Войдя в дом, Лигов зажег лампу, заправленную китовым жиром. Яркий свет залил бревенчатую комнату, которую отгородили Лигов и Северов. Две грубо сколоченные койки, стол, полка с книгами были здесь единственной мебелью.

— А это что? — Лигов смотрел на грубой выделки ручной гарпун, лежавший на столе.

— Вот о нем я тебе и говорил! — воскликнул Алексей и, пододвинув лампу, указал на середину стебля гарпуна. — Смотри!

Лигов нагнулся. В металле была выбита надпись. Капитан с трудом прочитал ее:

— «Кола. 1806 год. «Слава». Что это значит? — Лигов посмотрел на Алексея. — Где ты взял этот гарпун?

— В финвале, которого вы вчера добыли. В жиру зарос.

— Что-то не приходилось слышать о китобойном судне «Слава», — задумавшись, проговорил Лигов.

— Разве я тебе не говорил. — Алексей присел к столу, положил руку на гарпун, но тут же вскочил на ноги: — В 1806 году министром коммерции Румянцевым был снаряжен русский китобойный корабль «Слава». Но едва он вышел в море, как его взял на абордаж фрегат под французским флагом. Такелаж и снаряжение были сняты и перенесены на фрегат, а сама судно сожжено. Русская команда была высажена на норвежском берегу и пешком пришла в Архангельск.

— Неудивительно! — сказал Лигов. — Франция в те годы была в войне с Россией.

— Если бы так! — воскликнул Алексей. — А то это дело рук англичан.

Лигов сделал недоверчивый жест.

— Именно англичан, — продолжал Северов. — Хотя Англия в то время и была союзницей России. Объяснение просто: кое-кто в Англии опасался раззития нашего китобойного промысла. Под флагом французов англичане и сожгли «Славу».

— Чем это доказано?! — все еще сомневался Лигов.

— А тем, что через год из Темзы вышло английское китобойное судно под командой известного капитана-китобоя Скорезби-второго, оборудованное русским такелажем и китобойным снаряжением. И нашими русскими гарпунами они били китов. Этот финвал, видимо, ушел от англичан.

Алексей умолк. Лигов задумчиво смотрел на гарпун. Сколько крови пролито в борьбе за развитие китобойного промысла, сколько совершено преступлений в погоне за наживой? Коснется ли их эта тянущаяся веками борьба, или им дадут спокойно трудиться и восстанавливать русский китобойный промысел?

На пути в Сан-Франциско Джиллард смог убедиться, что более умелого слуги — вежливого, бесшумного, все видящего и все умеющего, — чем Кисуке Хоаси, ему не найти. К тому же он оказался довольно хорошим собеседником, весьма осведомленным в китобойных делах.

Но одна мысль не давала Джилларду покоя. Однажды, увидев, как этот маленький японец ловко прибирает в каюте, Уильям спросил, посмотрев прямо в черные, бесконечно спокойные глаза Хоаси:

— Кисуке, скажи мне откровенно, почему ты так легко и просто, без колебаний, дал Карлсену лекарство, которое получил от меня?

— Разве мой господин недоволен своим ничтожнейшим слугой? — кланяясь, с присвистом втягивая воздух, спросил японец. — Я молил небо, чтобы Карлсен, да будет душа его счастлива, скорее окреп.

— А если ты дал ему яд? — почти выкрикнул Джиллард, нагнувшись в кресле в сторону японца.

— Так было угодно судьбе! — тем же бесстрастным тонком ответил Хоаси, и Джиллард почувствовал, как к нему в сердце закрадывается страх. Чтобы развеять его, он продолжал допрашивать японца:

— И ты мог бы и мне дать такое лекарство?

— Я ничтожество, — сказал смиренно Хоаси. — Все определяет судьба.

Джиллард содрогнулся от мелькнувшей мысли. Быть может, Хоаси подослан Рюдом, чтобы разделаться с ним — Уильямом? Но тут же советник Дайльтона отбросил это подозрение. Что бы с ним, Джиллардом, ни случилось, Рюд все равно уже в руках Дайльтона, да и старик не такой дурак, чтобы надеяться, что он, Уильям, не сообщил Дайльтону о причине смерти Карлсена.

…Дайльтон, выслушав рассказ Джилларда о результатах его поездки на Гавайи, довольно осклабился. Он развалился в кресле и, вытянув на столе руки со сжатыми кулаками, сказал:

— У меня нюх на людей, Уильям. Когда я вас впервые увидел в столице русских, я сразу понял, что мне именно такого человека, как вы, и не хватает. Еще немного — и вы с пистолетом в руках пойдете в чужой дом.

На лице Джилларда отразились испуг и негодование. Дайльтон раскатисто рассмеялся:

— Не бойтесь. Вы для теплых дел не годитесь, хотя и отправили довольно ловко на вечный покой Карлсена.

Президент компании был в хорошем настроении и развивал перед своим советником планы.

— Итак, наши планы осуществляются. Скоро мы, и только мы, будем бить китов в Тихом океане. И под каким бы флагом здесь ни плавали китобойцы, — при этих словах Дайльтон подошел к карте на стене и положил руку с длинными, утолщенными в суставах пальцами на голубой простор океана, — они будут бить китов для нас. Без гарпунеров китобоев нет, а гарпунеров будем назначать мы! Так, Уильям?

— Да, — кивнул Джиллард. — Так обещал Рюд с Герстом и Хальверсеном.

Лицо Дайльтона, обычно серое, порозовело от удовольствия.

Он смотрел на карту и говорил:

— Вы долго жили в России, Уильям. Вам приходилось когда-нибудь слышать о Шантарских островах?

— Шантарских? — напрягая память, переспросил Джиллард. — Они где-то на востоке России.

— Идите сюда. — Дайльтон внимательно рассматривал карту. Вот они. Целый архипелаг в Охотском море.

Джиллард молча ожидал, что еще скажет президент. — Здесь, — Дайльтон постучал пальцем по обозначенным на карте островам. — Здесь побывали два моих китобойных судна. Они вернулись с трюмами, полными жира и уса. Капитаны говорят, что там море кишит китами, а острова покрыты лесом и совершенно пустынны. Русские не могут хозяйничать. Я хочу послать туда на будущий год полсотни китобойных судов. Ваше мнение?

Дайльтон вернулся к столу. Его слова о русских напомнили Джилларду о сообщении Пуэйля и обещании Рюда наказать гарпунера Рогова. Уильям рассказал Дайльтону об этом.

Тот слушал с напряженным вниманием. Лицо его опять стало серым, губы крепко сжаты. Он так пристально смотрел на. Джилларда, точно не доверял тому, что он говорил. Едва советник умолк, как Дайльтон быстро спросил: — Куда капитан Лигов повел шхуну, к каким берегам?

— Установить не удалось.

— Черт возьми! — сердился Дайльтон. — Этот капитан, неожиданно появился в Ново-Архангельске с десятью тысячами фунтов китового уса, и мои люди не удосужились узнать, откуда он их привез, где добыл, и не смогли взять тот ус себе. А теперь Лигов имеет свою шхуну! Это плохо!

Дайльтон опять вернулся к карте и долго на нее смотрел, потом решительно сказал:

— Наверняка он промышляет в Тихом океане. Но это мы узнаем, и капитан Удача станет бить китов для меня или его совсем не будет. Иного быть не может!

— В случае, если Лигов снова появится на Гавайях, — сказал Джиллард, — Пуэйль нам сообщит.

— Я знаю, что такое ненависть Пуэйля, — усмехнулся Дайльтон. — Этот испанец способен на все. Хорошо, что вы его взяли на службу.

— Кисуке Хоаси наш второй трофей, — похвалился Джиллард, но Дайльтон не поддержал его.

— С этими японцами надо быть осторожнее. Слишком быстро они поползли со своих островов во все стороны. Как бы мы потом не каялись, что наш Перри так доблестно заставил японцев начать с нами, а затем и со всем миром торговлю. Плохое это соседство.

Да, Дайльтон был прав. В этом скоро убедился Джиллард. Однажды, вернувшись домой, он не был, как обычно, встречен Хоаси, так умело снимавшим с него пальто.

Прислуга сообщила, что японец ушел утром и больше не возвращался. У себя в кабинете Джиллард обнаружил, что все его бумаги очень тщательно просмотрены, а некоторые исчезли.

Когда Джиллард кинулся к сейфу и открыл его, на лбу бывшего дипломата выступили крупные капли пота. Так и есть! Хоаси снял слепок с ключа сейфа, который всегда был при Уильяме, изготовил второй ключ и забрал папку с документами и дневник Джилларда.

Советник растерянно смотрел в раскрытый сейф. У него не было даже сил затворить тяжелую дверцу. Джиллард почти рухнул в кресло. Взгляд его маленьких глаз блуждал по кабинету… Что, если японцам вздумается воспользоваться этими документами? Опубликование хотя бы одной бумаги из исчезнувшей папки или страницы из дневника равносильно убийству Джилларда. Он уже словно видел перед собой газету с выдержками из его дневника, видел свой позор, арест, тюрьму, каторгу…