— Лично я в этом убежден. Убийство с целью грабежа или дешевая мелодрама на почве ревности. Что касается вашего вице-президента, то он всегда отличается своим крайним невежеством.— Брукс посмотрел на часы.— Ну что, будем продолжать обсуждать то, что и так ясно? С вашего позволения я бы предпочел поскорей присоединиться к своей четверке партнеров по гольфу, пока они не начали играть по новой.

— Последний вопрос,— обратился к министру Бендер.— Какого рода дела он вел в вашем казначействе?

— Никаких. Он был из СПО.

— СПО?

— Служба президентской охраны.

— Кого же он охранял?

— О, я думал, вы знаете,— заметил Брукс.— Вице-президента!

10.05.

Когда Манкузо вышел из дверей отеля с саквояжем в руках, знакомый таксист уже поджидал его.

— Извини, друг, я немного припозднился. Телевизор смотрел.

— Нет проблем,— успокоил его водитель и швырнул окурок.— Все равно я включил счетчик ровно в половине десятого.

Взяв у Манкузо саквояж, он кинул его в багажник. Садясь в машину, Манкузо краем глаза увидел, что на счетчике набежало восемь долларов девяносто центов.

— Откуда ты знал, что я приду? — поинтересовался он.— Может, я уехал с другим таксистом, да мало ли что.

— Не. Ты ведь итальянец, правильно я грю? — И он ловко вырулил со стоянки в самую гущу машин.

— Н-да. И что?

— А то, что я знал: ты меня не наколешь. Ворон — ворону… правильно я грю? — Водитель натянул белую шапочку.— Гляди, чего написано.

Над самым козырьком было оттиснуто: "Если ты не итальяшка, ты не дерьмо".

— Здорово?

— Класс! Ты что, в этой шапочке и в монастырь собираешься? — полюбопытствовал Манкузо.

— Да нет. Монашки эти юмора не секут, правильно я грю?

Когда они приехали, Манкузо снова попросил таксиста ждать и, подойдя к воротам, дернул за шнурок. Он услышал, как где-то в отдалении зазвенел звонок и за стеной раздался, как и прежде, звук медленных, шаркающих, постепенно приближавшихся шагов. Потом маленькое окошко в двери приоткрылось.

— Доброе утро. Я Джо Манкузо. Тот самый, который…

Решетчатое окошко захлопнулось.

— Да погодите вы, черт подери!

Одна половина массивной дубовой двери начала медленно открываться. В глубине, сверкая на него глазами, стояла пожилая монахиня.

— Господи Иисусе! Да я… — Он спохватился, но тут же снова влип.— Вот дерьмо-то… Ой, сестра, извините! Я…— И он сорвал с головы шляпу.

За спиной он услышал смех таксиста. Манкузо обернулся и погрозил ему кулаком. Затем двинулся по дорожке следом за пожилой монахиней. Ему было так стыдно, как бывало только в далеком детстве.

10.30.

Раух ожидал этого звонка.

— Почему ты не позвонил раньше?

— У нас была встреча с Бруксом,— ответил Бендер.— И тут возникла одна проблема.

— Рассказывай, что там у вас стряслось.

Раух выдвинул ящик стола и, откинувшись на спинку кресла, задрал ноги. Он прямо-таки обожал, когда Бендер начинал паниковать.

— Петерсена надо брать. Прямо сейчас!

— Что, до ланча?

Бендер помолчал, потом выпалил со злостью:

— Ты, верно, думаешь, я тут шутки с тобой шучу, мать твою за ногу?!

— Лу, успокойся. Мы держим ситуацию под контролем.

— Мне нужен Петерсен! Сию же минуту! Ясно? И чтоб не оставалось сомнений, что убийца именно он.

— По-твоему, это избавит нас от расследования конгресса?

— Уверен!

— А как насчет этого парня из секретной службы?

— Он действовал по своей инициативе.

— Но на кого он работал?

— Кто знает? Он был там в баре отеля с какой-то пташкой. А через полчаса его не стало.

— Кто же убийца — сутенер?

— Или ревнивый муж.

— Выходит, Истмена ввели в заблуждение…

— Или он что-то замыслил.— Бендер переменил тон.— Послушай, Билл. Эта история уже почти выходит из-под нашего контроля. Если мы не поймаем Петерсена сию же минуту, все может полететь в тартарары.

— Понимаю, Лу.

— Сделай все возможное!

— Обещаю, Лу!

— Держи меня в курсе.

Раух положил трубку. Да, Бендер, похоже, и вправду летел вверх тормашками. Еще бы, ведь до съезда оставалось всего четыре дня. И он знал, что, начни конгресс свое расследование, Бейкер, скорей всего, не будет избран. Рауха это, впрочем, не слишком волновало.

Точно так же Рауху не было дела и до вялого расследования дела Мартинеса по каналам ФБР. И если конгресс решит вздернуть Бейкера, а заодно и Бендера, Раух не собирался лезть вместе с ними в петлю. Скрывать истину надо им, а не ему. Потому что они-то в случае чего выкрутятся, а вот он…

Значит, нечего ему помогать им сейчас заметать следы. Его нынешнее положение — лучше некуда. Допустим, эти двое кретинов из ФБР каким-то чудом сумеют заграбастать Петерсена. Что же, расследование ФБР в таком случае закончится. Конгресс успокоится — и все будет тихо-мирно. Но если Петерсен выпустит кишки из этих болванов, тайна подделанного медицинского заключения будет похоронена вместе с ними. В любом случае Белый дом и ФБР смогли бы утверждать, что, получив точные данные о местопребывании Петерсена, они попытались провести небольшую хирургическую операцию, чтобы взять его живым.

Единственное, что его не устраивало, это то, что теперь он никогда не сможет узнать, кто же все-таки нанял Петерсена. Такая жалость! Эту информацию можно было бы при трудной ситуации отлично продать. Звонок Бендера, однако, открывал перед Раухом новые возможности.

Он дотянулся до кнопки вызова и нажал ее трижды. Дверь тут же отворилась, пропуская секретаршу со стенографическим блокнотом.

— Да, сэр?

— Диктовка для папки "личное", Сара. Совершенно секретно. Копирка не требуется.

Секретарша села и открыла блокнот.

— Звонок сотрудника Белого дома Л.Б. с просьбой о помощи в розыске предполагаемого убийцы Октавио Mapтинеса. Мой ответ — ссылка на параграф 303, запрещающий проведение ЦРУ каких-либо операций внутри страны — см. инструкцию №2161. Просьба отклонена. Записали?

— Да, сэр.

— После того как напечатаете, проштемпелюйте и поставьте число и час. И пожалуйста, принесите мне на подпись.

10.50

Генри О'Брайен удивился, когда его вызвали в Белый дом в воскресенье. Секретарша провела его в личную приемную рядом с Овальным кабинетом. О'Брайен немного постоял у окна, глядя на садовые деревья, окаймляющие южный газон. Через несколько лет он уйдет на пенсию и каждое лето тогда будет проводить у себя в саду в Свомпскотте, рядом со старым домом, продуваемым насквозь соленым ветром океана. Там он постарается забыть про Вашингтон и, главное, про все эти бесчисленные секреты, которые ему приходится хранить по роду службы.

Именно эта часть его работы была для О'Брайена самым большим испытанием. После шести лет на посту директора ФБР он оброс разного рода тайнами, как обрастает ракушками днище корабля. Среди них были такие, какими нельзя поделиться даже с женой; такие, в которых нельзя признаться на исповеди своему духовнику. Словом, он знал то, что не дай бог знать никому на свете!

Войдя, президент извинился, что заставил его ждать. О'Брайен обернулся и вздрогнул, настолько поразила его внешность президента. Лицо бледное, глаза ввалились, вид усталый, изможденный.

— Вы хотели меня видеть, сэр?

— Да, Генри. Пожалуйста, присаживайся.

И тот и другой сели на маленький диван у окна.

— Боюсь, что нас ждет расследование в конгрессе.

— Да, понимаю.

— Если оно состоится, то начнется, вероятно, где-то в сентябре и продлится до зимы.

О'Брайен кивнул.

— Уверен, что ты, Генри, выдержишь это испытание с честью.

— Спасибо, сэр.

Президент сложил руки на груди:

— Я хотел бы кое-что у тебя узнать насчет этого Терри Фэллона.

— О, я как раз просматривал на него наше досье.

— В самом деле?

— Да, сэр.