Обратились и ко мне, чтобы выяснить, буду ли я участвовать в работе нового творческого союза. Конечно же, я дала свое согласие, даже не подозревая о том, что ждет меня впереди. Тогда я как-то не придала особого значения этому разговору, в котором обещала помогать по мере своих сил, но вовсе не посвящать себя полностью новому делу. В то время у меня, как всегда, было много своих собственных творческих планов, которые надо было осуществлять. И одной из таких работ была подготовка к выступлению в партии Ульрики в опере Верди «Бал-маскарад» на сцене театра «Эстония» в Таллине.
Вообще-то эта партия была мне знакома и раньше — в 1973 году я пела Ульрику в театре Висбадена, в Германии. Но с тех пор прошло достаточно времени, я успела уже подзабыть эту роль и поэтому с удовольствием приняла приглашение главного дирижера театра «Эстония» Эри Класа участвовать в постановке. Я знала Эри Класа как очень хорошего дирижера еще со времен его стажировки у нас в Большом театре, поэтому мне было интересно поработать с ним.
Я выехала в Таллин, совсем не обратив внимания на то, что в Москве вскоре начинало работу учредительное собрание, на котором идея создания творческого союза музыкантов должна была получить конкретное завершение. Я спела свой первый спектакль, который прошел с успехом, и уже должна была готовиться ко второму выступлению в роли Ульрики, как неожиданно раздался звонок из Москвы, от министра. Мне сказали, что я должна срочно приехать в Москву. «Что значит должна? Зачем? У меня договоренность с театром, я должна спеть здесь еще несколько спектаклей!» — «Нет, вы должны приехать в Москву немедленно, вас ждут именно сейчас!» Хотя и в 1986 году Министерство культуры могло требовать от актеров в приказном порядке исполнения всех его распоряжений, я продолжала возражать, объясняя ситуацию, говоря, что могу поставить в неудобное положение театр, который рассчитывает на мои выступления. Кроме того, в Москве у меня в то время не было никаких неотложных дел… Ничего не помогало — голос в трубке продолжал настаивать на моем возвращении в Москву, при этом ничего не разъясняя.
Я, что называется, упиралась, пока мне не позвонил Ю. К. Курпеков, который тогда работал в Отделе культуры ЦК КПСС, и сказал: «Ты должна сейчас же приехать». С Юрием Константиновичем мы знакомы еще со студенческих лет — вместе учились в Московской консерватории, поэтому я поверила, что действительно нужно ехать. Я понимала, что он лучше меня знает, почему надо сделать так, как просят. Тем не менее такая настойчивость меня насторожила, я даже немного растерялась.
Поскольку я настаивала на том, что у меня обязательства перед театром «Эстония», мне разрешили спеть второй спектакль, после чего сразу же вылететь в Москву. Очевидно, руководству театра тоже позвонили, так как наутро после спектакля меня отвезли в аэропорт и посадили в самолет, сказав, что в Москве меня встретят и потому не будет никаких забот с машиной.
В московском аэропорту около хорошо знакомого мне депутатского входа (несколько лет я была депутатом Верховного Совета СССР) меня уже ждала машина, которой я не заказывала. Это тоже настораживало, и я поняла, что все это неспроста и происходит действительно что-то серьезное. Сидя в машине, я спрашивала себя: «Что же все-таки это такое?» Из аэропорта меня должны были отвезти сразу в Колонный зал, где заканчивало свою работу учредительное собрание, я успела только заехать домой, чтобы оставить багаж и переодеться. В Колонном зале я появилась к заключительной части заседания. Получалось, что я попала сразу с корабля на бал. Провели меня в зал через специальный, правительственный вход и такую же правительственную комнату, где уже находилось тогдашнее высокое цэковское начальство: Г. А. Алиев (теперешний Президент Азербайджана), А. Н. Яковлев и П. Н. Демичев. От них-то я и узнала, почему мое возвращение в Москву было так необходимо: оказалось, что «в верхах» уже решили выдвинуть мою кандидатуру в качестве председателя правления нового общества, а предложить ее залу поручили Т. Н. Хренникову. Это было для меня так неожиданно, что я даже не могла ничего возразить. Все находившиеся в комнате тем временем убеждали меня в том, что возглавить новое творческое объединение должна именно я. Разволновавшись, я долго не могла прийти в себя, а события тем временем шли к завершению, и я уже ничего не могла изменить.
Кончилось все так, как и было запланировано: на учредительном собрании зал проголосовал за мою кандидатуру. Когда объявили результаты выборов и меня избрали председателем правления Всесоюзного общества, многие стали подходить ко мне и поздравлять. И только один из собравшихся тогда в Колонном зале музыкантов (это был Иосиф Кобзон) выразил мне… соболезнование: он понимал, какую ношу я взваливаю на себя. И он оказался прав — жизнь показала, что меня и всех, кого со временем мне удалось привлечь к работе общества, ждали впереди немалые трудности.
Я не знала, с чего надо начинать, у меня не было необходимого опыта в столь непривычном для меня деле. Ведь я была прежде всего певица, актриса, но никак не руководитель, не организатор. Да, у меня за плечами было многолетнее руководство работой жюри на конкурсах имени Глинки и имени Чайковского, у меня был опыт работы депутатом Верховного Совета, когда мне приходилось вести прием своих избирателей, выслушивать их просьбы, жалобы, помогать многим из них, особенно в столь остром и по сей день жилищном вопросе. Но всего этого теперь было мало.
Интересно, что жилищный вопрос оказался среди первых, которые мне пришлось решать, когда я приступила к работе во Всесоюзном музыкальном обществе. Прежде всего нам надо было где-то «поселиться». Еще во время разговора в Колонном зале меня успокоили, что эта непростая проблема не должна меня волновать, так как здание для нас уже подобрали, что все уже согласовано на уровне министерства, одобрено в правительстве.
Но когда я вернулась в Москву после запланированных еще ранее зарубежных гастролей, на которые выехала сразу же после избрания меня председателем нового общества, то убедилась, что все не так гладко, как мне обещали. Министерство культуры, видимо, успокоенное «согласованиями» и «одобрениями», оставшимися на бумаге (а может быть, даже и устными), просто-напросто «прозевало» тот особняк напротив консерватории, который предназначался нам: этот старинный «Брюсов дом» «перехватило» другое учреждение — Комитет по вычислительной технике, руководство которого, в отличие от нашего министерства, действовало более напористо.
Когда я пришла, чтобы ознакомиться с нашим будущим «домом», то увидела, что там во всю идут ремонтные работы и проводит их совсем другая организация. Пришлось бить тревогу, добиваться, чтобы было возвращено то, что нам обещали на таком высоком уровне. Одновременно с этими малоприятными проблемами приходилось набирать штаты, приглашать опытных людей, которых я знала по предыдущей работе на международных и всесоюзных конкурсах, знакомых с организацией разного рода музыкальных мероприятий. Я с благодарностью вспоминаю всех, кто помогал мне тогда и советами и делом.
Постепенно работа нашего общества налаживалась, мы стали участвовать в различных культурных акциях, набираться опыта, осуществлять все новые и новые планы. Появлялось все больше интересных идей, предложений, которые мы, по мере возможностей, старались воплотить в жизнь.
За прошедшие десять лет Всесоюзное музыкальное общество трижды меняло свое название — это было отражением стремительных изменений в нашей жизни, в судьбе страны. В конце. 1990 года общество было преобразовано в Союз музыкальных деятелей СССР (по аналогии с другими творческими союзами), а после распада СССР на ряд самостоятельных государств к нашему названию добавилось слово «международный», свидетельствующее о том, что прежние связи деятелей культуры бывших союзных республик сохраняются.
По уставу нашего общества после первых пяти лет работы полагалось избрать нового председателя правления. Перевыборное собрание проходило в очень непростое для всех нас время — в стране происходили драматические события, что, конечно же, сказывалось на положении в области культуры. Когда музыканты, собравшиеся в зале Дома композиторов для избрания нового председателя, в своих выступлениях говорили о трудностях становления нашего музыкального союза, о существующей реальности, никак не благоприятствующей развитию культуры, то кто-то произнес достаточно известную фразу: «Коней на переправе не меняют…» И все поняли, что надо делать. Так я была переизбрана на второй срок и вот уже десять лет возглавляю теперь уже Международный союз музыкальных деятелей в качестве его президента.
