– Скажите это судье, – проговорил Лиф. – И полицейскому, чью машину Эвандро "реквизировал". Кстати, легавый был собутыльником судьи.

– Инцидент номер два: подозрение в нанесении увечья. Март восемьдесят восьмого. Никакой дальнейшей информации.

– Означает, что он сам изнасиловал кого-то, – сказал Лиф.

– Номер три: арест и процесс за непредумышленное убийство. Осужден в июне восемьдесят девятого.

– Добро пожаловать в мир Эвандро, – сказал Лиф.

– Отпечатайте это, – сказал Болтон.

Лазерный принтер зажужжал, и первое, что он выдал, была фотография, которую мы все рассматривали. Болтон взял ее и посмотрел на Лифа.

– Был ли какой-нибудь контакт между этим заключенным и Хардименом?

Лиф кивнул.

– Однако никаких документов по этому поводу нет.

– Почему?

– Потому что есть вещи, о которых знаешь и можешь это доказать, а есть такие, о которых только знаешь. Эвандро был "подружкой" Хардимена. Попал сюда подростком на девять месяцев за угон машины, а вышел через девять с половиной лет полным дегенератом.

– Что случилось с его волосами? – спросил я.

– Шок, – сказал Лиф. – После того, что случилось в гидрокабинете, его нашли на полу истекающим кровью, с седой шевелюрой. После того как он вышел из лазарета, он вернулся в прежний коллектив заключенных, потому что предыдущий начальник тюрьмы не любил красавчиков, и к тому времени, как здесь появился я, он был уже тысячу раз куплен и продан и закончил все Хардименом.

– Когда он освободился? – спросил Болтон.

– Шесть месяцев тому назад.

– Прокрутите все фотографии и распечатайте их, – сказал Болтон.

Пальцы Эрдхема вновь забегали по клавиатуре, и вдруг мониторы показали пять различных фотографий Эвандро Аруйо.

Первая была из Броктонского полицейского управления. Его лицо было опухшим, правая скула как будто разбита, но глаза были нежные и испуганные.

– Разбил машину, – сказал Лиф. – Ударился головой о руль.

Следующий снимок был сделан в день его прибытия в Уолпол. Глаза все те же – огромные и испуганные, порезы и отечность ушли. У него шикарная черная шевелюра, но все те же женоподобные черты лица, похоже, даже более мягкие, немного детские.

Третью фотографию я видел впервые. Волосы уже седые, большие глаза как-то изменились, будто из них изъяли кисею чувств, как с яичной скорлупы снимают тончайшую пленку, отделяющую ее от белка.

– После того, как убил Нормана Сассекса, – сказал Лиф.

На четвертой Эвандро выглядел сильно похудевшим, а его женоподобные черты лица выглядели гротескно: физиономия дикой ведьмы на туловище молодого мужчины. Огромные глаза были яркими и кричащими несмотря ни на что, а пухлые губы насмешливо усмехались.

– В день вынесения приговора.

Последняя фотография была сделана в день его освобождения. Он подкрасил свои волосы полосками цвета древесного угля, вернул свой вес и явно кокетничал перед фотографом.

– Каким образом этого парня освободили? – спросил Болтон. – Он выглядит совершенно чокнутым.

Я посмотрел на второе фото, молодого Эвандро, черноволосого, с чистым, без синяков, лицом, с широко открытыми, испуганными глазами.

– Он был осужден за непреднамеренное убийство, – сказал Лиф. – Не обычное убийство. Даже не как соучастник. Я знаю, он ударил Сассекса ножом открыто, без провокаций, но доказать этого не могу. Раны как на Сассексе, так и на Аруйо доказывают, что между ними была драка, включающая удары ногами. – Он показал на лоб Аруйо на последнем снимке, через который пролегла тонкая белая линия. – Видите? След от ранта подошвы. Сассекс не мог рассказать, что случилось, поэтому Аруйо настаивает на самозащите, говорит, что ботинок принадлежал Сассексу, но получил восемь лет, так как судья не поверил ему, а он ничего не смог доказать. У нас серьезные проблемы по части перенаселенности тюрьмы, о чем не принято говорить, но заключенный Аруйо во всех ситуациях был образцовым заключенным и достойно заработал досрочное освобождение.

Я посмотрел на различные превращения Эвандро Аруйо. Помятый. Молодой и испуганный. Разочарованный и уничтоженный. Исхудавший и мрачный. Раздражительный и опасный. Но, вне всякого сомнения, я где-то видел его раньше.

Я перебрал в памяти все возможные варианты: На улице. В баре. В автобусе. В метро. В качестве водителя такси. В спортивном зале. В толпе. На вечеринке. В кинотеатре. На концерте. В...

– У кого есть ручка?

– Что?

– Ручка, – сказал я. – Черная. Или маркер.

Филдс подал мне, я схватил, вытащил из принтера фото Эвандро и начал размашисто рисовать на нем.

Подошел Лиф и заглянул мне через плечо.

– Почему вы рисуете ему козлиную бородку, Кензи?

Я же смотрел на лицо, которое видел в кинотеатре, лицо, фигурирующее на доброй дюжине снимков, сделанных Энджи.

– Теперь он не сможет больше прятаться, – сказал я.

Девин сделал копию снимка Эвандро Аруйо, сделанного Энджи, и Эрдхем ввел его в свой компьютер.

Мы ползли на север по шоссе-95, и когда машина застряла в полуденной дорожной пробке, Болтон сказал Девину:

– Мне немедленно нужны все сведения о нем, – затем повернулся и прорычал Эрдхему: – Выясните, кто его инспектор.

Эрдхем посмотрел на Филдса, тот нажал кнопку и сказал:

– Шейла Лон. Офис в Солтонстолл Билдинг.

Болтон все еще говорил Девину:

– ...пятьсот одиннадцать, сто шестьдесят три фунта, тридцать лет, особая примета – тонкий шрам длиной в один дюйм в верхней части лба, чуть ниже линии волос, след драки... – Он покрыл рукою мембрану трубки. – Кензи, позвоните ей.

Филдс дал мне номер телефона, когда фото Эвандро материализовалось на экране, и я набрал его. Эрдхем сразу стал лихорадочно нажимать кнопки, чтобы улучшить качество и цвет.

– Офис Шейлы Лон.

– Миссис Лон, пожалуйста.

– Я у телефона.

– Миссис Лон, меня зовут Патрик Кензи. Я частный детектив, мне нужна информация об одном из ваших подопечных.

– Вот так просто?

– Простите?

Наша машина втиснулась в узкий поток машин, который двигался на дюйм или два быстрее, чем остальные, поэтому нас сопровождал рев гудков.

– Вы думаете, что я выложу вам все о своем подопечном только потому, что вы представились частным детективом, да еще и по телефону?

– Да, но...

Болтон наблюдал за мной, слушая, что говорит Девин, поэтому подошел, выхватил трубку и заговорил в нее уголком рта, по-прежнему продолжая слушать собеседника другим ухом.

– Офицер Лон, это специальный агент Бертон Болтон из ФБР. Я направлен в бостонский офис, мой номер 604192. Позвоните и удостоверьтесь, не прерывая связь с детективом Кензи. Это дело федерального значения, и мы надеемся на ваше сотрудничество.

Он вернул мне телефон и сказал Девину:

– Продолжайте, я слушаю.

– Привет еще раз, – сказал я.

– Привет, – ответила она. – Чувствую себя провинившейся. Ни перед кем иным, как человеком по имени Бертон. Ждите.

Пока я ждал на проводе, машинально смотрел в окно. Наша машина вновь изменила направление, и мне пришлось увидеть, что такое внезапная остановка. Какой-то "вольво" натолкнулся сзади на "датсан", и водителя одного из них уже переносили в карету скорой помощи. Его лицо было залито кровью и посыпано мелкими осколками стекла, а руки он почему-то неуклюже держал перед собой, как будто не был уверен, что он в полной безопасности.

Однако инцидент ни на секунду не блокировал движение, каждый проезжающий лишь замедлял скорость, чтобы получше рассмотреть. Из одной машины, прямо перед нами, даже вели съемки видеокамерой – очевидно, это делал пассажир, сидевший у окна. Видимо, домашнее кино для жены и детей. Вот, сынок, смотри, серьезное ранение лица.

– Мистер Кензи?

– Я слушаю.

– Получила вторичное внушение. На этот раз от босса агента Болтона за то, что отнимаю у ФБР драгоценное время на такие банальные проблемы, как защита прав моих подопечных. Итак, информация о ком из моих ребят вам нужна?