолжал:
— По-видимому, все уже знают, что этот корабль, пока называемый просто «242», скоро переименуют в «Корабль Наций», и он станет постоянным плавучим домом для ООН.
— Я этого не знал, — перебил его Римо. — ООН что, съезжает с Нью-Йоркской квартиры?
Оратор сделал паузу, затем издал легкий смешок.
— Очень остроумно! — сказал он.
— Нет, я не шучу, — сказал Римо. — Я в самом деле не слышал об этом. Вы хотите сказать, что ООН покидает Нью-Йорк?
— Да, сэр. Именно это я и сказал.
— Держу пари, что нью-йоркцы чертовски этому рады, — сказал Римо.
— Они-то, возможно, и радуются, но мы — заведомо нет. Все мы, а здесь собрался цвет мировой разведки, оказались в беспрецедентной ситуации. По сути дела, нам придется надзирать за собственным начальством. Положение более чем деликатное. В наш век терроризма корабль станет огромной мишенью. Это неслыханная опасность. Может кто-то из вас представить себе, что произойдет, если корабль утонет вместе со всеми дипломатами?
Римо поднял руку.
— Слово имеет американец, — сказал человек у экрана.
— Могу вас заверить, что ничего страшного не произойдет, — сказал Римо. — Дипломатов у нас хоть пруд пруди. Они всегда под рукой. Некоторые говорят, что, мол, полицию и солдат заменить нетрудно. Но давайте посмотрим правде в лицо: полицейского или солдата еще надо обучить, его подготовка требует времени. А дипломаты? Откуда они берутся? Поговори как надо с кем-нибудь в Москве или проведи кампанию сотрудничества в Штатах — и все дела. Бывает и так, что надо просто сбыть кого-то с рук и заслать куда подальше, с глаз долой. А вы говорите — дипломаты! Проку от них никакого, а мы их охраняй! Я считаю, что беспокоиться тут не о чем.
