– Давай, Георгий! Не затягивай. Надоест же всем! Видишь, уже и сейчас не так принимают! Я пошёл?
– Согласен, Филиппок, иди, заказывай! Не одним же лауреатам петь!
Филипп подошёл к Елене Максимовне, сказал ей что-то. Она замахала ладонями – «всё, всё, время кончилось. У нас же всё расписано! Скоро наступит время концерта моряков. Всё, мы конкурс заканчиваем». Филипп настойчиво что-то доказывал.
– Время конкурса у нас подошло к концу, – обратилась Елена Максимовна к зрителям. – Но вот тут товарищ настаивает еще на одном выступлении. Разрешим? Хорошо. И на этом закругляемся. Будем подводить итоги. Ну, где вы, Георгий Краснопёров? Выходите!
Георгий вышел. Его встретили слабым похлопыванием ладонями уставших уже гостей.
– Ну, Георгий, что петь будем?
– Елена Максимовна. А можно спеть не под оркестр, а под рояль? С вашим аккомпанементом? Вы так замечательно играли!
– Господи, мы еще и «с претензиями». А что петь будем?
– Для начала романс. «Калитку».
Лишь только вечер затеплится синий
Лишь только звёзды блеснут в вышине.
Зал притих. Елена Максимовна тихо, очень тактично вступила в сопровождение музыкой.
А Георгий пел – вполголоса, проникновенно Отвори потихоньку калитку И войди тихо в сад словно тень Не забудь потемнее накидку Кружева на головку одень Зал взорвался! Сонливой усталости как не бывало. Многие встали, поднялись со своих кресел. «Ещё! Ещё! Бис!» – Ну что, Елена Максимовна? Можно?
– Георгий! Да пой хоть весь вечер. Раз люди просят. Что ещё?
– А можно теперь с оркестром? Неаполитанскую. «Скажите девушки».
Очей прелестных Огонь я обожаю Скажите что иного Я счастья не желаю Голос звучал чисто, мягко, без напряжения. Женщины в зале улыбались, качали лёгкими головками в такт музыке, оркестр наслаждался, импровизируя в музыкальных паузах, всё слилось в единое звучание, в единое исполнение.
Последнюю музыкальную фразу Георгий выдал на высокой ноте, с задержкой голоса в конце фразы и мягко закончил вполголоса.
В зале поднялись все. Гости теплохода аплодировали Георгию стоя. Никто ничего не кричал. Просто, стояли и молча аплодировали. Из дверей кухни, технических помещений высыпали официантки, работницы кухни в белых халатах, повара, сгрудились у дверей, радостно улыбаются, аплодируют.
– Ну что, Георгий? Люди просят еще!
– Хорошо. Украинскую. И снова под рояль. Можно?
– Да что уж теперь! Теперь разве откажешься! Теперь всё можно!
Дывлюсь я на нибо Тай думку гадаю. Чому я нэ сокил, Чому нэ литаю?
И снова зал притих, оцепенел, вслушивается, всматривается, впитывает в себя песню, музыку, голос.
Тай ласки вид соньця, Вид зирок проохать, Тай в свити ясному Сэбэ показать.
Тут уж Георгий голоса не жалел, выдал концовку в полную силу.
Зал громыхнул аплодисментами и затих. Все уставились на Георгия, ожидая каких-то фраз, слов, приветствия. Все ожидали пояснений «знаменитости», вот, мол, приехал к вам «инкогнито», приехал отдохнуть, не хотел «светиться», отдохнуть хотел, но теперь то, что уж теперь делать, теплоход, закрытое пространство, теперь, мол, и «открыться» можно. Все ждали имени.
А Георгий спокойно сошел со сцены и ушел к своему столику.
Подошла Елена Максимовна.
– Георгий, вас просят на сцену. Моряки приз вам вручить хотят.
– Да что вы, Елена Максимовна, какая сцена, какие призы.
Не хочу я ничего этого!
– Да нет, пройти всё же придётся.
– Да никуда я не пойду!
– Товарищи! Наш победитель конкурса застеснялся. Не идёт на сцену, не хочет приз получать.
– Не застеснялся, а не хочу! Не считаю себя самым достойным! Вот, лучше девочкам подарите. За их «Черемшину». Это исполнение, так исполнение!
– Хорошо! Давайте обратимся к зрителям, раз он нашему «Жюри» не доверяет! Зал! Ответьте. Кому вручим приз – «Черемшине» или Краснопёрову?
Все отдыхающие встали из-за своих столиков.
И на едином выдохе, по слогам – Крас-но-пе-ро-ву-у!
– Ну, убедился? Еще сомнения есть? Хорошо, раз не хотите выходить на сцену – вручим наш первый приз победителю здесь, за столиком. Георгий, вы кто по профессии? Что не певец, я это вижу. Слышу. Вы кто?
– Да, Елена Максимовна, я не певец, я горный инженер.
– Вот так вот, дорогие друзья! У нас снова – горный инженер. У нас новый Соловьяненко!
– Ура-а-а! – зашумел зал. Им бы только повеселиться!
– А почему вы решили, что я не певец?
– У вас дар божий. Но вы не профессионал. Голос у вас природный. Но не поставлен. Поставь вам голос – знаете, кем бы вы сегодня были? А сейчас вы просто любитель. – Филиппок подставил кресло, Елена Максимовна присела к столику, отпила глоток шампанского. – Похоже, Георгий, вы обокрали себя. Обокрали и людей, лишив их высочайшего наслаждения необычайно красивым голосом. Красивым тембром. Красивым исполнением. Вы талантливы. Но не профессионал. Правда, время ваше еще не упущено. Пока не упущено. Вы можете и сейчас радовать людей своим голосом. Хотите петь профессионально?
– У вас что, есть предложение?
– Да! Я приглашаю вас к нам в Консерваторию. И не только учиться. Учиться с пацанами вы же не захотите. Постесняетесь.
Нет, мы с вами будем работать! Мы с вами будем учиться, но в работе. Петь на сцене и параллельно учиться! У вас получится, я в этом уверена.
– Дорогая Елена Максимовна! Еще в 1957 году, после Всемирного фестиваля в Москве, точно такое же предложение сделал мне профессор Московской консерватории Геннадий Васильевич Вишневецкий. И я отказался. А мне было тогда двадцать лет! Сегодня мне за тридцать. И вы хотите, чтобы я начал всё снова, с нуля, с самого начала?
– Вы что, пели на Фестивале в Москве?
– Да. В составе Мужского хора Свердловского Горного института. Насмотрелся я там, на артистов этих! Нет, лучше уж я буду инженером. Горным. Золото добывать буду!
– Господи! Это же просто ужасно слушать то, что вы говорите, то, что вы делаете. Вы хоть немного представляете себе судьбу вашего голоса? Да вы же просто преступник! Вы украли свой голос у людей, у человечества. До конца дней своих будете вы услаждать родных, близких, случайных знакомых своим голосом, пока не потеряете его совсем. Будете удивлять случайных слушателей, но петь, петь по настоящему – вы не будете никогда. Вы обокрали себя, обокрали людей, вы нарушили Божье предназначение вашей земной жизни – петь!
– Да что вы такое говорите, Елена Максимовна! И что вы на меня так обрушились! Уж лучше бы я и не выходил на вашу сцену.
Елена Максимовна резко поднялась и ушла от них, от их столика.
Филипп было возмущённо поднялся и предложил уйти в другой Бар, но друзья остались сидеть за столиком и вскоре Елена Максимовна с моряками снова подошла к их столику, подошла, чтобы вручить Георгию заработанный им приз – точную копию теплохода «Тарас Шевченко». Их окружили отдыхающие, туристы, поздравили Георгия долгими аплодисментами. Филипп снова пригласил Елену Максимовну присесть к их столику.
Она села, выпила бокал шампанского и вдруг резко выговорила Георгию, глядя прямо ему в лицо, в глаза, при всех!
– Да! Уж лучше бы ты не выходил сегодня на сцену! Ты даже не представляешь, как нам, педагогам, обидно, когда мы встречаем талант. Но талант загубленный! Самим владельцем, обладателем голоса загубленный! Вот так и сейчас, сегодня, я услышала голос, но голос уже испорченный, потерянный, «загубленный». Тобой загубленный, хоть и взрослым уже, а всё равно – несмышлёнышем…
– Да что вы, в самом деле, Елена Максимовна! Как загубленный? Кто загубленный? Да если хотите знать – я никогда и не хотел, не собирался быть певцом! Не хотел и не хочу зависеть от голоса, от публики, от успеха – то ли понравишься, то ли не понравишься, то ли возьмёт тебя какой-нибудь «кретин» на гастроль, то ли обойдёт своим вниманием. Нет, не для меня всё это.
