Во время новогодних каникул Гисукэ вместе с Кацуко провёл три дня на горячих источниках Кюсю. Сколько бы ни было вокруг женщин — в автобусе, в поезде, — молодые мужчины пальму первенства неизменно отдавали Кацуко. С неё буквально не сводили глаз. Никому и в голову не приходило, что молчаливый мужчина лет пятидесяти любовник этой молодой красавицы. Гисукэ в таких случаях делал безразличное лицо и даже отодвигался в сторону. Ему нравилась роль наблюдателя. Чем больше попутчики глазели на Кацуко, тем ему было приятнее. Некоторые парни побойчее подходили к ней и заговаривали, и тут наступала кульминация своеобразной игры Гисукэ: улучив подходящий момент, а с точки зрения поклонников — самый неподходящий, он подходил и уводил Кацуко. Видя разинутые рты и растерянные лица претендентов, Гисукэ испытывал настоящий восторг.

То же самое происходило в отелях, где они останавливались. В просторных холлах танцевали рок. Кацуко настолько любила эти танцы, что буквально вся начинала ходить ходуном, заслышав первые звуки музыки. Гисукэ не умел танцевать, рок и прочие модные штучки казались ему чем-то невероятным, но он никогда не мешал Кацуко развлекаться. История повторялась. Гисукэ усаживался в дальний угол и наблюдал. Кацуко приглашали наперебой. Каждый, кого она осчастливливала согласием, начинал за ней ухаживать. Она улыбалась и чуть-чуть подшучивала над ретивыми партнёрами. Улыбка сияла, как рассвет, глаза лучились, партнёр входил в раж и, вероятно, воображал, что победа близка. И вновь Гисукэ распирало от гордости. Правда, иногда, — когда танцоры, отдавшись ритму, казались единым целым, — он испытывал лёгкую ревность. Но тем приятнее было, взяв Кацуко под руку, удаляться из холла под растерянным взглядом молодого человека. А впереди была ни с чем не сравнимая радость: войти в номер, запереть дверь и наконец-то остаться вдвоём.

Однако расходы были большие. Чтобы защитить свою возлюбленную от посягательств других мужчин, Гисукэ за полгода истратил пять миллионов иен. Кацуко их откладывала, собираясь открыть ателье модного женского платья.

Всё бы ничего, но в последнее время сократились некие денежные поступления от заинтересованных лиц. Очевидно, вокруг Гисукэ происходили какие-то перемены.

Первое, что бросалось в глаза, была перемена во внешности Гэнзо Дои. До недавних пор он одевался не то что плохо, а чуть ли не неприлично: изношенный выцветший костюм, купленный, наверное, лет десять назад; обтрёпанные края рукавов и брюк кое-как подшиты. Раньше Гэнзо, очевидно, был худым и теперь едва умещался в своём костюме. А в конце осени прошлого года он приоделся. Появился новый костюм из дорогой ткани. Гэнзо говорил, что сшит он из полуфабриката, купленного в универмаге. Только вряд ли это соответствовало действительности. Костюм сидел как влитой, чувствовалось, что над ним потрудился хороший портной. Чуть полноватый Гэнзо выглядел в нём очень внушительно. Добротное пальто отлично с ним сочеталось.

Исчез замызганный, похожий на тряпку галстук, уступив место модному, яркой расцветки. Завершали картину новые коричневые туфли, выглядевшие просто роскошно, особенно по сравнению со старыми, из которых, казалось, вот-вот вылезут пальцы. Короче говоря, Гэнзо Дои теперь был одет с иголочки и словно бы помолодел.

Гисукэ задумался. Хорошо, конечно, что его главный редактор наконец-то стал похож на приличного человека. Он давно собирался посоветовать Гэнзо привести себя в порядок — ведь, как говорится, "по одёжке встречают", однако, поразмыслив, решил от советов воздержаться. В противном случае ему пришлось бы выделить известную сумму на экипировку. А теперь Гэнзо справился сам. Но вопрос: на какие деньги? Скорее всего добавил что-то к прошлогодним наградным.

Да, главный редактор просто не имеет права иметь жалкий вид. Его внешность своего рода зеркало газеты. Посмотрят люди на главного редактора в затрапезном виде и решат, что либо "Минчи" совсем захирела, либо скупердяй директор держит своего сотрудника на нищенском жалованье. А хорошо одетые служащие всегда внушают мысль о благополучии предприятия, где они трудятся.

Да, всё прекрасно, но откуда же у Гэнзо деньги?.. Наградные плюс энная сумма… Очевидно, это то, что он получает за рекламу. Гисукэ половину стоимости публикации рекламы отчислял тому сотруднику, который её раздобыл. Гэнзо Дои приобрёл уже навыки в этом деле, да к тому же совмещал должность главного редактора с обязанностями заведующего рекламным отделом, так что львиная доля расхода доставалась ему. Это составляло примерно двадцать тысяч иен в год.

Но тех денег, о которых знал Гисукэ, вряд ли хватило бы на то, чтобы полностью сменить гардероб. Очевидно, у Гэнзо есть какие-то другие — побочные — доходы.

Гисукэ подумал о собственных побочных доходах. Политическая жизнь города всегда была одной из главных тем его газеты. В связи с этим публиковалось много материалов, освещающих взаимоотношения городских властей с фирмами, имеющими предприятия в Мизуо и прилежащих районах. Когда фирма "Сикисима силикаты" задумала продвижение своих заводов, производящих химические удобрения, в Курохару, "Минчи" начала справедливую кампанию протеста. Через какое-то время всё было спущено на тормозах. Это только один из подобных примеров.

Что касается случая с "Сикисима силикатами", тут Гэнзо Дои не мог поживиться. Тогда он только начал работать в газете и плохо разбирался, что к чему. Кроме того, доход от "тормозов" целиком попал в карман Гисукэ. Но теперь-то Гэнзо прекрасно знает, с какого конца подобраться к сладкому куску, и положение в газете у него другое.

Гисукэ с некоторых пор стал уделять газете меньше внимания: по уши влюблённый, он при каждом удобном случае мчался в Намицу; кроме того, он теперь полностью полагался на Дои. Тот отлично справлялся с работой и стал настоящим главным редактором. Время, когда Гисукэ водил его за ручку, не прошло для него даром. А главное — у него было чувство ответственности.

Однако, освоив газетное дело, Гэнзо Дои узнал и его изнанку. Это касалось неких особенностей "Минчи", скрытых от непосвящённых. Газета, критикуя политику и разоблачая махинации "отцов города", постоянно снимала пенки с этих махинаций. Ни политики, ни владельцы фирм, естественно, не были заинтересованы в дурной славе. Но за молчание надо платить, — и они платили. А обставлялось это следующим образом. Очередной жертве предлагали поместить в "Минчи" рекламу, ведь всегда найдётся что рекламировать. Публикация стоила недорого, но молчание — значительно дороже. Таким образом стоимость короткого объявления возрастала в сто, а то и в тысячу раз — в зависимости от остроты ситуации. Газета не церемонилась, зная своё влияние на общественное мнение. По сути дела, это был скрытый шантаж. Надо сказать, что "Минчи" отнюдь не являлась исключением, следуя примеру многих газет и журналов. В мире прессы старались избегать слова "шантаж", выражение "снимать пенки" звучало куда приличнее. Возможно, другие периодические издания действовали более грубо, чем "Минчи", и пенки получали более жирные, но суть от этого не менялась. Нельзя сказать, что Гисукэ основал газету именно с этой целью, но, так или иначе, в конце концов примкнул к славной когорте "пенкоснимателей".

И вот теперь, глядя на элегантный костюм и новенькие ботинки Гэнзо Дои, он думал, что значительная часть поступающих от рекламы денег прилипает к его рукам. Очень может быть, что даже в тех случаях, когда клиент действительно хотел поместить в газете рекламу, Дои под тем или иным предлогом выторговывал надбавку к тарифу. Вот и побочный доход. Притом немалый.

Гисукэ решил поговорить с Дои, а если не поможет — уволить. Но сделать это сразу не мог. В прежние времена он не испытывал бы никаких колебаний, а сейчас заколебался.