— Папа, нам не нужно уединяться, — твердо заявила Найна. — Мне почти нечего сказать мистеру Хардвику…

У Фэна на мгновение раздулись ноздри.

— Это мы еще посмотрим, — сказал он, опуская рюмку, и встал.

— Молодец, — сказал Джозеф. — Ты не позволяй ей этих выходок, парень. Если терпеть, она тебя заставить ходит на задних лапках.

— Да, я уже заметил, — сказал Фэн с неопределенной улыбкой. — Пошли, Найна. — Он крепко взял ее под руку и вывел в прихожую.

Найна и не думала сопротивляться. Ее покинули силы: то, что происходило, было ужасней любых ее опасений.

Если она правильно все поняла, а она в этом почти не сомневалась, Джозеф оценил отличный покрой костюма Фэна и его самоуверенный вид и пришел к ошибочному мнению, будто Фэн — подходящий жених и достойная замена молодому Виккери. Ей оставался один только выход: раз и навсегда дать понять Фэну, что он ее не интересует. Тогда он наверняка уедет.

— Теперь куда? — спросил Фэн.

Найна указала на дверь по ту сторону прихожей, и Фэн подтолкнул ее в гостиную, освещенную пламенем камина и тесно уставленную мебелью, которая выделялась своими габаритами в оранжевом свете, заливавшем комнату.

— Так тебе почти нечего мне сказать? — произнес он, захлопнув дверь и навалившись на нее, как будто боялся, что Найна в панике выскочит из гостиной.

— Да, почти нечего. — Она начала крадучись отодвигаться от него. Вид у него был ужасно суровый, и у нее не вызвал доверия мрачный блеск его глаз, отражавших пламя камина.

— Ясно, — ответил Фэн. — В таком случае нам, наверное, лучше объясниться иным способом.

Нет, подумала Найна, когда он с не вызывавшим сомнения намерением шагнул к ней, нет, только не это.

И сразу же Найна утратила ясность мысли — он схватил ее в охапку, и у Найны осталось только желание осязать мужское тело, так тесно прижатое к ее телу.

Прикосновение губ Фэна дурманило и ошеломляло, как в тот раз, когда он целовал ее на аллее. Но теперь, когда они уже не кутались в теплые зимние пальто, прикосновение стало проникновенней, и у нее зашумело в ушах. Она чувствовала, как каждый дюйм его мускулистого тела прижимается к ее мягким изгибам, а когда его ладонь легла на шелковую блузку, прикрывавшую ее груди, разбушевавшийся отец уже не мог нагрянуть и оборвать эту минуту чарующей близости.

— Фэн, — шептала Найна, прижимаясь к нему бедрами и теряя голову от прикосновения теребивших ее пальцев. — Фэн… — Ее жажда была очевидной, но она не знала точно, чего же ей так хотелось, чего она с таким нетерпением ждала…

Вдруг, когда она поняла, что ни минуты больше не сможет выдержать этой незавершенности, Фэн отпустил ее.

— Вот так, — сказал он, — это развяжет тебе язык.

Так и получилось, однако не сразу. Найна обнаружила, что она в состоянии раскрыть рот, но голос ее не слушался. Впрочем, когда комната перестала вращаться и дар речи снова вернулся к ней, слова из ее уст хлынули потоком, как прорвавшаяся через плотину вода.

— Да, — сказала она, — развязало. Фэн Хардвик, ты, несомненно, самый грубый, самый самодовольный из всех мужчин, каких я только знала. И еще самый невыносимый тиран…

— Это, — перебил ее Фэн — не то, что я бы назвал извинениями. — Он крепче навалился спиной на дверь.

— Я и не думала извиняться. Почему я должна извиняться? Я же тебе заплатила за твои услуги, верно?

— Нет. Если соблюдать точность, то нет.

— Ах так? И ты хочешь, чтобы я поверила, что ты приехал ко мне домой, только чтобы вернуть мне чек?

— А для чего же еще?

— Конечно, чтобы получить по более высокой таксе. — Она ужасно досадовала, что у нее срывается голос, но постаралась овладеть им. — Когда ты понял, что я попала впросак из-за твоих поцелуев, то решил, что меня можно и совсем общипать. Ты не женат, а мой отец — Джозеф Петрофф Третий, и это, кажется, тебя вполне устраивает. Ты поэтому увязался за мной, верно?

В камине треснуло полено, и Найна вдруг осознала, что они стоят в полумраке, злобно уставившись друг на друга. Не важно.

Фэн пошарил у себя за спиной, щелкнул выключателем, и комната озарилась светом, при котором уже ничего нельзя было скрыть. Найна прищурилась от слепящего света.

— Ты сможешь повторить это? — тихо спросил он.

— Нет, — ответила Найна, с опаской рассматривая проступившие на его лице резкие морщины. — Не стану повторять. Я сказала все, что было нужно. Пожалуйста, пропусти меня.

— Зачем? Чтоб ты побежала к своему достопочтенному папаше и все ему выболтала? Но он, знаешь ли, тебе не поверит.

— А вдруг поверит? — сказала Найна. Она чувствовала себя опустошенной, и, несмотря на тепло, идущее от огня, ей было холодно. — Ты не первый золотоискатель, которого он отправит восвояси.

— Спасибо за комплимент. — Фэн отвесил ей шутовской поклон. — Меня еще никто не обзывал золотоискателем.

— Выходит, я первая, — ответила Найна с притворной деликатностью. — Ты пропустишь меня или я должна визжать?

Он пожал плечами.

— Хочешь, я тебе на самом деле дам повод повизжать? Тогда у тебя получится гораздо более убедительно.

— Я хочу, — сказала Найна, не обращая внимания на явный вызов в его взгляде, — чтобы ты посторонился.

— Ты уверена?

— Конечно, уверена.

Фэн поджал губы, но сделал шаг назад и распахнул дверь. Пробегая мимо него, Найна расслышала, как он бормочет:

— Открой шторки, Найна, и посмотри правде в глаза.

Она остановилась на месте.

— Это как понимать?

— А так, что вместо того, чтобы гордиться тем, скольких мужчин можешь привлечь ты сама, с твоим заботливым, независимым и сильным характером, ты предпочла как медаль носить недоверие и думать самое худшее о каждом мужчине, который к тебе стремится. В один прекрасный день ты обнаружишь, что тебе уже никого не привлечь. Твой отец это понимает, даже если ты еще не поняла.

Найна чуть выше подняла подбородок и не ответила. Чего она сейчас не хотела слышать, так это что каким-то непостижимым образом ее отец и Фэн оказались союзниками, а значит, ее отличный план катастрофически обернулся против нее самой.

Она не стала оглядываться, чтобы узнать, смотрит ли Фэн ей вслед, и поспешила наверх, в свою комнату. В самом ли деле все против нее? Неужели ее отец действительно попался на крючок Фэну?

— Это просто какой-то абсурд, — громко простонала она. — Папа ведь не дурак. Должен же он понять, что Фэн не из этих его выдающихся членов правления. Ну должен же он понять. А если не понял… О Боже! — Она опустилась на голубое стеганое покрывало и зарылась лицом в ладони.

Неужели Джозеф мог подсадить Фэна на этот поезд? Значит, молодой Виккери просто… мистификация? И ее отец все это время разыгрывал перед ней комедию? Неужели он такой коварный?

А Фэн? Она поджала губы и, стиснув кулаки, стала колотить подушку. Нет, ничего такого она не допустит. Ни за что. Теперь понятно, почему Фэн так твердо решил сунуть обратно ей деньги.

Найна с ужасом почувствовала, что слезы жгут ей глаза. Отчасти она плакала со злости, но к злости примешивалось глубокое уныние оттого, что ее предали. Ведь если Фэн ставленник Джозефа, то он лишь еще один из этих хищников, готовых воспользоваться ею, чтобы сделать карьеру. Она стремилась подавить это чувство, и однако ей очень хотелось, чтобы все оказалось неправдой.

В прихожей гулко пробили часы, и Найна, подскочив, уставилась на свои.

Пора ужинать. В доме Джозефа подавали всегда вовремя, и, если не поторопиться, она опоздает. Что касается Фэна… Нет, ей не хотелось думать о Фэне.

Она быстро приняла душ — нежиться в ванне было некогда. Натянула сливочного цвета шерстяное платье с длинными рукавами, надела рубиновые кулон и серьги, которые ей редко приходилось носить, и поспешила вниз, в гостиную.

Фэн, Джозеф и Нэнси допивали аперитив.

— Как раз вовремя, — сказал Джозеф и не предложил рюмку дочери. — Идем? — Он взял Нэнси под руку, и все четверо размеренным шагом направились через прихожую в столовую. Фэн не стал брать Найну под руку.