– Почему?

Тень Оскара двигалась по льду впереди него самого. Она вынырнула впереди машины и неровными очертаниями стала перемещаться через каменных зверюшек и пони прямо к спине Джерри. Тень отбрасывал уличный фонарь откуда-то из глубины площадки, и меня разозлило, что ни одна гениальная голова не додумалась его выключить, перед тем как Оскар пробрался сквозь забор.

Стоит Джерри повернуть голову, и этот страшный спектакль приблизится к финалу.

Но он повернул лишь руку, вращая ребенка из стороны в сторону.

– Когда-то качал так своего сына, – сказал он.

– Надо льдом? – спросил я.

Он ухмыльнулся.

– Нет, Патрик. Просто держал на руках, вдыхал его запах и иногда целовал в макушку.

– И он умер.

– Да. – Джерри пристально вгляделся в лицо ребенка и придал своему собственному похожее выражение.

– Так что, Джерри, это и есть самая главная причина?

В моем голосе, не знаю откуда и почему, появился слабый намек на эмоцию.

Джерри уловил его.

– Брось пистолет вправо.

Я посмотрел на него с полным отсутствием, будто забыл, что он там.

– Живо. – Джерри разжал кисть руки, и ребенок полетел вниз.

Дэниэль вскрикнула сквозь залепленный рот и стукнулась головой о дробовик.

– Ладно, – сказал я. – Ладно.

Голова мальчика гирей приближалась ко льду, но в последний момент Джерри обхватил пальцами лодыжки ребенка.

Я бросил пистолет в слякотную песочную яму под гимнастическими снарядами.

– Теперь второй, – сказал Джерри и стал раскачивать ребенка из стороны в сторону как маятник.

– Да пошел ты, – сказал я, глядя на рискованные манипуляции с детским тельцем.

– Патрик, – сказал он и поднял брови, – похоже, ты уже вышел из оцепенения. Второй.

Я вытащил пистолет Фила, который он держал в руке, когда Джерри перерезал ему горло, и бросил его рядом со своим.

Оскар, видимо, заметил свою тень, так как она стала двигаться обратно за машину, а его ноги появились между передними и задними шинами.

– В день, когда умер мой сын, – сказал Джерри и, прижав Кэмпбела Роусона к щеке, понюхал его нежное личико, – ничто не предвещало беды. Ему было четыре года, он играл во дворе, шумел, затем... тишина. Заклинило какой-то клапан в мозгу. – Он пожал плечами. – Просто заклинило. А череп наполнился кровью. И он умер.

– Тяжелый случай.

Он одарил меня нежной, доброй улыбкой.

– Если еще раз проявишь ко мне сочувствие, Патрик, я разобью череп ребенка вдребезги. – Он нагнулся и поцеловал Кэмпбела в щечку. – Итак, мой сын был мертв. И я понял, не существует способов предсказать то, что случится, или предотвратить. Бог решил, что Брендан Глинн должен умереть сегодня. Так тому и быть.

– А ваша жена?

Джерри погладил Кэмпбела по волосам, но глаза мальчика оставались закрытыми.

– Моя жена, – сказал он. – Хм-м. Я убил ее, да. Не бог, а я. Не знаю, какие планы были у бога насчет этой женщины, но я их разрушил. У меня были планы по части жизни Брендана, но бог их развеял. Возможно, у него были планы в отношении Кары Райдер, но ему пришлось поменять их, разве нет?

– А Хардимен, – спросил я, – как он пришел к этому?

– Он рассказывал о своем детском открытии по части пчел?

– Да.

– М-м-м. Это были не пчелы. Алек любит все приукрашивать. Я был там, это были комары. На него налетела целая туча, а когда он вышел из нее, я заметил, что в его сознании произошел сдвиг. – Он улыбнулся, а в глазах у него плясали насекомые и чернело бездонное озеро. – После этого между Алеком и мной установились отношения "ученик – наставник", которые позднее преобразились в нечто куда более значительное.

– И он добровольно пошел в тюрьму, чтобы защитить вас?

Джерри пожал плечами.

– Тюрьма ничего не значит для таких, как Алек. Его свобода безгранична, Патрик. Она в его сознании. Решетки не могут сдержать ее. В тюрьме Алек более свободен, чем большинство людей за ее пределами.

– Тогда зачем наказывать Дайандру Уоррен за то, что она послала его в тюрьму?

Он ухмыльнулся.

– Она унизила Алека. При всех. Она дерзнула разобрать его по косточкам перед судом каких-то тупиц. Это было чертовски оскорбительно.

– В таком случае, – моя рука щупала мокрый от бензина снег, – все это вы с Алеком устроили, чтобы "показать" кому? Богу?

– Это, пожалуй, слишком упрощенный подход, но если этой бойкой туфтой ты собираешься кормить средства массовой информации после моей смерти, милости прошу, Патрик.

– Вы собираетесь умереть, Джерри? Когда?

– Как только ты решишь, Патрик. Ты убьешь меня. – Он наклонил голову в сторону полиции. – Либо они.

– А как с заложниками, Джерри?

– Один из них умрет. Как минимум. Ты не сможешь спасти обоих, Патрик. Выхода нет. Прими это как должное.

– Я это сделал.

Дэниэль Роусон впилась глазами в мое лицо, чтобы понять, шучу ли я, но по моему неподвижному взгляду поняла, что нет.

– Один из них умрет, – сказал Джерри. – Мы ведь договорились?

– Да.

Я повел своей левой ногой вправо и назад, затем снова вправо. Надеюсь, для Джерри это был бессмысленный жест. Для Оскара же, надеюсь, это кое-что означало. Я не мог больше бросать взгляды на машину. Мне приходилось лишь верить, что он там.

– Месяц назад, – сказал Джерри, – ты бы еще из кожи вон лез, чтобы спасти обоих. Ты ломал бы голову. Но не теперь.

– Верно. Вы хорошо научили меня, Джерри.

– Сколько жизней ты исковеркал, чтобы добраться до меня? – спросил он.

Я подумал о Джеке и Кевине. О Грейс и Мэй. И, конечно же, о Филе.

– Немало, – сказал я.

Он рассмеялся.

– Хорошо. Хорошо. Даже забавно, правда? Я понимаю, ты никогда не убивал никого намеренно. Верно? Но, скажу откровенно, я тоже не планировал превратить это в профессию на всю жизнь. После того как я в состоянии аффекта совершенно непреднамеренно убил свою жену... да, убил жену, я почувствовал себя ужасно. Меня рвало. По ночам обливался холодным потом. Так длилось две недели. И вот однажды ночью я ехал по заброшенной дороге недалеко от Мэнсфилда, где на милю взад и вперед не встретишь ни одной машины. Мимо меня проезжал парнишка на велосипеде, и во мне вдруг возник импульс, самый сильный за всю мою жизнь. Я ехал справа от него, видел рефлекторы на мотоцикле, его лицо, серьезное и сосредоточенное, но некий голос мне сказал: "Давай по колесу, Джерри. Давай". И я ударил. Я лишь повернул руль чуть влево, и парень вспорхнул и влетел в дерево. Я вернулся к нему, он был едва жив. Я стоял и смотрел, как он умирает. И я воспрял, мне стало хорошо. А дальше – лучше. Следующим был негритянский паренек, знавший, что я подставил другого за убийство своей жены, за ними последовали другие, вплоть до Кола Моррисона. Мое самочувствие все улучшалось и улучшалось. И я не жалею. Извини, но это так. Поэтому, когда ты убьешь меня...

– Я не собираюсь убивать вас, Джерри.

– Что? – Его голова подалась назад.

– Вы меня слышали. Пусть кто-то другой отправляет вас в ореол славы. Для меня вы плевок, а не человек. Вы ничто. Вы не достойны ни пули, ни греха на моей душе за то, что я убью вас.

– Снова пытаешься разозлить меня, Патрик? – Он снял Кэмпбела Роусона с плеча и поднял его в воздух.

Я повернул запястье таким образом, что цилиндрик выпал мне в ладонь, и пожал плечами.

– Вы посмешище, Джерри. Я знаю, что говорю.

– Неужели?

– Именно так. – Мои глаза встретились с его твердым взглядом. – И, как всему на свете, вам придет замена, самое большее через неделю. Появится еще какой-нибудь урод, больной шизик, убивающий людей, и все газеты штата и страны будут трубить о нем, а вы станете вчерашним обедом. Что ж, ваши пятнадцать минут истекли, Джерри. И прошли они без каких-либо "знаков".

Джерри стащил мальчика вниз, вновь ухватил за лодыжки, а палец прижал к курку дробовика, Дэниэль закрыла один глаз в ожидании неизбежной вспышки, но второй оставила открытым, не спуская его с сына.