Дивным воскресным утром, когда все кругом золотилось под лучами щедрого летнего солнца, со скамьи на набережной Сены навстречу Руди поднялся Павел Павлович Лукьянов. Этот сорокавосьмилетний человек был способным и опытным агентом, хорошо знавшим Соединенные Штаты, где ему привелось работать как в Нью-Йорке, так и в Вашингтоне. Прогуливаясь с Руди в толпе парижан, Лукьянов подтвердил, что в Штатах, как до этого в Канаде, Руди должен будет готовиться к роли нелегального резидента. Здесь он тоже должен завоевать прочные позиции в обществе, чтобы уверенно взять под контроль всю советскую агентурную сеть, если почему-либо придется прикрыть легальные резидентуры. И здесь необходимо постоянно охотиться за «прогрессивными». Кроме того, появятся, естественно, разного рода дополнительные задания. Одно из них можно назвать уже сейчас: проникновение в знаменитый Гудзоновский институт, который КГБ считает одним из самых серьезных научно-исследовательских центров Соединенных Штатов.
Директива q необходимости внедрения в институт, само название которого ассоциировалось с высокоинтеллектуальной деятельностью, заставила Руди вновь заговорить о целесообразности получения им университетского образования. Он уже не впервые чувствовал явную ущербность своей легенды, не позволявшей ему выдавать себя за представителя какой-либо интеллигентной, престижной профессии и, таким образом, вырваться в верхние слои общества.
Лукьянов не был готов к обсуждению такого вопроса, да и не имел полномочий его обсуждать, не говоря уж — решать. Он просто перевел разговор на другую тему, повторяя, что на первых порах Руди должен позаботиться об упрочении своего положения в Соединенных Штатах «вообще», неважно на каком уровне.
Проще всего было восстановить в Нью-Йорке бизнес, который Руди только что ликвидировал в Торонто. Поэтому он зарегистрировал здесь скромное предприятие под названием «Докьюмэнтик Филмс». Канадские друзья порекомендовали эту новую фирму нескольким американским клиентам, и вскоре Руди получил предложение принять участие в съемке рекламной ленты, живописующей биографию сенатора Эдмунда Маски, который готовился к избирательной кампании, выдвинув свою кандидатуру на пост вице-президента. Надеясь, что таким образом Руди сможет установить личные контакты с человеком, который, возможно, со временем станет президентом США, и с его окружением, «центр» настаивал: «Всеми средствами добивайтесь непосредственного участия в съемках фильма, посвященного Маски. Расходуйте суммы, какие сочтете нужным. Вам будут возмещены все расходы». Увы, руководители предвыборной кампании Маски отклонили заявку Руди и его компаньонов, — надо полагать, из-за того, что несостоявшийся партнер Руди заломил чрезмерную цену.
Руди установил деловые отношения со служащими фирмы электронно-вычислительных машин Ай-би-эм под предлогом, что хочет брать напрокат сложное оборудование этой фирмы, предназначенное для автоматизации процессов копирования фильмов. Вскоре Ай-би-эм предложила ему участвовать в производстве инструктажных и рекламных лент. Однако уже с начала 1969 года КГБ то и дело отрывал его от легального бизнеса на выполнение различных деликатных заданий, которые почему-либо нельзя было поручить офицерам резидентур в Нью-Йорке или Вашингтоне.
В марте 1969 года «центр» потребовал, чтобы он отпечатал на машинке и отправил непременно из города Аталанты анонимное письмо, адресованное Космическому центру на мысе Кеннеди. Письмо должно было содержать предупреждение, что в Космическом центре готовится диверсия, цель которой — сорвать ближайший запуск космического корабля с экипажем. «Сделайте это не откладывая, — не позже, чем завтра», — настаивала поступившая из Москвы директива.
Забросив свои фотокинодела, Руди купил пишущую машинку, напечатал текст, продиктованный «центром», распилил машинку на части и зашвырнул их в колодцы ливневой канализации. Назавтра он выехал в Шарлотт, в штате Северная Каролина, оставил автомобиль на круглосуточной стоянке, сел в автобус, идущий в Атланту, и по прибытии туда опустил в ящик письмо, подписанное «Патриот». В письме говорилось, что «патриот» узнал о готовящейся диверсии из разговора, случайно подслушанного им в самолете.
Эта попытка КГБ отсрочить очередной запуск американского космического корабля и тем самым ввести НАСА (организацию, занимающуюся исследованиями космоса) в нешуточные расходы успеха не имела: специалисты НАСА не придали значения письму «патриота».
Несколько месяцев спустя «центр» потребовал, чтобы Руди съездил в Квебек, разыскал Гэмблтона и установил, почему тот не явился на свидание, назначенное ему в пустынной местности под Оттавой. Гэмблтон был рад снова повидать Руди. Но по существу вопроса он хладнокровно пояснил: «Нужно было быть идиотом, чтобы явиться на эту встречу. Они назначили ее рядом с заводом по производству взрывчатых веществ. Как я должен был бы объяснить охране завода, зачем понадобилось профессору экономики шататься среди ночи возле этого предприятия?»
Осенью 1969 года поступило новое распоряжение: пусть Руди попытается выследить бежавшего советского сотрудника, который, по-видимому, живет в большом многоквартирном доме в Арлингтоне, штат Вирджиния. Желательно было установить распорядок дня беглеца: когда он отправляется из дому на службу, в каком направлении едет, когда возвращается домой, как выглядит его машина, где он обычно оставляет ее на ночь. При этом КГБ предупреждал, чтобы Руди был осторожен, так как в этом доме несколько квартир занимает ЦРУ, которое, надо полагать, опекает перебежчика.
Руди трижды выезжал из Нью-Йорка в час ночи, чтобы начать дежурить возле арлингтонского объекта еще затемно. Но здание, где жил беглец, имело несколько подъездов, и какую бы позицию Руди ни занял, он никак не мог наблюдать сразу за всеми. В общем, он так и не видел этого человека, не узнал его настоящего имени и не понял, почему КГБ так интересуется им. Подробное описание его примет, полученное Руди от «центра», позволяет считать, что речь шла о бывшем сотруднике КГБ Юрии Ивановиче Носенко.
Время от времени Руди приходилось выезжать в отдаленные части страны для выполнения заданий, казавшихся и вовсе бессмысленными, однако «центр» каждый раз подчеркивал, что они не только важные, но и «срочные». К примеру, в январе 1970 года Руди слетал в Калифорнию, чтобы там съездить в городок Таузенд Оке под Лос-Анджелесом и уточнить адрес некоей «женщины, внешне напоминающей итальянку, матери двоих детей». Зачем это понадобилось Москве, для него так и осталось тайной. В другой раз он летал в Даллас, чтобы там, в точном соответствии с полученной инструкцией, набрать телефонный номер и, когда трубку подняли, произнести две фразы: «Друг, ожидаемый вами, не приедет, как намечалось. Что делать дальше, вам сообщат». Руди повесил трубку, не дожидаясь ответа, и улетел обратно в свой Нью-Йорк.
Более понятным было постоянное задание, заключающееся в подборе тайников вблизи научно-исследовательских центров и военных баз. Профессиональная выучка подсказывала ему, что эти тайники в любой момент могут пригодиться, потому что в научно-исследовательских учреждениях и на базах наверняка служат агенты, которые могут без чрезмерного риска для себя работать на иностранное государство, лишь пользуясь тайниками для передачи информации.
Сотрудникам резидентур КГБ по понятным причинам удавалось уходить от наблюдения со стороны ФБР, пока они действовали в пределах больших городов — Вашингтона и Нью-Йорка. Несравненно сложнее было проскользнуть незамеченными в отдаленные районы Соединенных Штатов. Тайно наблюдая за сотрудником резидентуры вплоть до того момента, как он доберется до тайника, ФБР старалось его не вспугнуть, и терпеливо дожидалось, когда к этому тайнику приблизится агент, сотрудничающий с Советами.
Руда как фотограф, коммерсант и предприниматель мог иметь массу причин для поездок в любой уголок Соединенных Штатов. Для ФБР он в этом качестве не представлял никакого интереса и, следовательно, мог не опасаться наблюдения. Поэтому он не считал возможным возражать, когда в поисках удобных и надежных тайников его посылали блуждать по лесам и болотам, гоняли в глубь раскаленной пустыни, заставляли шлепать ночью по безлюдным дорогам или забираться под проливным дождем на какое-нибудь кладбище. Он понимал, что эти злосчастные тайники могут когда-нибудь сослужить великую службу делу Партии, делу социализма, человечеству. В один прекрасный день неведомые ему товарищи вложат туда, быть может, сообщение, которое приблизит торжество коммунизма на всей планете.
