Смит улыбнулся грустной улыбкой.
— Я все это уже проходил, несколько раз. Еда — это не проблема.
— Да я тоже, черт возьми, не волнуюсь о зиме. Я приведу в порядок одну из этих старых руин и устрою там уютную пещеру, запасу там достаточно можжевельника и пиний, чтобы встретить во всеоружии любой буран. Когда эти «члены комитета бдительности» смоются отсюда, я заберу мой рюкзак с теплыми вещами. Не о чем волноваться.
— Да, это не зима.
В наступившей тишине они лежали на скале, глядя на врагов. Спать днем, двигаться ночами. Но голод урчал у них в желудках. Обе фляги снова опустели. Хейдьюк, до смерти утомленный своими ранами и бинтами, весь в лохмотьях, оставил с собой только нож, револьвер, ружье и веревку, несколько спичек в кармане. Смит похудел, осунулся, выпачкался, очень скучал по дому и начал ощущать свой средний возраст.
— Ты думаешь, я остаюсь один? — сказал Хейдьюк.
— Да.
— Думаешь, я не вынесу одиночества?
— Это может быть трудно, Джордж, — пауза.
— Может ты и прав, посмотрим, — Хейдьюк потер на шее комариный укус, — я хочу попытаться. Ты знаешь, есть что — то, что я всю жизнь хотел сделать. Я хотел жить один, вне цивилизации, — он погладил приклад ружья. Коснулся рукоятки. — Я думаю, с нами все будет в порядке, может быть, черт побери, все будет нормально, Редкий. И когда-нибудь, следующей весной, я приду к реке и навещу тебя. Или твою жену. Ты, вероятно, будешь в тюрьме.
Смит улыбнулся бледной улыбкой.
— Всегда тебе рад, Джордж. Если меня не будет, ты можешь помочь с детьми и домашними делами, пока Сьюзан будет водить трактор. Чтобы была какая — то жизнь в этом старом доме.
— Я думал, ты не собираешься заниматься сельским хозяйством.
— Я речной гид, — сказал Смит, — лодочник. Ранчо, это то, что называется социальное страхование. Сьюзен хорошо разбирается в фермерстве, я не особенно. Как бы там ни было, я бы хотел побыть там несколько дней.
— Там тебя уже будут ждать.
— Всего несколько дней. Потом, возможно, я загружу одну из лодок и спущусь по реке, пока не найду тебя. Через несколько недель. Я привезу тебе арбузов и газет, чтобы ты прочел все о себе.
— Как насчет твоей другой жены?
— У меня три жены, — с гордостью сказал Смит.
— Что с ними?
Смит задумался.
— Сьюзен — единственная, кого я хочу видеть, — он посмотрел на восток, где светало, — надо прятаться, Джордж, и поспать. Наши друзья скоро примутся нас искать.
— Я до чертиков проголодался.
— Мы оба, Джородж, но надо прятаться.
— Если бы был какой-нибудь способ увести этих ребят из лагеря. Чем-то отвлечь хоть на несколько минут, пробраться туда и вырыть тайник…
— Давай отдохнем, Джордж, а потом подумаем об этом. Дождемся дождя.
Они прошли пятьсот ярдов назад в темноту Финз, ступая по скалам, не оставляя следов, и легли под глубоким карнизом, укрытым обломками камня, найти это место можно только подойдя вплотную. Урча и бормоча, с болью в желудках, слабые от недостатка пищи, с сухими от жажды глотками они пытались заснуть, и через некоторое время им удалось задремать, полуспя, полубодрствуя, вздрагивая от кошмаров, постанывая.
Далеко над плато, в трех тысячах футов сверху, молний освещала пинии, и раскаты грома прокатывались через каньоны, сквозь облака, врываясь в тяжелую тишину сумрачного рассвета. Несколько капель упал на скалу возле их убежища, оставив темные следы, которые быстро исчезли, испарившись в сухой воздух. Смит, скорчившийся на боку, забылся глубоким сном.
Хейдьюк размышлял, мечтал и не мог уснуть. Слишком устал, чтобы спать. Слишком голоден, зол, возбужден и напуган, чтобы спать. Ему показалось, что осталось только одно препятствие между ним и зимой и осенью в пустыне внизу в Мейз, там, где он в конце концов потеряется, забудется навсегда, станет настоящим хищником, чья жизнь направлена на выживание и ничего больше, ничего кроме ясной, трудной и яркой игры. Весь этот мир, думал, или, скорее, мечтал он, конечный мир мяса, крови, огня, воды, скал, дерева, солнца, ветра, неба, ночи, холода, рассвета, тепла, жизни. Эти короткие, грубоватые и непреодолимые слова символизировали для него почти все, что, как ему казалось, он потерял. Хотя, наверное, нет. И одиночество. Одиночество? Неужели это все, чего он должен бояться? Но оставалось еще одно препятствие: вражеский лагерь в Лизард Рок, на месте его тайника.
Вспышка внезапного света проникла сквозь закрытые веки. Беспокойство. Затем последовали яростные удары грома, рев, как будто небо раскололось пополам. Ядра пушек, бомбардирующие камень. Еще одна бело — голубая вспышка, обжегшая стену каньона. Проснувшийся Хейдьюк ждал удара, считая секунды. Одна, две… Ба-бах!
Это было рядом, две секунды, около двухсот двадцати футов. Стена дождя обрушилась на них, сияя как бисерная штора за балконом уступа. Он повернулся посмотреть на Смита, чтобы поговорить с ним, но сдержался.
Старик Редкий Гость лежал на боку и спал, несмотря на гром (знакомый и возможно успокаивающий звук для него), голова лежала на руке, улыбка проносилась на его невзрачном лице. Этот сукин сын улыбался. Хороший сон. Он выглядел таким безмятежным в этот момент, таким беспомощным и счастливым, что Хейдьюк не смог побеспокоить его. Он подумал — зачем его вообще будить? Все равно нам надо прощаться, а Хейдьюк ненавидел прощания.
Он снял ботинки, вывернул носки, погладив горячие пятна на ногах. Нет смены носков, нет присыпки для ног, нет ванны, эти ноги должны потерпеть еще несколько часов, пока мы не откроем тайник. Он снова надел носки и ботинки. Снова молнии, барабанные раскаты, скатывающиеся по скалам. Хейдьюк нашел временно стимулирующий эффект. Добавка сил. Дождь обрушился, как водопад. Отлично, именно то, на что они так надеялись.
Хейдьюк застегнул ремень ружья и кобуру от револьвера, повесил ружье и веревку на плечи, взял одну из оставшихся пустых фляг и выполз наружу. Дождь барабанил по его голове и плечам, стекал с козырька кепки на кончик носа, он заставил себя рысью побежать вверх. В сером свете, озаряющемся время от времени вспышками молний, Финз выглядели как старый кубок, четыреста футов стен из мокрого серебра, громоздились в дымке, истекали водой.
Он встал на несколько минут посмотреть на мир, значительно меньший, чем раньше, со зловещими каменными формами, стоящими в простыне дождя, стены плато терялись во мраке, Лизард Рок больше не был виден. Но он знал дорогу. Натянув кепку сильнее, он побежал в грозу.
Смит не удивился, проснувшись и не найдя своего приятеля. Не удивился, но слегка огорчился. Хотя бы сказал «до свидания» (да пребудет с тобой Бог), «прощай», или просто «пока», старый друг, пока мы снова не увидимся. На реке, возможно. Или в Аризоне во время славного конца кампании, когда будет разорвана, убрана, снесена эта плотина Глен Каньона. Мы никогда не соберемся вместе по этому поводу.
Смит просыпался медленно, не спеша. Нечего спешить, раз Хейдьюк ушел. Дождь лился постоянно и монотонно за кромкой карниза, струйки воды сочились в пещеру, затекая под его плечо. Проснулся он от воды, а не от дождя или молний. Переползая в сухое место он обнаружил отсутствие Хейдьюка, вместе с его пожитками, и без удивления, но с чувством потери, осознал, что он, Смит, остался один, с его точки зрения. Ну, как и Хейдьюк, он воспользуется дождем по максимуму. Надо обойти поисковиков и спасателей, пойти по дороге до Золотой Лестницы, подняться до Дороги Флинта до Края Земли, Пещеры Флинта, Источника Флинта, затем легкий десятимильный переход на равнину, через лес к Источнику Френчи, и еще одному тайнику с едой. Сейчас ему нужна была еда. Говядина, бекон, фасоль, печенье, сыр, и он будет готов к шестидесятимильному маршу домой, к Зеленой реке.