— Я готов выступить по радио, — говорит он, и Ренни узнает в говорящем Принца. Она никогда раньше не видела его. Лицо Принца скрыто в тени, но голос выдает молодого человека, гораздо моложе, чем она себе представляла, по голосу ему не дашь больше девятнадцати лет.

— Будь я на вашем месте, я бы не стал с этим торопиться, — вступает Поль.

Принц поворачивает голову в сторону Поля:

— Почему?

— Вы представляете, что за этим последует?

— Мы победили в революции, — с безмятежной самоуверенностью ребенка, отвечающего урок, заявляет Принц. — Нас признала Гренада. Утром они пришлют сюда своих людей и оружие.

— Откуда вы знаете? — интересуется Поль.

Взгляд Принца обращен к Марсону.

— По радио передавали, — говорит тот.

— Вы сами лично это слышали? — Поль говорит с Принцем.

Марсон отшвыривает в сторону свой стул:

— Ты назвал меня лжецом!

Их плотным кольцом обступают присутствующие, напряжение достигло крайнего предела, в воздухе повисла угроза.

— Возьмите судно до Гренады, — советует Поль Принцу. — Любое, какое удастся достать. Не дожидайтесь утра. Если вам повезет, они позволят вам там остаться.

— Ты враг революции, — рычит Марсон.

— Заткнись, кусок дерьма! Ты рад любому поводу продырявить мне мозги, как с Миногой.

— Что вы такое говорите? — удивляется ничего не понимающий Принц.

— Раскройте глаза. Перед вами шпион, а вы с самого начала просто пешка в их игре.

Воцаряется молчание. Ренни закрывает глаза. Невероятной силы тяжесть наваливается на них, становится невозможно дышать. Вокруг все замирает. Ренни различает ночные звуки, мелодичное журчание воды, шепот волн, — жизнь продолжается как ни в чем ни бывало. Затем все приходит в движение.

Боже, проносится у Ренни в голове, сколько можно!..

Ренни идет по пристани Сан-Антонио. Она вырвалась, она спасена. Брезжит рассвет. Электростанция в порядке, над головой тянется гирлянда тускло мерцающих лампочек. Ренни чувствует, как к горлу подступает тошнота — немудрено, она полтора часа просидела на катере, волны вдребезги разбивались о борт, заливая палубу солеными брызгами, их мотало из стороны в сторону, то вверх, то вниз, внутри все обрывалось, как бывает, когда летишь с американских горок. Ренни казалось, что она попала в гигантскую мясорубку, где ее кости и внутренности перетираются с треском и хрустом в сплошное месиво. Желудок колотился изнутри, повинуясь ему одному понятному ритму. Она крепко вцепилась в сиденье обеими руками, стараясь сосредоточиться на чем-нибудь безоблачном и безмятежном; задрав голову, Ренни уставилась на луну, потом на надвигающуюся волну; волна закипала пеной, грозя поглотить их, она светилась, тело Ренни было покрыто холодной испариной, несмотря на ветер. К горлу все время подкатывала тошнота, и Ренни с трудом сдерживалась, чтобы ее не вывернуло наизнанку. Главное, что ей удалось вырваться.

— Нельзя ли помедленнее? — спросила она Поля.

— Будет только хуже, — насмешливо бросил он. Даже сейчас он забавлялся, глядя на нее.

Подойдя к пристани, он выключил мотор и буквально выбросил на берег Ренни вместе с ее поклажей. Потом дал задний ход, и развернулся в сторону моря. Никаких прощальных фраз, прощальных поцелуев, да это и к лучшему: в таком состоянии только целоваться! На миг их руки соприкоснулись, вот собственно и все. Ренни несколько удручило, что она забыла даже поблагодарить Поля.

Он не собирался возвращаться на Святую Агату, он взял курс на юг. Там он встретит какое-нибудь свое судно. А гаваней здесь полным-полно.

— А как же Лора? — спросила Ренни.

— Она не пропадет, — сказал Поль. — Она захотела остаться с Принцем. А я не в состоянии противостоять всей полиции Сан-Антонио ради Лоры. Она вполне может сама о себе позаботиться.

Ренни ничего не понимает. Одно она знает наверняка: она выбралась с этого проклятого острова, в шесть вылетает самолет, она хочет на него попасть, и еще она едва держится на ногах. Ренни садится прямо на пристань, уронив голову на колени, надеясь, что земля наконец перестанет уходить из-под ног.

Некоторое время она еще различала гудение удаляющейся моторки Поля, но и оно быстро затихало, став похожим на стрекот цикад. Внезапно из гостиницы донесся рев телевизоров, видимо передавали полицейскую хронику или детектив. Ренни зажала уши. Вот сейчас она соберется с духом, пойдет в гостиницу, заберет свой паспорт, а если повезет, выпьет чашечку кофе, хотя это и маловероятно. Потом поймает такси и навсегда покинет это место.

Почувствовав, что может нормально передвигаться, Ренни продолжает свой путь. По дороге ей встречается несколько человек, один даже недвусмысленно пытается снять ее, но он не навязчив, и получив отказ, не возобновляет попыток.

Здесь спокойно, жизнь идет своей чередой, похоже, сюда еще не дошли слухи о событиях на Святой Агате, мимо Ренни бегут на пристань люди.

На улице светло, горланят петухи. Кажется, целая вечность проходит, пока Ренни добирается до гостиницы и входит в арку. Она поднимается по лестнице; сейчас ей предстоит расписаться за все то время, что она отсутствовала, за всю еду, которую она не съела. Она не возражает, ставит свое имя в регистрационной карточке — за удовольствия приходится платить.

Англичанка-администраторша на своем посту, будто и не уходила никуда. На ней отрезное платье цвета авокадо, можно подумать, что она и не спит никогда.

— Я собираюсь уезжать, — сообщает Ренни. — Мне хотелось бы получить свой паспорт, он у вас в сейфе. И, если можно, вызовите такси.

Администраторша взирает на нее оценивающим взглядом, в котором светится неприкрытое злорадство. Она из тех, кому доставляет наслаждение приносить дурные известия.

— Хотите улететь утром?

— Да.

— Утренний рейс отменен. Все рейсы отменены. Аэропорт обстреляли.

— Что вы говорите? — Ренни холодеет от нехорошего предчувствия.

— Введено чрезвычайное положение, — гордо сообщает англичанка, — на Святой Агате восстание. Но вы ведь и сами знаете. Вы же прибыли только что оттуда?

Ренни лежит на постели. Хорошо хоть, что можно ноги вытянуть. Она без сил рухнула на кровать, едва добравшись, даже раздеться не смогла, но она настолько измучена, что сон не идет. Теперь она обречена торчать тут, в этой обшарпанной ночлежке с нежным названием «Сансет Инн», до тех пор пока не возобновятся полеты. Ренни чувствует себя выброшенной на необитаемый остров, с которого нет возврата.

За окном яркое солнце, дверь, которую Ренни перед сном запирала, открыта. В дверях стоят два полицейских. На лицах — усмешка, за спиной ружья. Позади маячит англичанка, скрестив на груди руки. Ренни садится на постели.

— В чем дело?

— Вы арестованы, — сообщает ей розовощекий коп.

— То есть как? — не понимает Ренни.

— Вы подозреваетесь…

— Подозреваюсь в чем??? — Ренни еще не совсем проснулась. — Я ничего не совершила. — Не может быть, что они пришли из-за коробки с оружием, они ее даже не заметили. — Я пишу путевой очерк. Я журналистка. Можете позвонить в журнал и убедиться, — добавляет она. — Редакция журнала находится в Торонто. Называется «Визор». — Собственные слова кажутся ей неубедительными и неправдоподобными. Может быть, Торонто уже не существует? Если ее визитеры усомнятся в достоверности ее слов, то они будут не первыми. Она сама уже ни в чем не уверена. Она вспоминает о блокноте, в котором не написано ни строчки. Ей нечем подтвердить правдивость своих слов.

Полицейские подходят ближе. Англичанка победно взирает на Ренни, ее взгляд странно знаком ей, он — из давно забытого прошлого, из страшных сновидений. Англичанка злобно поблескивает глазками. Ее прямо распирает от мстительного наслаждения.

«Я всегда говорила, что это непроходимый идиотизм. Всегда! А храбрецы, умирающие за свою страну, вдвойне идиоты. Я имею в виду любую страну, а уж те, кто приносит себя в жертву этой помойке, про них и говорить нечего, круглые идиоты и безумцы. Подумать только, говна пирога, весь остров тянется на три мили, а туда же. Патриоты дубиноголовые, но разве им это объяснишь!