– Не могу подсчитать, – нашелся я, – не смотрел на весы.

Женщина с любопытством поглядывала на нас, ожидая, чем закончится наш диалог.

– Я обучаю своего юнгу элементарным бытовым навыкам, – обратился к ней Джи, – учу его считать деньги.

– А как же без этого? – ответила женщина. – Но он, наверное, никогда еще своих денег не имел – на родительские до сих пор живет.

– Советую вам, – как можно более весомо сказал я, – следить за тем, откуда берутся ваши собственные деньги.

– Какой он у вас колючий, однако, – сказала она Джи, рассмеявшись, – прямо как репей.

– Представляете себе, в каком положении я нахожусь? – подхватил ее тон Джи. – И так он отвечает на любое мое замечание! А ведь я работаю над его совершенством.

Женщина понимающе и сочувственно кивнула, как будто и в самом деле знала, что имеет в виду Джи. Я быстро оценил стоимость покупок и выпалил:

– Примерно тринадцать рублей!

– Ну что ж, – сказал Джи, – это похоже на реальность. В следующий раз я попрошу тебя назвать точную цифру, так что будь алертен.

Пока я укладывал продукты, продавщица выбила чек на 12 рублей 40 копеек. Она протянула его Джи, глядя на меня и укоризненно качая головой. Я был вне себя от всей этой нелепой, на мой взгляд, сцены. Джи приветливо улыбнулся и попрощался с продавщицей.

– Всего хорошего, – сказала она, – приходите еще.

– Не знаю, – ответил он серьезным тоном. – В этой инкарнации уже вряд ли получится.

Мы вышли на улицу.

– Почему вы высмеяли меня перед какой-то продавщицей?! – сердито спросил я.

– Она ведь сказала о тебе правду, не так ли?

– Ну, в общем-то, да, – нехотя согласился я.

– Ты все время забываешь, что находишься в Школе и обучающая ситуация может сложиться в любую минуту. Знать, сколько у тебя денег и как ты их тратишь – твоя ответственность, а не продавщицы. В твоем отношении к деньгам, которое было проявлено сегодня, видна твоя главная слабость: ты привык всю ответственность перекладывать на других людей. Это позиция лунатика и бродяги, а ты должен стать домохозяином. Расти-то надо тебе самому, а не продавщице и множеству других людей, на которых ты перекладываешь возможность своего роста, до сих пор оставаясь бытийно маленьким, съежившимся Циннобером, Крошкой Цахесом.

Меня передернуло. Я помнил гофмановскую историю о Крошке Цахесе. Он был обездоленным уродливым карликом, но над ним сжалилась фея Розабельверде. Благодаря ее магическому дару он мог казаться не тем, чем был на самом деле. Он достиг почестей, богатства и угодливого почитания окружающих, оставаясь ничтожным карликом со скверным характером. Его сморщенная душа так и не откликнулась на призыв феи, которая внушала ему: «Ты не тот, за кого тебя почитают, но стремись сравняться с тем, на чьих крыльях ты, немощный и бескрылый, взлетаешь ввысь…»

Вдруг вопрос Джи вернул меня от рефлексии к реальности:

– Кстати, как нам вернуться назад, во Дворец культуры? Ты запомнил, как мы сюда шли?

Я похолодел от мысли о том, какой нагоняй мне устроит Петраков за опоздание, и огляделся. Мы стояли на тротуаре возле пятиэтажного кирпичного дома. Рядом с ним и на противоположной стороне возвышались такие же дома. Место было совершенно незнакомым. Я посмотрел на табличку на доме.

– Мы находимся на улице Каверина, – сообщил я.

– Это ничего не меняет, – ответил он.

– Сейчас, – сказал я растерянно, – подождите… Я спрошу кого-нибудь.

Улица была пустынна. Я пробежался трусцой до следующего перекрестка, который был метрах в ста, и осмотрелся.

– Здесь почему-то никого нет! – крикнул я.

Джи иронически посмотрел на меня.

– Я бы предпочел, чтобы ты использовал свою способность логически мыслить, – и указал рукой куда-то вверх, в промежуток между домами.

Посмотрев туда, я увидел возвышающуюся над городком башню телевидения. Джи повернулся ко мне и переносицу его вдруг прорезала глубокая вертикальная морщина, делая лицо суровым, даже пугающим.

– Я уже устал от твоей безалаберности! – сказал он резким голосом. – Ты ни за что не хочешь отвечать, ты уже превратился из помощника в обузу!

Я оцепенел. Передо мной стоял совершенно незнакомый человек, излучавший атмосферу ясности и строгости, – ни уюта, ни тепла, обычно свойственных Джи, там и в помине не было! Я запаниковал.

– Если ты и дальше будешь так безответственно себя вести, то определенные силы переведут тебя на другой участок работ, чтобы добро, которое в тебя уже вложено, не пропадало зря.

Я хрипло спросил, не узнавая свой голос:

– А куда они меня переведут?

Джи иронически улыбнулся:

– Не волнуйся, вовсе не в Сибирь. Вернешься в Кишинев, будешь по-прежнему сидеть на шее у своих родителей. Но больше никаких поездок по стране с ансамблем не будет!

Я собирался заплакать от обиды, но какая-то часть меня оставалась отстраненной, наблюдая за тем, что происходит внутри.

Вдруг я заметил, что гнев и паника принадлежат не мне, а какому-то темному существу внутри меня, похожему на туземца. Это оно гневалось и рычало внутри: его задевали не слова, а атмосфера чистоты, которую излучал Джи. Я решил не поддаваться гневу этого существа, поскольку оно не имело никакого отношения к моей сущности. Через минуту существо исчезло, не выдержав огненной энергии Джи. Вместе с этим существом исчезли тяжесть и мутное состояние, беспокоившие меня с самого утра.

– Ну вот, теперь ты, как губернатор, можешь занести этого туземца в реестр обитателей своего острова. Ты получил практический урок в самонаблюдении. Я создал определенный психологический градус, который заставил одно из твоих многочисленных «я» проявиться, так что ты даже смог его увидеть. Но это произошло, потому что ты принял температуру, не стал ее сбрасывать.

– А через что сбрасывается температура? – спросил я.

– Если бы ты поддался этому существу, то стал бы выражать его гнев на мое замечание. Ты стал бы всячески его защищать, оправдывая свое поведение. В этот момент вся твоя энергия стала бы растрачиваться, и ты ничего бы не смог увидеть. Увидеть – это ведь не так просто, для этого нужно иметь тонкую энергию, которую я тебе передал через легкую коррекцию твоего состояния. Тонкая энергия дает блаженное состояние сущности, но личность – и особенно ложная, с которой ты непомерно отождествлен, – сильно страдает.

Мы вернулись во Дворец культуры, и я все оставшееся время ходил, плохо осознавая окружающее: состояние сущностного видения то и дело возвращалось. Я увидел, что внутри меня обитают неведомые мне странные существа, напоминающие насекомых. Я и не подозревал о том, что они настолько недоразвиты и кошмарны, и изумленно рассматривал их.

В эту ночь мне выпал сон, в котором я был превращен в черного карлика, царского повара. Я умел готовить напиток «Гамах», одна капля которого убивала дракона. Надо мной смеялись, меня дразнили, стоило мне только выйти на городские улицы. Но я помнил свое прошлое вельможи, который нарушил запрет и влюбился в царскую дочь – и в наказание за это был превращен в карлика.

Я стоял на вершине холма, наблюдая за знаками на облаках, а в моих глазах резвились эльфы. Вдруг по небу на лошадях пронесся большой кортеж – рыцари и дамы, а посреди них в золотой карете прекрасная фея. Я закричал: «О, фея! Расколдуй меня!» Она услышала мой отчаянный крик и бросила из окна кареты алую розу – символ свободы. Я попытался поймать розу, но сильный вихрь подхватил ее и унес вдаль. Надменный смех колдуньи, заколдовавшей меня, еще долго звучал среди облаков.

Я проснулся; крупные слезы все еще стояли в глазах. В номере никого не было. Я быстро оделся и, занимаясь уборкой, заметил на столе открытку с двумя бирюзовыми минаретами. Любопытство заставило меня перевернуть ее и прочесть: