– Ваша честь, давайте сделаем перерыв на полчаса, я поговорю со своим клиентом, – сказал я.

– Замечательная мысль, – поддержал меня судья, встал и вышел из-за стола.

Мы с Митей расположились в парке около суда, взяли по хот-догу с кока-колой.

– Какая Дженнифер красивая девочка! – начал я.

– Да, классная девка, но признавать отцовство я не буду. Я с хорошей девушкой сейчас живу, жениться собираюсь, и вдруг – трехлетний ребенок. Да и получаю я не так уж много.

– Митя, судья ведь все равно назначит тест ДНК, и ты догадываешься, какой результат он покажет.

– Вот когда покажет, тогда и будем говорить, – отрезал Митя. – До какого возраста алименты платят?

– Минимум до восемнадцати, максимум до двадцати двух, если дочка будет учиться в колледже по полной программе.

– Ничего себе! Еще восемнадцать лет алименты платить! Нет, давай уж сражаться до конца.

Мы вернулись в зал суда, и судья назначил тест ДНК. Малютке Дженнифер предстоял болезненный укол.

Результаты теста ДНК показали, что вероятность Митиного отцовства составляет 99,96 процентов. Вряд ли кто-либо из мужчин, живущих на земном шаре, мог бы иметь большие основания считать Дженнифер своей дочкой, чем Митя.

Втайне я был рад. То, что Митя отец девочки, ни у кого не вызывало сомнений. Сам Митя, конечно, тоже понимал это. Будучи молодым отцом (а моя собственная дочь родилась за год до описываемых событий), я внутренне порицал Митю за слабодушие – неужели для него все упиралось в деньги? Неужели еврейская кровь Мити оказалась стоячей? Алименты на одного ребенка составляют семнадцать процентов от «грязного», доналогового годового дохода. Есть ли лучший способ потратить эти семнадцать процентов? На еду Мите хватит, на жилье в Лэйк Плэсиде тоже, даже на приличную машину останется. И при этом у него будет возможность общаться с собственной дочерью, брать ее к себе на каникулы, ездить с ней отдыхать, учить ее бегать на лыжах.

Настоящий адвокат, наверное, так рассуждать не должен. Клиент поставил задачу – выполняй. Не можешь – откажись! Я решил позвонить Мите и прямо ему сказать, что представлять его дальше не буду, потому что считаю его поведение свинским. Я мог позволить себе сказать что угодно – мы были приятелями, да и денег с него за ведение этого гнусного дела я не брал.

– Скажи, а какая теперь разница, будешь ты меня представлять или нет, когда на выигрыш у меня шансов практически нет? – спросил Митя, выслушав мои порицания.

– Митя, мне противно играть в суде комедию, что-то говорить, оспаривать результаты теста. В душе я считаю, что ты должен признать отцовство и платить алименты.

– Послушай, эта блядина жила одновременно со мной и этим египтянином. Пусть он и платит алименты, раз женился на ней.

– Ты прав насчет Бренды, но при чем здесь девочка?

– Девочка ни при чем, но когда она родилась, Бренда и Махмуд записали ее своей дочкой. Бренда – мама, Махмуд – папа. Три года спустя оказывается, что папа не Махмуд, а я. Это, ты считаешь, справедливо?

– Митя, мне трудно будет защищать тебя.

– Просто ты испугался результатов теста. Я же не буду тебя проклинать, если мы проиграем дело, я и так тебе благодарен, что ты денег с меня не берешь. Пойдем, отсидим формальное слушание, я ведь все равно по-английски не очень.

– Я подумаю.

Вечером мне позвонил папа и сказал, что настоящие адвокаты своих клиентов не бросают и что я обязан довести Митино дело до конца и постараться его выиграть. Мой папа многие годы работал адвокатом в Харькове, прославился как защитник женщин в бракоразводных процессах. Мне странно было слышать от него пожелание выиграть дело – папа имел также репутацию справедливого человека. Неужели для него дружба с парнем, с которым они вместе учились собак стричь, превыше справедливости?

– Папа, когда ты практиковал в Харькове, тесты на ДНК еще не проводились, может быть, они и сейчас там не проводятся. Митя – отец девочки, они похожи как две капли воды, и тест говорит то же самое.

– Что справедливо, решает судья, а не адвокат. У тебя есть клиент, вот и защищай его. Ты подумай, что сделала его подружка, – мало того, что спала с обоими, так еще и молчала о ребенке три года.

– Папа, она молчала бы всю жизнь. Не она пошла по Митину душу, а вэлфер. Его судит агентство штата, платящее пособие беднейшим людям.

– Ничего, штат Нью-Йорк достаточно богат, чтобы потянуть еще одну девочку. Ты не за штат беспокойся, а за своего клиента. У штата есть свой адвокат.

…Все участники судебного слушания расселись за тем же овальным столом. Судья старался проводить слушание как можно менее формально. Он задавал пустячные вопросы клеркам, поинтересовался, как здоровье болеющего мужа стенографистки, тепло поприветствовал меня и Митю. Пока мы ждали адвоката вэлфера Левин, судья расспрашивал меня и Митю о Советском Союзе. Было уютно сидеть вот так за столом и беседовать с симпатичным пожилым человеком с седыми усами. Небольшая формальность все же присутствовала – на судье была черная мантия.

С толстой папкой в зал вошла Левин и уселась напротив меня, рядом с Брендой. Митя сидел рядом со мной, судья во главе стола. Дженнифер сидела у Бренды на коленях и сосала леденец. В моей папке лежала одна бумажка – результат теста. Глядя на раздувшуюся папку Левин, я гадал, что в ней находится. Наверное, она очень хорошо подготовилась к слушанию и в папке у нее аккуратно сложены распечатанные решения судов по аналогичным делам, нужные статьи кодекса по семейному праву, список вопросов к Бренде и к Мите. Молодец адвокат Левин! А я вот, узнав результаты теста ДНК, никак не подготовился. Но ведь, наверное, можно было почитать дела по данному вопросу, возможно, были решения, которые могли бы мне пригодиться. Нет, нельзя нанимать друзей в качестве адвокатов. Был бы незнакомый человек, платил бы солидные деньги, уж не пришел бы я в суд с одной бумажкой, а сидел бы, как Левин, с пухлой папкой и оскаленной пастью. И не мучался бы поведением чужого для меня человека и вопросом, лишаю ли я ребенка отца.

– Во-первых, я хотела бы официально предоставить суду результаты теста, – начала адвокат Левин, протягивая судье бумажку с невообразимыми цифрами 99,96 процента.

– Обозначим этот документ как вещественное доказательство номер один, – сказал судья, принимая бумажку. – Да, внушительные цифры.

– Затем я хотела бы задать Бренде Келм несколько вопросов, – продолжила Левин.

– У вас есть возражения? – обратился судья ко мне.

– По существу нет, но как нам известно, миссис Келм была или есть замужем. У нас нет свидетельства о браке, а если она разведена, то и свидетельства о разводе у нас тоже нет. Кроме того, у нас нет свидетельства о рождении Дженнифер. Миссис Левин обещала мне его предоставить, но, наверное, забыла. Предполагаю, что все эти документы есть у миссис Левин.

– Миссис Левин? – поднял брови судья.

– У нас нет свидетельства о браке, но миссис Келм не отрицает факт своего замужества. Мы можем прямо сейчас оговорить, что она замужем за мистером Махмудом аль-Касемом. Что касается свидетельства о рождении Дженнифер, оно на арабском языке, и перевод был закончен только вчера. Вот оригинал свидетельства, и вот перевод.

– Обозначим как вещественные доказательства номер два и номер три. Ну а теперь задавайте вопросы своему клиенту, – заключил судья.

– Миссис Келм, согласно свидетельству о рождении Дженнифер, она родилась пятого мая одна тысяча девятьсот восемьдесят второго года. Вы подтверждаете этот факт?

– Да, – ответила Бренда.

– Вы замужем?

– Да.

– За кем?

– За Махмудом аль-Касемом.

– Когда вы вышли замуж за Махмуда аль-Касема?

– Когда переехала в Египет.

– А когда это произошло?

– В октябре восемьдесят первого года.

– Вы уже тогда были беременны Дженнифер?

– Наверное.

– Вы наблюдались у гинеколога? Сколько месяцев вы носили Дженнифер?

– Девять.

– Когда у вас были последние месячные в восемьдесят первом году?