Мужчины внизу, остановленные еще одним препятствием на дороге, смотрел вверх, на осыпь. Кто спрятался за своими машинами, а кто стоял, увертываясь от камней. Большинство камней благополучно прокатились мимо, не задев никого из них. Но валун — дедушка, валун Хейдьюка, катившийся прямо вперед, угодил прямо в ведущую машину — епископа Лава. И остановился. Раздался страдальческий скрежет стали, и Блейзер, разбрызгивая во все стороны жизненные соки — масло, бензин, смазку, охладители, кислоты из батарей, жидкость для мойки ветрового стекла, тормозную жидкость, — осел и исчез под немыслимой мощи ударом, — колеса в разные стороны, корпус расплющен, как панцирь жука. Драгоценные жидкости вытекали из раздавленных останков, пятная дорогу. Валун остался на месте, придавив скелет машины. На покое.

Погоня была задержана, по крайней мере, на машинах; валун и обломки епископского Блейзера перекрыли дорогу. Хейдьюк, в восторге глядя вниз сквозь завесу пыли, видел блеск оружия, вспышки стекол биноклей, движение мужчин.

Было самое время ретироваться. Припадая к земле с внутренней стороны дороги, он направился вверх, за отдаленным гудением грузовика Смита, таща за собою железный брус, давясь смехом всю дорогу до самой вершины горы. Там ждал его Смит.

Они уселись на кромке уступа, болтая ногами над 150-футовым обрывом, и наблюдали издали за отходом Команды розыска и спасения. Когда все отбыли, они отпраздновали победу пинтой виски — «Джим Бим, которую Смит, этот позорный джек-мормон, совершенно случайно обнаружил под рукой в своем старом мешке с инструментами. Опорожнив бутылку наполовину, они приготовили себе на ужин бобы с беконом. С наступлением темноты они поехали, ориентируясь по звездам (фарами не пользовались, опасаясь наблюдения с воздуха), вдоль кромки Оранжевых Скал, вокруг истока Счастливого каньона, мимо Края Земли м далее до перекрестка с дорогой на Хенксвилль.

К полуночи они добрались до Хенксвилля, а через полчаса — до гор Генри. Где-то в глубине леса они повалились спать и спали сном праведников. Праведников явно удовлетворенных.

Дж. Б. Хартунг и сыновья, шахтное и инженерное оборудование. Хартунг — младший загрузил взрывчатку Дюпона Доку в багажник его новенького Бюика-универсал. Десять контейнеров, вощеных, герметизированных и опечатанных. Плюс взрывная машинка, капсюли, провода, предохранители, обжимные щипцы и зажигательные свечи. Груз выглядел эффектно. Стиль. Класс.

— Что вы будете со всем этим делать, Док? — спрашивает мальчишка.

— Обезьяньи делишки, — отвечает доктор, подписывая последнюю из федеральных форм. — Там, у себя на ферме.

— Серьезно.

— Совершенно серьезно.

Абцуг нахмурилась.

— У нас заявка на открытие рудника, — сказала она.

— О-о, говорит мальчишка.

— Тридцать заявок, — говорит доктор.

— Я слышал, золото поднялось до 180 долларов за унцию там в Европе. Собираетесь разрабатывать ваши заявки?

— Верно, — сказал Док. — А теперь заткни вот это себе в рот, то-есть, я имею в виду, в карман.

Мальчишка заглянул в счет. — Ух-ты, большое спасибо, Док.

— Не о чем говорить, молодой человек.

— Приходите снова, поскорее.

— Придем, — сказала Бонни. — Ишь, панк малый, любопытный какой, — добавила она, когда они отъехали. — Я готова была двинуть ему в зубы.

— Ну, ну, он же еще ребенок.

— Еще ребенок. Ты видел это прыщавое лицо? Я уверена, он уже обращался к венерологу.

— Вполне может быть. В этом штате таких половина. А у половины из них — триппер. Мы должны прицепить ярлык на пенис каждого подростка в Нью-Мексико: — Девушки, Изучите Тщательно Перед Тем, Как Взять в Рот.

— Не будь вульгарным.

— Губные гармошки, — продолжал разглагольствовать Док. — Спирохеты. Гонококки. Treponema pallida. Подумай: ‘Syphilis, Sive Morbus Gallicus’ поэма некоего Джироламо Фракасторо, примерно 1530 год от рождества Христова. Герой этой метрической пасторальной трагедии — пастух по имени — я не шучу — Сифилис. Как и многие другие пастухи, он воспылал страстью к одной из своих овечек, чье имя я позабыл. Вот люблю я овечку, и все, говорил Сифилис, и ставил ее задние ноги на свои котурны и… Твердый шанкр появился вскоре после этой любви, а затем и поражение тканей. Он умер ужасной смертью тридцать лет спустя. Отсюда и появилось всеобщее мнение, что сифилис возник от полового сношения.

— Ты должен повысить мне зарплату, — сказала Бонни.

Док вдруг громко запел:

— У тебя такой голос, будто ты уже подхватил шанкр гортани.

— Рак горла. Не стоит из-за этого поднимать тревогу. Когда я был молодой, я тоже хотел быть пастушонком. Но потом обнаружил, что мне больше нравятся девушки.

— Я требую перевода.

— Я требую поцелуя.

— Это будет дорого стоить.

— Сколько?

— Мороженое Баскин-Робинс с двойным клубничным сиропом.

— Хочешь знать мою самую развратную тайную сексуальную фантазию?

— Нет.

— Хочу изнасиловать девушку Баскин-Роббинс. Пока она догребает последнюю сливочную помадку с карамелью. До обеда.

— Доктор, вам нужен доктор.

— Мне нужно выпить. Стакан заглотал — усыхать перестал. Что там у нас следующее в нашем списке?

— Он у тебя в кармане рубашки.

— Ах, да. Да. Док Сарвис пробежал глазами бумажку. Бонни вела машину сквозь напряженное уличное движение Альбукерка. Дым его сигары вытекал через открытое окно с его стороны, смешиваясь с общим смогом. — Рукоятки к роторам, — читал он. — Бош и Айземанн, по три каждого вида.

— Они уже есть.

— Заграждения.

— Есть.

— Проверь. Алюминиевая пудра — десять фунтов. Хлопья окиси железа — десять фунтов. Магниевая пудра, перекись бария, очиститель — «Аякс, «Тампакс» — к алхимику.

— Не знаю ни одного.

— К аптекарю. По проезду Парацельса в сторону улицы Фауста всего полквартала от площади Зосима, в доме Теофраста Бомбаста фон Хохенхайма.

— Слушай, говори по-американски. Поедем к Валгрину.

— Где они сожгли беднягу Бруно в день Святой Цецилии.

— В аптеку Скэга?

Они зашли к Скэгу, где доктор прописал себе термитные свечи, затем в скобяную лавку за металлическим порошком и хлопьями плюс 10 галлонов керосина (для их увлечения рекламными щитами). Бьюик-универсал был уже основательно загружен и весь благоухал химикатами. (Химикаты! Химикаты! — пел Хейдьюк). Док купил камуфляжную сетку 20х30 футов на складе Боба Бергена, вместе с некоторыми другими позициями их списка, а также вещами, которые они сочли совершенно необходимыми, к примеру, кремниевую зажигалку (для этих дождливых дней), пару ярко-красных подтяжек цвета пожарной машины, чтоб поддерживать мешковатые брюки Дока, новую соломенную шляпу с обширными полями из Гватемалы для Бонни, и подарки для Хейдьюка и Смита: изолированную подставку для пивной банки и хроматическую губную гармонику Хонера. Док прикрыл все их покупки камуфляжной сетью. Затем заехали еще в один магазин, где купили определенные весьма важные для них топографические карты.

— Все?

Перечитали список, проверили дважды. — Ну, все, — говорит Док. — Санта Клаус едет в город. Они спрятались от жары и яркого послеполуденного солнца в прохладу и полумрак бара, сплошь обитый каким-то мягким звукоизоляционным материалом. Даже стены были им обиты; бар был похож на старую добропорядочную психиатрическую лечебницу. Свечи тускло мигали внутри маленьких красных глобусов. На бармене был красный пиджак и черный галстук. Было около четырех, и бар был наполовину заполнен юристами, архитекторами, политиками из мэрии. Именно то место, какие Бонни больше всего ненавидела.