— Это экспонометр, — объясняет он своей подруге; сразу видно, что они здесь временные постояльцы, как и она. И так же, как и она, здесь они вольные пташки, могут делать, что вздумается, фотографировать, что захотят.

На маленькой пристани перед гостиницей стоит человек, он что-то кричит, размахивая руками. Ренни с минуту наблюдает за ним, очевидно он обучает виндсерфингу трех девушек, пытающихся удержаться на воде в гавани.

— Голову прямо! — кричит он, поднимая руки вверх, как дирижер в оркестре. — Согнуть колени! — но все бесполезно, парус беспомощно повисает, и девушки одновременно опрокидываются в море. Вдали появляются две немки из отеля и идут по воде, огибая утес, юбки задраны, в руках чемоданы. У одной из них ветром сносит в воду шляпу.

Ренни недоумевает, куда могла запропаститься Лора. Она заказывает сливочный сыр и банановый сэндвич и еще одну порцию рома. Затем возвращается к своему месту и передвигает стул в тень.

— Мы вам не помешаем? — раздается над ее ухом женский голос.

Ренни поднимает глаза. Перед ней стоят уже знакомые американцы в своих вызывающих шортах, вокруг шеи болтаются всевозможные талисманы и бинокли. У каждого в руке по стакану имбирного пива.

— Здесь больше нет свободных мест.

— Конечно, присаживайтесь, — засуетилась Ренни, — я сейчас уберу свои вещи.

Не давая ей подняться, пожилой джентльмен сам освобождает стул.

— Моя фамилия Эббот, а это моя жена, — представляется он. Он пододвигает жене стул, она усаживается, не сводя с Ренни круглых младенческих глаз.

— Очень мило с вашей стороны, дорогая, — начинает миссис Эббот, — мы вас еще на паруснике заметили. Вы ведь канадка, не правда ли? Нам так нравятся канадцы, они такие милые, абсолютно свои. Никакой преступности. Когда мы бываем в Канаде, то чувствуем себя как дома, в полной безопасности. Мы всегда ездим в Пойнт Пели за птицами. Как только удается выбраться.

Ренни удивляется. Миссис Эббот смеется.

— Здесь очень маленький городок, но все равно здесь чудесно, — подает голос мистер Эббот.

— Да, да. Люди такие приятные, на редкость приветливые, не то, что в других местах. — Американка отпивает из своего стакана. — Они такие независимые. Но, к сожалению, мы скоро возвращаемся домой, нам уже не по возрасту такие поездки. Слишком уж здесь все неустроенно, особенно на Святой Агате, нет даже элементарных удобств. Конечно, молодым все равно, а нам уже тяжело.

— Здесь даже нет туалетной бумаги, — говорит мистер Эббот.

— И мешков для мусора, — добавляет его жена. — Но все равно нам жаль покидать это место.

— И попрошаек здесь не так уж много, — говорит американец, разглядывая в бинокль гавань. — Совсем не то, что в Индии.

— А вы много путешествуете, — вежливо говорит Ренни.

— Мы любим ездить, — отвечает миссис Эббот. — В основном нас интересуют птицы, но так же интересно общаться и с новыми людьми. Конечно, теперь это становится не по карману, обменный курс не тот, что в прежние времена.

— Ты совершенно права, — американец во всем согласен с женой. — У Соединенных Штатов большие долги. Это слишком долгий разговор, чтобы объяснить в двух словах. Мы не можем себе позволить жить не по средствам.

— Он знает, что говорит, — с гордостью заявляет миссис Эббот, нежно поглядывая на мужа. — Он ведь работал управляющим банком.

При этих словах мистер Эббот гордо вскидывает голову и расправляет плечи.

Возможно, Лора что-то перепутала, думает Ренни. Невероятно, чтобы эти милые безобидные зануды оказались агентами ЦРУ. Вот только, как от них поделикатней избавиться — похоже, что они намерены просидеть здесь целый день.

— Видите вон того человека? — миссис Эббот указывает в направлении бара. Там сейчас гораздо более людно, чем когда появилась Ренни. Ренни не уверена, что смотрит правильно, но на всякий случай утвердительно кивает. — Он международный контрабандист, тайно переправляет попугаев, — понизив голос до шепота объясняет миссис Эббот.

— Контрабанда попугаев? — не веря своим ушам, переспрашивает Ренни.

— Не смейтесь. Это весьма прибыльный бизнес. В Германии за пару таких птичек, самца и самку, можно получить тридцать пять тысяч долларов.

— Немцы очень состоятельная нация, — говорит мистер Эббот. — От них за версту несет деньгами. Они не знают, что с ними делать.

— На Сан-Антонио водится редчайший вид попугаев, — перебивает его миссис Эббот. — Вы нигде не встретите их кроме как здесь.

— Отвратительно, — возмущается старый любитель птиц, — они вводят им наркотики. Если бы мне попался этот мерзавец с попугаем в руках, я бы собственноручно свернул ему шею.

Судя по неподдельному ужасу в их голосе, можно подумать, что речь идет о торговле живым товаром. Ренни с трудом удерживается от смеха.

— И как же их переправляют? — со всей серьезностью, на которую она только способна, спрашивает Ренни.

— На яхтах, как и все здесь, — охотно посвящает ее миссис Эббот, — мы поставили себе задачу найти мошенника, он не здешний, приехал из Тринидада.

— А потом вы заявили о нем в ассоциацию, — потирая руки говорит мистер Эббот. — Конечно, это его не остановило, но прыти несколько поубавило. Хорошо, что он не знает нас в лицо и не знает, что это наших рук дело. Эти люди очень опасны, а мы не в состоянии бороться с ними. Возраст не тот.

— В какую ассоциацию? — Ренни удается вставить слово.

— В международную ассоциацию по изучению попугаев, — с готовностью отвечает миссис Эббот. — В ней работают хорошие люди, но они не могут за всем уследить.

Ренни решает, что ей сейчас самое время еще немного выпить. Если миром правит сюрреализм, то она может в полной мере насладится им, не сходя с места. Она спрашивает Эбботов, не выпьют ли они еще пива, но они отказываются, говоря, что им и так очень хорошо. К тому же скоро начнет темнеть.

— Пора на покой, — поднимаясь, радостно говорит мистер Эббот.

Ренни допивает третью порцию рома. В голове легкий туман. Время от времени она вспоминает, что лодка обратно не пойдет, а она так нигде и не устроилась на ночлег. На худой конец можно переночевать на берегу. Эта мысль не слишком ее заботит.

Сумерки еще не сгустились, но на крытой веранде официантки уже накрывают столы для обеда, зажигают свечи внутри небольших ламп с красными стеклами. Все столики заняты матросами с яхт, к стойке тянется очередь мужчин, преимущественно темнокожих. Некоторые лица кажутся знакомыми, хотя Ренни может и ошибиться. Но с одним она уж точно виделась — усы выдают в нем латиноамериканца. Он делает вид, что не знаком с ней. Здесь же стоят и несколько белых с выгоревшими волосами, как у всех, кто много времени проводит на солнце.

Когда Ренни выходит из бара, на пороге патио появляется доктор Минога. Он идет не к берегу, а в сторону сада, что расположен за гостиницей. Его сопровождают три человека, двое одеты в рубашки с надписью «Да здравствуют рыбы», с нарисованным на спине китом и надписью помельче «Голосуйте за справедливость». Третий, высокий и тощий, в костюме сафари и темных очках. Он держится чуть поодаль.

Минога замечает Ренни и сразу сворачивает к ней. Двое скрылись в баре, третий, поколебавшись пошел вслед за Миногой.

— Рад видеть вас здесь, — друг мой, — приветствует он Ренни, растягивая рот в кривой улыбке. — Собираете материал о выборах?

Ренни улыбается в ответ. Она пользуется случаем обратить все в шутку.

— Да, сидя в баре. Уважающие себя журналисты часто пишут свои статьи в подобных заведениях.

— Мне говорили, что это наиболее подходящее место.

Здесь его акцент гораздо заметнее, видимо, он не так тщательно следит за своей речью. Ренни предполагает, что здесь он становится самим собой.

— Посмотрите, они все сидят здесь. Вон там министр юстиции. Видимо, готовит себя к тому, что его кандидатура не пройдет. — Минога смеется. — Я надеюсь, вы простите мои крамольные высказывания, — обращается он к своему белокожему спутнику. — Это ваш соотечественник, — эти слова уже адресованы Ренни, — сотрудник канадского представительства на Барбадосе; их интересует, почему никто не участвует в программе по прыжкам в воду, организованную милыми канадцами.