Подойдя ближе, англичанин наткнулся на внешнее кольцо охраны. Что он здесь делает, было понятно без слов — на плече у него лежал раненый. Охранники обсудили между собой, что делать с гостями, и Мартин узнал арабский Северной Африки. Конец обсуждению положил высокий мужчина, говоривший на саудовском. Мартин понимал все, о чём говорилось, но счёл за лучшее помолчать, объяснив языком жестов, что его друг нуждается в хирургической операции. Саудовец кивнул, сделал знак следовать за ним и повёл в глубь комплекса.

Через час Измат Хана прооперировали. Из бедра извлекли осколок снаряда.

Мартин подождал, пока мальчик проснётся. Следуя местному обычаю, он присел на корточках в углу палаты, и те, кто замечал присутствие постороннего, принимали его за горца-пуштуна, принёсшего в госпиталь друга.

Час спустя в палату вошли двое. Один — высокий, моложавый, бородатый — был в камуфляжной куртке поверх традиционного арабского платья и белом головном платке. Одежду другого — низенького, полного, под тридцать, с носом-кнопкой и круглыми очками — скрывал медицинский халат. Осмотрев двух своих раненых, мужчины подошли к афганцу, и высокий обратился к нему на саудовском арабском:

— А как себя чувствует наш юный афганский воин?

— Иншалла, мне намного лучше, Шейх, — почтительно ответил на арабском Измат.

Высокий удовлетворённо закивал.

— Ты такой юный, а уже говоришь по-арабски.

— Я семь лет ходил в медресе в Пешаваре. А в прошлом году вернулся, чтобы драться с неверными.

— И за что же ты дерёшься, сын мой?

— За Афганистан, — ответил Измат. Что-то похожее на облачко омрачило лицо араба. Поняв, что ошибся и сказал не то, чего от него ожидали, юноша поправился: — А ещё, Шейх, я сражаюсь за Аллаха.

Облачко рассеялось, губы араба тронула улыбка. Наклонившись, он потрепал афганца по плечу.

— Придёт день, когда Афганистан больше не будет нуждаться в тебе, но Аллах всемилостивый будет всегда нуждаться в таких воинах, как ты. Как заживает рана нашего юного друга?

Вопрос он адресовал низенькому врачу.

— Посмотрим, — проговорил тот, поднимая бинты.

Рана была чистая, лиловая по краям, но уже стянутая шестью швами. Заражение Измату не грозило. Низенький довольно кивнул.

— Через неделю будешь ходить, — сказал доктор Айман Аль-Завахири, после чего вышел из палаты вместе с Усамой бен Ладеном.

Никто из них не удостоил и взглядом прикорнувшего в углу, с опущенной на колени головой мужчину.

Мартин поднялся и подошёл к кровати.

— Мне надо идти. Арабы позаботятся о тебе. Постараюсь найти твоего отца и попросить другого проводника. Да пребудет с тобой Аллах, друг мой.

— Будь осторожен, Ма-ик, — ответил юноша. — Эти арабы, они не такие, как мы. Для них ты кафир, неверный. Они такие же, как тот имам в медресе. Ненавидят всех неверных.

— Тогда я буду признателен, если ты никому не скажешь, кто я такой, — сказал англичанин.

Измат Хан закрыл глаза. Он бы скорее умер под пытками, чем выдал нового друга. Так велит кодекс чести горца. Когда афганец открыл глаза, англиза в палате уже не было. Позднее он узнал, что тот добрался-таки до Шах Масуда в Паншере. Больше они не встречались.

Проведя шесть месяцев в тылу советских частей в Афганистане, Майк Мартин вернулся домой через Пакистан — нерассекреченный и с пополненным пушту языковым багажом. Его наградили отпуском, восстановили в армии и — поскольку он всё ещё состоял в САС — снова отправили в Северную Ирландию. Но на этот раз всё было по-другому.

Если ИРА кого-то и боялась, то только САС, а потому убить — а ещё лучше взять живым, чтобы потом замучить пытками и все равно убить, — спецназовца было мечтой каждого бойца этой организации. Майк Мартин оказался в 14-й разведывательной роте, известной как «Расчёт».

Занимались они тем, что вели визуальное наблюдение, отслеживали передвижение и организовывали прослушку разговоров. Смысл работы заключался в том, чтобы, оставаясь незамеченными, вызнавать, где киллеры ИРА нанесут следующий удар. Во исполнение этого иногда приходилось использовать нетрадиционные методы.

Агенты проникали в дома лидеров ИРА, разбирая черепицу на крыше, и нашпиговывали жилище «жучками» — от чердака до подвала. Микрофоны помещали даже в гробы умерших членов ИРА — было известно, что вожаки имеют привычку устраивать совещания, маскируя их под бдения у тела покойного. Камеры дальнего действия снимали шевелящиеся губы, а потом специалисты расшифровывали произносимые слова. Остронаправленные микрофоны записывали разговоры через закрытые окна. Узнав что-то интересное, парни из «Расчёта» передавали информацию парням с крепкими кулаками.

Правила при задержании действовали строгие. Чтобы выстрелить в бойца ИРА, требовалось подождать, пока он выстрелит первым. И не куда-то, а в тебя. Тех, кто бросал оружие, надлежало брать в плен. В общем, прежде чем спустить курок, спецназовец или десантник должен был дважды подумать, все ли инструкции соблюдены. Такова установленная политиками и юристами свежая британская традиция: враги Британии имеют гражданские права, а вот её солдаты — нет.

За восемнадцать месяцев в Ольстере капитан САС Мартин принял участие в нескольких ночных операциях. В каждой из них застигнутые врасплох террористы оказывались настолько глупы, что выхватывали оружие и первыми открывали огонь. И в каждом случае на трупы рано поутру натыкался не кто-нибудь, а королевская полиция Ольстера.

В одной из ночных перестрелок пуля нашла Майка Мартина. Ему повезло — она прошла навылет через мышечные ткани левой руки. Тем не менее ранение сочли достаточно серьёзным, чтобы отослать капитана домой и поместить в госпиталь Хедли-Корт в Лезерхеде. Там-то он и познакомился с медсестрой по имени Люсинда, которая после непродолжительного ухаживания согласилась стать его женой.

Вернувшись в десант весной 1990-го, Мартин получил назначение в министерство обороны на Уайтхолле, в Лондоне. Сняв уютный коттедж в Чобхеме, чтобы Люсинда могла продолжить карьеру, он впервые в жизни стал жителем пригорода, надел тёмный костюм и по утрам добирался на работу электричкой. Неизвестно, сколь долго продержался бы Мартин в отделе специальных военных операций, если бы его не вырвал из рутины другой иноземный диктатор.

22 августа того же года Саддам Хусейн вторгся в соседний Кувейт. И Маргарет Тэтчер снова не согласилась с таким поворотом дел. Её поддержал американский президент Дж. Г. У. Буш. В течение недели все только тем и занимались, что спешно создавали многонациональную коалицию для противодействия агрессору и освобождения богатого нефтью мини-государства.

И хотя ОСВО трудился с полным напряжением сил, возможностей и влияния СИС оказалось достаточно, чтобы отыскать капитана Мартина и «пригласить» на встречу с «друзьями» за ланчем.

Таковая состоялась в одном неприметном клубе на Сент-Джеймс-стрит, где в роли собеседников выступили два важных человека из Фирмы. Присутствовал при разговоре и некий британец иорданского происхождения, служивший аналитиком и специально доставленный по случаю из Челтнема. На работе он занимался тем, что слушал и анализировал радиоперехваты из арабского мира. На этот раз перед ним стояла иная задача.

Аналитик заговорил с Майком по-арабски. Майк ответил. Через несколько минут человек из Челтнема переглянулся с людьми из Сенчури-Хаус и кивнул.

— Никогда не слышал ничего подобного, — заметил он. — С таким лицом и языком он определённо пройдёт.

С этими словами аналитик поднялся из-за стола и вышел, выполнив, таким образом, свою функцию.

— Мы были бы весьма признательны, — сказал старший из собеседников Мартина, — если бы вы отправились в Кувейт и выяснили, что там происходит.

— А как же армия?

— Думаю, мы сможем заручиться их согласием, — пробормотал второй.

Армия, как водится, снова поворчала, но препятствовать не стала. По прошествии нескольких недель Мартин, выдавая себя за бедуина, перегонщика верблюдов, пересёк границу между Саудовской Аравией и Кувейтом, оккупированным Ираком. По пути на север, в столицу страны, город Эль-Кувейт, он миновал несколько иракских патрулей, не обративших ни малейшего внимания на бородатого кочевника, ведущего на рынок двух верблюдов. Бедуины сторонятся политики, и какие бы захватчики ни появлялись в Аравии на протяжении последнего тысячелетия, они лишь наблюдают, но никогда не вмешиваются. Вот почему и оккупанты предпочитают не трогать их.