Норман – мастер создавать психологическую температуру, которая необходима для внутренних алхимических процессов. Мы имеем в себе нечто, что притягивает такую реакцию среды, и это – наша собственная хаотичность. Если ты выдерживаешь поток гнева Нормана и не оправдываешься и сам при этом не поддаешься гневу, то его энергия прорабатывает твой внутренний хаос. Он не может направить энергию на себя – ему легче сбросить ее на нас, а наша задача – подставить себя под эту энергию и позволить ей очистить наши внутренние пространства… А сейчас найди рабочих сцены и мы приведем все в прежний вид.

Я нашел рабочих в одной из комнат подвала по звуку костяшек домино и азартным выкрикам.

– Рояль упал, – сказал я.

– Заплатите штраф дирекции, – ответил один из рабочих, в очках и с папиросой в зубах.

– У нас начинается репетиция, – трагическим голосом произнес я. – Помогите поставить его на место.

– Ты разве не видишь? Мы заняты…

– Поставлю бутылку, – предложил я, испугавшись.

– Две, – сказал все тот же рабочий.

Я сбегал за сумкой и поставил водку на стол.

– А за второй сходи в гастроном, – сказал рабочий и потушил папиросу.

К приходу музыкантов рояль стоял так, как хотел Норман. Я притаился за ящиками в кармане сцены, не желая попадаться ему на глаза. Под замысловатый аккомпанемент интеллектуального джаза я выплескивал в дневник накопленные обиды. Джи бесшумно подошел и сел рядом со мной. Мне не хотелось с ним разговаривать.

– Одна из твоих обязанностей как ученика – это научиться смиренно принимать мои коррекции, – сказал Джи, почувствовав мое состояние. – Если бы ты это умел, ты давно бы уже начал расти. Но через свои обиженные оправдания ты сбрасываешь тонкую энергию, которую я передаю тебе.

– Я готов принимать ваши коррекции, но почему меня ругает и Петраков, и Норман, и весь ансамбль? Я что, хуже всех?

– Петраков – твой замечательный бенефактор: он помогает мне в работе над тобой.

Я не стал возражать. Джи продолжал:

– Я играю роль «тайного советника», который подает атмосферу звездной Традиции на джаз-ансамбль через общение с каждой «планетой» «Кадарсиса» на доступном ей языке. Это невозможно сделать на вербальном уровне, потому что строгая цензура нашей личности тут же все перехватывает и искажает. Поэтому с Норманом, например, я общаюсь через шахматы. Он, играя, переходит из своей личности в сущность, и тогда я могу через атмосферу передать его сущности весть о новом Посвящении. Эта весть является особого рода звездной пыльцой, которая оседает на крыльях нашей души. Когда у человека есть звездная пыльца, он испытывает томление по тем высшим мирам, откуда эта пыльца взята, стремится к росту своей внутренней Золушки – сущности, стремится к Богу. А если эта пыльца потеряна или съедена жизнью, то у человека только материальные интересы: семья, карьера, удовольствия жизни. Вот ансамбль и передает людям, через концерты, часть этой пыльцы, опыляя, таким образом, целые города. Это гомеопатический метод, который работает очень эффективно.

На Корабле есть еще и трюмное отделение, с машинистом и кочегаром. Тебе нужно уметь общаться и с ними тоже – ведь без них Корабль не может плыть дальше.

– Вы имеете в виду интригана Петракова и мерзкого Аркашу? – выпалил я, все еще не в силах успокоиться.

– Всякое осуждение, даже очень справедливое, создает пробоину в энергобалансе, – сказал Джи, – кормит нашу Золушку – сущность камнями вместо хлеба. Я не говорю уже о тех астральных отбросах, что ты извергал из себя, ругаясь как сапожник. Это уже просто в грязи испачкаться! Ты ведь спрашивал меня, как твоя сущность может начать расти? Чтобы сущность могла расти, надо начать кормить ее хлебом – тем, что она может усвоить.

Я молчал. Возразить было нечего.

– Хлеб – это когда ты в любом хаосе увидел жемчужину смысла, красоты, личное письмо Господа Бога к Самому Себе. Тема соборности, соборного делания – лейтмотив нашего Посвящения…

В этот момент подошел Шеу и, попыхивая «Беломором», сказал:

– Господа, предлагаю вам продолжить разговор в приличном заведении, расположенном в пяти минутах ходьбы отсюда.

Пивная располагалась в небольшом зале с каменными стенами: высокая стойка из светлого дерева, несколько квадратных деревянных столиков и стульев. В зале сидела одна пара, остальные столики пустовали. У стойки сидела на высоком табурете официантка в короткой синей юбке, открытой блузке и белом переднике, с ней флиртовал рослый красавец-бармен. Засмотревшись на ее круглые колени, я невольно позавидовал этим людям: их жизнь показалась мне легкой и беззаботной. Джи осмотрел зал и выбрал столик, стоявший у кадки с небольшим деревцем. Официантка нехотя соскользнула с табурета и подошла к нам.

– Мы возьмем пива и креветок, – сказал Шеу значительно. – Они у вас, надеюсь, свежие?

– Свежайшие, – без всякой обиды, с улыбкой ответила официантка и убежала, стуча каблучками.

Ее легкая атмосфера растворила мою угрюмость.

– Что же такое наша сущность, о которой вы все время говорите? – спросил вдруг Шеу, внимательно изучая меню.

Джи ответил не сразу:

– Однажды к Иисусу подошел молодой человек и попросился в ученики. Иисус ответил, что для этого следует раздать свое имение бедным, и тогда он сможет стать учеником. Но тот не смог сделать это и, заплакав, ушел.

Имение – это наша личность, а бедные, нищие, хромые и убогие – это наша сущность, которая перестает расти после семи лет. Но только она может в нас развиваться, расти, летать!

– Но как же ощутить ее в себе? – спросил я.

Шеу посмотрел на меня с интересом.

– Научись отделять сущность от существ, которые населяют твое внутреннее пространство, – ответил Джи. – Ты ведь читал роман «Робинзон Крузо»? Даниэль Дефо был не просто писателем, он был создателем «Интеллидженс Сервис» и посвященным в тайные учения. В романе «Робинзон Крузо» он и описывает внутренний мир человека в виде необитаемого острова с дикой природой, которую нужно начать культивировать. Стань Робинзоном, исследующим население внутреннего острова. Наблюдай его обитателей без критики и похвалы и заноси их в дневник. В неделю у тебя должен быть килограмм записей и рисунков.

В этот момент официантка поставила на стол три большие кружки пива и блюдо с креветками и снова отошла к стойке бара. Я посмотрел на креветок. Их было очень много, но все же меньше килограмма.

– Вы, наверное, ошиблись, – осторожно сказал я. – Как это – килограмм? Уж не хотите ли вы сказать…

– Именно это я и хотел сказать, – ответил Джи. – Я совсем не ошибся, когда сказал: «Килограмм исписанной тобой бумаги». В какой-то момент ты заметишь, что некие туземцы живут в тебе, а ты принимаешь их желания за свои.

– А где же моя сущность? – спросил я, испуганный идеей, что какие-то существа пользуются мной.

Тут неожиданно вмешался Шеу:

– Мне трудно с тобой согласиться. Я, например, считаю неотъемлемой частью моей сущности душевное сидение за пивом и креветками. Я просто не мыслю жизни без этого!

– Отлично! – произнес Джи. – После пивной предлагаю пойти в магазин – закупить еды на вечер.

Когда мы закончили наши посиделки, я рассчитался с официанткой и с сожалением покинул пивную.

Мы долго ходили по узким кривым улочкам, пока Шеу не потерялся в одной из них. Наконец мы нашли магазинчик с выкрашенными синей краской стенами и кирпичного цвета полками. Несмотря на невзрачный вид, магазин был полон консервов, колбас, копченой рыбы и пива. Я выбрал большую палку сухой колбасы, несколько копченых сардин, десять бутылок пива, а потом, не дожидаясь колких намеков Джи, приличный кусок соленого сала и полкило луку. Продавщица, веснушчатая и голубоглазая, надписывала толстым карандашом цену прямо на упаковке. Я протянул ей двадцать пять рублей. Джи вдруг остановил меня:

– Скажи сначала, сколько причитается сдачи с этих денег?

Мне было неприятно, что симпатичная продавщица может подумать, что я мелочен.