В современной ситуации уже только упоминание слова «Север» определенным образом обязывает традиционалистов. Подразумеваю титаническую попытку Гейдара Джемаля прорвать реальность своим трактатом «Ориентация – Север», который впервые был опубликован в 1997 г. в шестом номере журнала «Волшебная гора». Эта ситуация взбудоражила интеллектуалов. Г. Джемаль предстал как хранитель оружия НИЧТО или само вооруженное НИЧТО. Я перед этой метафизикой «встал как пень». Узнать значит перемениться. Но перед знанием «ориентации» Г. Джемаля немеешь: перемена теряет смысл, потому что теряешь реальность и самого себя. Я «с миром не знаком», разумеется, с подобным миром, я «дома», в границах мысли об ИНОМ как истинном бытии, которое, вопреки Г. Джемалю, все-таки соприкасается с реальностью, и в которой ориентация на Север не отключается.

В своем сочинении я нахожусь в пограничной зоне мифа как абсолютного знания о предмете (Север) и не вхожу в мир раскрытия мифологем как очевидных или заочных следствий, пытаясь в то же время узнать, существует ли выход в отрицательное время – от будущего к прошлому. Рассматриваются также вопросы, связанные с сюжетами в библейском саду Адама и Евы и в саду Гесперид греческих мифов: о змее-искусителе как держателе времени, о плодах на Дереве жизни и запретных плодах с Разумного дерева. Рассматривается вопрос о «середине» как обиталище демонических сил. Касаюсь также, отчасти, иерархии и противопоставления человеческих типов северо-западных и южных славян в пределах России, но опять-таки на уровне этнографических мифов. И варианта «натурализации человеческого бытия, основанного на различии рас» (К. Ясперс). Линия проходит по направлению Север – Юг. Эта ситуация зафиксирована в общих чертах, тем не менее она оказалась близкой Пелазгическому мифу о творении.

«В начале Эвринома, богиня всего сущего, восстала обнаженной из Хаоса и обнаружила, что ей не на что опереться. Поэтому она отделила небо от моря и начала свой одинокий танец над его волнами. В своем танце она продвигалась к югу, и за ее спиной возникал ветер, который ей показался вполне пригодным, чтобы начать творение. Обернувшись, она поймала этот северный ветер, сжала его в своих ладонях – и перед ее глазами предстал великий змей Офион. Чтобы согреться, Эвринома плясала все неистовей, пока не пробудилось в Офионе желание, и он обвил ее божественные чресла, чтобы обладать ею. Вот почему северный ветер, который также зовется Бореем, оплодотворяет: вот почему кобылы, поворачиваясь задом к этому ветру, рождают жеребят без помощи жеребца. Таким же способом и Эвринома зачала дитя[1]. Затем превратилась она в голубку, села, подобно наседке, на волны и, по прошествии положенного времени снесла Мировое яйцо» (Зарубежная литература для средних и старших классов. Нижний Новгород, 1994. С. 11–12). (Далее известное развитие событий: с Мирового яйца все и началось. – Л.Г.)

С Пелазгическим мифом хорошо коррелируют знания «Авесты», переданные Б.Г. Тилаком в его книге «Арктическая родина в Ведах» со слов верховного жреца парсов Декана – о том, «что у мира есть центр, где когда-то произошел акт творения». Именно на Севере «мир неподвижен, неподвержен времени, и именно там начинается «лестница на небеса» (Ю. Соловьев).

Вот теперь куда как хорошо сказал Г. Джемаль: «Посредством мифа невозможное становится центром субъективной реальности»; и – «Отпавшее от реального мифа существо живет под гипнозом обреченности и гибели» (Джемаль Г. Ориентация – Север. //Миф. № 17, 34). Последний афоризм сразу сталкивает нас с уверенным мнением К. Ясперса: «… то, что человек может погибнуть, становится очевидным в возможности отсутствия вождей». И добавляет: «… отдельный индивид поясняет массе, чего она хочет, и выступает в своих действиях от ее имени» (Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994. С. 325, 333).

Но я был неправ, когда говорил, что «с миром не знаком». То, что я допустил стихотворные вставки в тексте – это и есть мои выходы «в мир». В них-то и возникает духовная ситуация человека, где он ощущает себя в пограничных ситуациях, когда он не входит в общий «порядок существования». В стихотворном эпилоге «Жизненное время» как раз речь идет об индивиде, способном принять решение на себя и пояснить массе, чего она хочет. Это и есть содержание и цель моего сочинения.

Леонид Гурченко, ноябрь 2011 г.

Время жизни Геракла. – Пелазги, македоны, дорийцы. – Фракийцы бебрики – «бобры». – Склавы и анты – «выдры». Славяне Северо-западной Руси и Южной Прибалтики – «волки». – Слово «русь» всегда имело отношение к ситуации, в которой оно произносилось – полноту царского значения. – У восточных славян существовал культ Геракла. – Усатый гигант в нижнем ярусе Збручского идола – это Геракл, держащий небесный свод в Гиперборее

(1) Жил Геракл во второй половине второго тысячелетия до Рождества Христова. В это время Геракл, находясь в Олимпии, воздвиг святилище герою Пелопсу, потомком которого он был в четвертом поколении. Святилище открыто современными археологами и датировано. К тому времени относится и поход аргонавтов в Колхиду за Золотым руном. Геракл собрался принять участие в походе вместе с Орфеем, близнецами Кастором и Полидевком, Тесеем, национальным героем ионийцев-пелазгов, жителей Аттики. Сам Геракл был племенным богом дорийцев, жителей Аргоса, которые в Фессалии входили в конфедерацию пелазгов, затем поселились у Пинда, горы в Македонии, и назывались македонами до переселения в Пелопоннес, где приняли имя дорийцев. Геракл собрался в числе сорока трех воинов на пятидесятивесельном корабле, среди которых была женщина-воительница Аталанта.

(2) На носу корабля богиня Афина укрепила ствол прорицающего додонского дуба. Но добывать Золотое руно Гераклу не пришлось. У берегов Северной Греции, в Фессалии, второй родины пелазгов, он был оставлен в гавани Афеты, ибо сам корабль Арго провещал человеческим голосом, что не в силах вынести его тяжесть. Не судьба!

(3) Способность корабля Арго произносить человеческие слова заставляет сделать паузу и заметить, что одушевленность простых механизмов была известна всегда (чего стоит избушка Бабы Яги, исполняющая человеческие приказания), а поведение современных сложных машин вообще пугает своей автономной жизнью.

(4) Рядом с Фессалией располагалась фракийская Мисия в современной Болгарии. В этой земле жило племя бебриков, которыми правил Амик, сын Посейдона и Вифинской нимфы – сын морского царя и речной девы из Малой Азии. Слово «бебрики» знакомо славянскому слуху – это бобры. В «Слове о полку Игореве» «бебрян рукав» – бобровый рукав. Но «бобры» – не славяне. Склавы и анты тоже «водоплавающие», как сообщают византийские авторы, потому что, «внезапно застигнутые опасностью, погружаются глубоко в воду, держа во рту изготовленные для этого длинные тростинки, целиком выдолбленные и достигающие поверхности воды; лежа навзничь на глубине, они дышат через них и выдерживают много часов, так что не возникает на их счет никакого подозрения» (Маврикий, 1991. С. 371). Но славяне не «бобры», а «выдры»: «Куманин (половец) пардус есть», – сказал памятник отреченной русской литературы и продолжил: «Русин видра есть» (Тихонравов, 1863. С. 440).