— Нам еще лучше будет в бухте Надежды! — наклонил к жене лицо Олег. — Надежды! Это я так назвал нашу лагуну, думая тогда о тебе, о нашем будущем!

— И твои мечты сбылись, и мои! — Мария помолчала и добавила — Ведь мы с тобой мечтали о счастье. Верно?

Олег в ответ только крепче обнял плечи жены.

— Так лучше назовем нашу бухту — бухтой Счастливой Надежды. Нравится тебе? — уже не совсем уверенно спросила Мария.

— Счастливой Надежды? — повторил за нею. Лигов и рассмеялся. — Романтично, красиво и верно. Так и будет, моя дорогая.

Рулевой вновь переложил штурвал, и шхуна резко взяла курс на запад. Несмотря на то, что была почти середина лета Охотское море дышало прохладой.

— Скоро будем дома, — сказал Лигов.

В бухте Счастливой Надежды с нетерпением ждали шхуну «Мария». Зима прошла здесь спокойно. С очищением моря ото льдов «Аляска» начала охоту на китов, которыми буквально кишели эти воды. Такого количества огромных животных у этих берегов не могли припомнить самые древние старики стойбища.

В море, у Шантарских островов, были замечены китобойные суда, вельботы, гоняющиеся за китами или идущие у них на буксире, изредка доносился слабый, приглушенный расстоянием гул выстрелов, но никто из иностранных китобоев не заходил в бухту Счастливой Надежды, а ее жители, в свою очередь, не проявляли к ним интереса. Белов на своей шхуне «Аляска» не уходил далеко от берега. Да в этом и не было необходимости. Киты словно сами шли на гарпун Урикана, ставшего умелым охотником.

К своей колонии Лигов подходил в полдень. С утра он, Мария и вся команда шхуны не уходили с палубы, с волнением поглядывая на очертания берега, долинки, темно-зеленые, почти синие массивы леса.

— Вон Сторожевой мыс! — воскликнул Лигов, беря Марию за руку. — Пройдем его и будем в своей бухте.

Из-за мыса поднимался синий дым. «Наверное, перетапливают жир», — подумал Лигов и отдал команду убрать часть парусов и рулевому переложить руль.

Описывая широкую дугу, шхуна обошла Сторожевой мыс и оказалась перед входом в бухту Счастливой Надежды.

— Ура-а! — раздался голос Ходова. К нему присоединились остальные моряки.

От всего сердца они приветствовали родной берег, колонию, где можно было отдохнуть после трудного и долгого плавания.

Лигов жадно осматривал берег. У самого берега на якоре стояла шхуна «Аляска», а под ее бортом покачивалась темная туша кита. На берегу над жиротопными печами поднимался густой дым. Лигов в подзорную трубу пересчитал их. В его отсутствие было сложено еще несколько новых. Прямо против них в воде лежал полуразделанный кит, над которым вилась стая птиц.

При виде шхуны «Мария» на берег высыпало все население бухты. Белов на «Аляске» поднял флаги.

— «Добро пожаловать!» — прочитал Лигов вслух.

Мария посмотрела на берег, печи, низкие постройки, и какое-то новое, незнакомое чувство охватило ее. Так вот где ей придется жить! Правда, все ей рисовалось иным, многое выглядит суровее, грубее, но с нею же ее Олег, ее любимый, а с ним она везде будет счастлива. Лигов, старавшийся, угадать по выражению лица жены, какое впечатление произвела на нее колония, с удовольствием заметил легкую улыбку и большое любопытство в ее глазах. Почувствовав на себе взгляд мужа, Мария снежностью и любовью посмотрела на него и убежденно сказала:

— Нам здесь будет очень хорошо, Олег! Он благодарно пожал ей руку.

Пока шхуна становилась на якорь, к ней уже летели от берега вельботы и лодки, подгоняемые дружными ударами весел.

Первым по веревочному шторм-трапу на палубу поднялся Алексей Северов. Он сильно возмужал, отпустил бородку, так что Мария не сразу узнала брата.

— Мария! Машенька! — воскликнул он, называя ее уменьшительным, как когда-то в детстве, именем, и рассмеялся, заметив удивление сестры: — Не узнаешь?

— Алеша! — Мария бросилась к нему, на глазах ее появились слезы. Они обнялись.

— Ну что ты! — гладил по черным блестящим волосам сестру Алексей. — Ты же с нами… Со мной, с Олегом… — И он тихо шепнул ей: — Ты счастлива?

— Очень! — Мария подняла голову от плеча брата и посмотрела на него еще затуманенными глазами. — А ты, Алеша?

— Я… — начал он, и лицо его стало озабоченным, в глазах появилась тревога.

— Что с тобой, Алеша? — тревожно спросила Мария.

— Лиза… — проговорил Алексей. — Ты же писала, что стала врачом. Помоги ей. Мы ждем ребенка. Она очень страдает.

— Что же ты медлишь? Скорее к ней!

Мария как-то разом изменилась. Глаза ее загорелись сухим блеском. Она почти бегом бросилась в каюту и сейчас же вернулась с большим саквояжем. Шаги ее были твердые, движения энергичные. Меж черных бровей легла глубокая морщинка.

Алексей помог ей спуститься в вельбот. Лигов съехал вместе с ним на берег. Северов нетерпеливо поторапливал гребцов, отвечая на расспросы Марии:

— Лизонька чувствовала себя все время хорошо, но вот последние дни ей стало очень тяжело. Как она, бедная, страдает.

— Надо было в Николаевск отвезти, — сердито сказал Олег.

Алексей виновато опустил голову:

— Думали, что все будет благополучно.

— Кто же с ней сейчас? — Мария старалась скрыть волнение, которое охватывало ее.

— Женщины из стойбища!

Мария немного успокоилась. Она должна хорошо, как ее этому учили, выполнить свой долг врача. Это будет ее первая самостоятельная практика без присутствия опытных докторов.

Вельбот почти влетел на береговой, заскрипевший под ним, песок. Моряки и Мария быстро пошли к дому на склоне сопки с развевающимся над ним флагом.

Сбросив в столовой шубку и надев халат, Мария в сопровождении Алексея вошла в спальню Лизоньки и от неожиданности остановилась.

Маленькая комнатка была полна табачного дыма. Две эвенкийские женщины с большими медными серьгами в ушах и такими же кольцами на темных пальцах, сидя на полу около кровати Лизоньки, потягивали из больших трубок.

— Сейчас же прекратить это! — с возмущением потребовала Мария.

Алексей, уже научившийся говорить по-эвенкийски, выпроводил недоумевающих женщин из спальни. Те ушли, бросив на Марию недоброжелательные взгляды.

Заставив брата проветрить комнату, Мария подошла к кровати. Индианка лежала с закрытыми глазами и тяжело дышала. Изредка у нее вырывался тихий стон. Смуглое, лицо осунулось. Черные длинные волосы рассыпались по подушке.

Мария присела у кровати на табурет и взяла тонкую с длинными пальцами горячую и сухую руку Лизы. От этого прикосновения она открыла свои большие с раскосинкой глаза и долго, молча смотрела на Марию, затем перевела взгляд на Алексея, в тревоге застывшего у ее ног, и, слабо улыбнувшись, сказала:

— Мария? Сестра?

— Это я, Лиза, — ответила за брата Мария.

Индианка пожала руку Марии и, вздрогнув от боли, закрыла глаза. На лбу выступили крупные капли пота. Мария глазами указала Алексею на дверь…

Роды были трудные. Мария пришла на помощь Лизе вовремя. Опоздай шхуна на сутки — и кто знает, что бы случилось с Лизонькой.

Алексей и Олег не покидали дом, помогая, чем могли, Марии. Северов так изнервничался, что никак не мог заснуть, а каждый доносившийся до него стон Лизы был настоящей пыткой. То он садился за стол и, обхватив голову, пытался читать, но глаза его не видели букв, то его охватывала такая тревога за Лизу, что он метался по комнате, не находя себе места.

— Ну возьми ты себя в руки, будь мужчиной! — не раз говорил ему Олег, обнимая друга за плечи.

Ночь текла мучительно медленно. В окна падал кровавый отсвет от жиротопных котлов.

На рассвете из спальни Лизоньки донесся детский плач. Алексей рванулся к двери, но его удержал Олег:

— Нас позовут! Поздравляю тебя, Алеша. Вот ты и отец!

— Как Лизонька? — тихо проговорил Северов.

Друзья недоумевающе посмотрели друг на друга: из комнаты Лизоньки снова донесся детский плач — два голоса. Глаза Лигова стали веселыми. Он хотел сказать Алексею что-то шутливое, но удержался…