Они спрятали все это на намытом песчаном островке под валуном, где ближайший же ливень похоронит его под тоннами песка и гравия.

После завтрака, все еще не вполне освободившись от жажды исследований и открытий, они поехали по плато к перевалу. Высокое и прохладное плато представляло собою лесной массив желтой сосны, перемежавшейся с низкорослым кустарником. Они свернули с автомагистрали на тупиковую боковую дорогу (где их грузовик был тщательно очищен ивняком и кустами), улеглись на солнышке на сосновых иглах, безразличные к суетящимся вокруг муравьям, белкам, хохлатым сойкам, к мошкаре, танцующей в солнечных лучах, и заснули.

Проснувшись уже около полудня, они перекусили сыром и крекерами, хорошенько промочив горло добрым дешевым пивом рабочего человека. Не «Курс»’ом. Отправившись дальше по дороге, идущей лесом, они жевали яблоки на десерт.

Хейдьюк, никогда прежде не бывавший на плато Кайпаровиц, видевший его только снизу или через системы различных каньонов, был удивлен, увидев, каким обширным, лесистым, каким благоухающим и прелестным был этот островок земли. Однако, не защищенное никем, кроме этого гибкого камыша, этой податливой соломинки, этой дрожащей былинки, именуемой Департаментом внутренних дел США, от нескольких домогающихся ее консорциумов нефтяных компаний, энергетических компаний, угледобывающих компаний, дорожных строителей и других застройщиков, плато Кайпаровиц, как и Черная гора, как и высокогорные долины Вайоминга и Монтаны, ожидал такой же штурм, который разорил и опустошил Аппалачи.

Сменим тему. Клочья облаков, как отдельные фразы и абзацы какого-то непонятного, волнующего послания, проплывали над лесистыми кряжами, над неприступными скалами, безлюдными пространства одиноких столовых гор. Следом за ними проплывали их тени, без труда принимая форму каждой трещины, искривления, складки, утеса на морщинистой коже земли Юты.

— Мы еще в Юте?

— Это точно, дружище.

— Еще по пиву?

— Нет, — пока не переедем границу Аризоны.

Дорога жалась к самому хребту кряжа, извиваясь синусоидой по направлению к голубым дымам Дымных гор. В один прекрасный, давно ушедший летний день тысячу — десять тысяч? — лет назад молния подожгла там угольный пласт, и с тех пор он тлеет и тлеет под уступами этих гор.

Погони, как будто, не было. Да и почему бы ей следовало быть? Они ничего плохого не сделали. Пока что они все делали правильно.

Внизу на солончаках, где росли только лебеда, чолья да крапчатый болиголов, они встретили небольшое стадо белолобых коров, бредущих на верхние пастбища. Ходячая говядина, беды ищут. То, что Смит любил называть «медленные олени», с удовольствием считая их надежным источником мяса в трудные времена. Как он выживает, этот скот, пасущийся на бросовых землях? Именно он, этот крупный рогатый скот, и создал, собственно, эти бросовые земли. Хейдьюк и Смит все оттягивали необходимость выйти из машины, достать старые клещи и разрезать ограждения.

— Всегда режь ограждения — никогда не ошибешься, — говаривал Смит. — Особенно овечьих загонов. (Щелк!) — Но и коровьих загонов тоже. Любые ограждения.

— Кто изобрел колючую проволоку, хотел бы я знать? — спросил Хейдьюк. (Клак!)

— Мужчина по имени Дж. Ф. Глидден; запатентовал ее еще в 1874 году.

Эта колючая проволока стала сразу пользоваться успехом. Теперь каждую зиму повсюду, от Альберты до Аризоны, погибают тысячи антилоп, сотни горных баранов, потому что эти ограждения отрезают им пути спасения от метели и засухи. И койоты тоже гибнут, и беркуты, и солдаты-крестьяне, зацепившиеся за ее витки, одинаково жестокие во всем мире, — повисают замертво на колючей стали.

— Никогда не ошибешься, если режешь ограды, — повторял Смит, все более увлекаясь своей работой. (Клинг!) — Всегда режь ограду. Западнее сотого меридиана это — закон. К востоку от него ничего такого важного в этом нет. Там уж все равно все давно потеряно. Но к западу — режь ограды. (Плинг!)

Они приехали в Глен Каньон Сити — население 45 единиц, считая собак. Единственный магазин города был закрыт, на дверном косяке, прибитая одним ржавым гвоздем, болталась безнадежная вывеска, качавшаяся на ветру. Скоро она упадет. Были открыты только кафе и бензозаправка. Смит и Хейдьюк остановились у заправки.

— Когда же вы построите вашу электростанцию на сорок миллионов долларов, отец? — спросил Хейдьюк старика, работавшего у насоса. (Тексако, 55 центов галлон). Старик, с длинной челюстью и флегматичным взглядом, посмотрел на него с недоверием. Растрепанная борода Хейдьюка, и взлохмаченные волосы, и замасленное кожаное сомбреро выглядели достаточно дико, чтобы вызвать подозрение в ком угодно.

— Пока что точно еще не знаю, — говорит старик. — Эти клятые природоохранники все задерживают.

— Не дают вам портить этот чертов воздух, — в этом все дело?

— Чего они, дураки, ни черта не понимают. Да здесь у нас столько вокруг воздуха, да ни один человек столько не выдышит. — Он машет костлявой рукой, указывая на небо. — Гляньте-ка вон туда. Столько там воздуха, на ваши клювы хватит. Сколько вам?

— Полный наливай.

Старик был одет в официальную униформу Тексако — зеленый с белым комбинезон. Нетронутый; похоже, стирался последний раз во время проливных дождей 1972 года. На рукаве у него была красная звезда компании Техас, а на кармане рубашки — его имя красным кантом: Дж. Келвин Гарн. Брюки его мешком висели на том месте его костлявой фигуры, где обычно вы нашли бы ягодицы, — если бы вы их искали, конечно. У Келвина, казалось, их вовсе не было. Старый, озлобленный человек, — да и ничего удивительного, совсем без зада. Можно доверить свою машину человеку со звездой на рукаве, но не тому, у которого задница вовсе отпала.

— Да-а, но, может, надо бы сохранить немножко для всех тех людей, которым приходится дышать городским воздухом там, на востоке, и дальше в Калифорнии.

— Ну, про это я ничего не знаю, — его глаза слезились от паров бензина. — Здесь вот тут это наш воздух, и мы сами лучше знаем, чего хотим с ним делать. Не любим мы, чтобы всякие чужаки из клуба «Сахара» пытались нам рассказывать, что нам делать с нашим воздухом.

— Ладно, но вот погляди на это вот как. Держите этот ваш тут чертов воздух чистым, и сможете его потом продавать этим городским пижонам кувшинами, как чистую родниковую питьевую воду.

— Мы уже об этом думаем. Не даст это много денег.

— Можно прицепить им на нос счетчики, как только переедут границу вашего штата.

— Да думали мы про это, да нету опять же на это денег. Есть же стоимость у этого разрешения, которое вам надо купить у этого клятого штата. Масло проверять будем?

Они поехали дальше, к Воувип Марина, пересекли границу Аризоны, где Хейдьюк оставил свою машину несколько недель назад. Он решил, что теперь она ему нужна, особенно железки внутри. Он завел ее и поехал вслед за Смитом к мосту через Глен Каньон. Припарковав машины, они пошли на середину моста молиться.

Ну что ж, Бог, я вернулся, — начал Смит, стоя на коленях с опущенной головой. — Это снова я, Смит; я вижу, ничего ты тут здесь с этой плотиной не сделал. Теперь-то ты знаешь не хуже меня, что если эти чертовы мужики из правительства, будь они все прокляты, заполнят ее водой, она затопит еще много каньонов, пропитает водой еще больше деревьев, утопит еще больше оленей, и вообще разрушит тут все эти окрестности. Чего там, эта вода подымется до самого Радужного моста, если ты позволишь им заполнить доверху эту плотину. Ты что, собираешься им это позволить?