— Что тебе надо, Тора Кия? Если ты, конечно, Тора Кия.
Невидимый подошел к ней ближе.
— Я настоящий Тора Кия. Поверь, я участвовал в этой игре без всякого желания.
— Понимаю. Чего ты хочешь?
— Джоанн Никол, я… в замешательстве.
— Судя по Талману, это — естественное состояние драка.
— Такова одна из возможных интерпретаций. — Судя по звукам, Тора Кия было трудно дышать. — Есть одно обстоятельство, о котором тебе следует знать.
— Какое?
— Ночью я играл на тидне, ты пришла в музыкальную комнату, мы сидели рядом…
— Что дальше?
— Ты дотронулась до моей руки, положила голову мне на плечо, слушала мои речи. Я обнял тебя. Было темно…
— Ты на что намекаешь, Кия?
Кия в смущении топтался с ней рядом.
— Сейчас, при свете, это не так легко объяснить.
— Я по-прежнему пребываю в кромешной тьме.
— Мои чувства вышли из-под контроля. Я потерял контроль…
— Над чем?
Топтание стало еще смущеннее.
— Джоанн Никол, у меня произошло… зачатие.
— Зачатие? Ты хочешь сказать?.. Ну и ну! — Джоанн так расхохоталась, что едва не задохнулась. Наконец-то она получила долгожданную разрядку.
— Мне непонятен твой смех, Джоанн Никол. Я сообщил тебе, что у меня будет ребенок. В этом нет ничего смешного.
— Беременность?
— Да!
— Я бы сделала из тебя честного драка, Кия, но что скажет твой родитель?
Она с трудом преодолела остаток пути до апартаментов, чувствуя, как по щекам струятся вызванные хохотом слезы.
— Я честен!
— Не обижайся на мой смех, Кия. Чтобы понять его, тебе пришлось бы превратиться в человека. Поздравляю. Поздравляю и желаю всяческих… Не могу, уморил!
Она заперлась у себя и в изнеможении опустилась на пол, продолжая хохотать.
16
Страсть обусловлена правилами. Это не значит, что ты не постиг любви и ненависти. Однако там, где твоя страсть возводит границы талме, ты обязан выйти за границы правил любви и ненависти, чтобы позволить талме служить тебе.
Предание о Кохнерете, Кода Тармеда, Талман.
…Прямой путь в ад. Войска людей и драков поджаривают друг друга на огне — бывшем Амадине. Возможна ли война, при которой никто не желает мира? На Земле древняя ненависть по-прежнему жжет семитов. Соединенное Королевство и Ирландия давным-давно проглочены Соединенными Штатами Земли, однако по ночам все еще звучат выстрелы, раздаются крики, проливаются слезы…
— Джоанн Никол, с вами желает говорить овьетах.
Она вышла из состояния медитации, позволила чувствам, которые продолжало испытывать ее тело, достигнуть ее ума; до ушей долетел мерный гул — свидетельство неустанной работы двигателей дракского межзвездного корабля «Куэх». Оттолкнувшись от подушки, она повернула голову на голос.
— Где овьетах, Аал Тайя?
— У главного дисплея корабля, с Мицаком и Торой Кия.
— Иду.
Бредя ощупью в указанном направлении, она думала о том, заслуживают ли полного доверия Тора Соам, Кия и Мицак; ни на грош не доверяя всему и всем вокруг, она не ставила под сомнение искренность этой троицы. Но правда — это всегда переменная величина, подлежащая проверке через неизменные правила. А правила появляются благодаря выбору, сделанному группой или отдельным лицом; их тоже надлежит проверять, сравнивая с другими правилами…
Малтак Ди сказал об этом такие слова: «Правда растяжима; проверяй ее через растяжимые правила понимания и процедуры».
Вера есть вид умственной блокировки, черпающий устойчивость в убежденности, будто истины, меры или то и другое неизменны, заданы раз и навсегда.
Среди изобретений драков имелся прибор, который Джоанн могла бы повесить себе на спину. Покалывая ее неострыми иголочками, он позволял бы ей воспринимать диаграммы, которые другие изучали глазами. Однако она отказалась от прибора. Не имея глаз, она видела теперь больше, чем когда-то, и не желала рисковать своим внутренним прозрением.
Она вошла в кабину с главным дисплеем. Чувства подсказывали ей, что здесь присутствуют только двое. Все молчали. Она добралась до дивана и присела. Вскоре распахнулась дверь, раздались знакомые шаги Торы Соама. Холодность голоса Торы Соама, лишенного эмоций, только подчеркивала его волнение.
— Могу сообщить вам, что Палата драков дала разъяснения по содержанию нашей миссии на Амадине. Мы получаем официальную аккредитацию на переговорах. Скоро вы узнаете подробности. Но важно понять следующее: главным представителем на амадинских переговорах назначен Хелиот Вант…
— Нет! — Джоанн услышала голос вскочившего с места Торы Кия. — Не может этого быть!
— Но Хелиот Вант стал жертвой убийства, и переговоры прерваны.
Все молчали, переваривая известия. Тора Кия вернулся на свое место и снова сел.
— Ваша задача — нащупать путь, которым надо идти, чтобы добиться мира. Но если окажется, что в ваших силах попутно найти убийцу моего дорогого друга Хелиота Ванта, то моей признательности не будет предела. До нашего прилета на орбитальную станцию остается меньше трех дней. Готовьтесь.
— Но, овьетах, — подал голос Мицак, — ваше желание найти убийцу — если это действительно убийство — выходит за пределы талмы прекращения войны и даже может вступить с ней в противоречие.
— Вероятно. Никто из нас не может судить наверняка. Если наказание убийцы отчасти сработает на нашу талму, то оно принесет только пользу. Если нет, я хотя бы буду знать имя убийцы. Я обладаю всеми возможностями, чтобы выстроить собственную талму, которая никак не ограничит талму мира.
Тора Соам покинул помещение. Мицак встал и заговорил:
— Только что за считанные секунды восприятие овьетаха сузилось от всей Вселенной до одной-единственной жертвы. Вы обязаны поговорить с родителем, Кия.
— Ничего такого, чего бы он еще не знал, я не могу ему сказать, Мицак.
— Понимает ли Тора Соам, насколько такой подход вредит его талме?
Тора Кия долго молчал, прежде чем ответить.
— Судя по вашему личному делу, Мицак, вы ранее принадлежали к религиозной секте, требующей обета безбрачия.
— Ну и что?
— Возможно, вам непонятно, что такое семейные узы. Хелиот Вант и мой родитель соединились, чтобы зачать меня.
— Этого я не знал. — Джоанн слышала, как Мицак отходит к двери и оборачивается. — Тем не менее именно поэтому мне так заметно, Тора Кия, насколько данное происшествие ограничивает для твоего родителя видимость целей и путей. Если бы кто-то вознамерился вывести его из строя, повлияв на правила, управляющие его страстями, то нельзя было бы придумать ничего лучше, чем убийство Хелиота Ванта.
Сказав это, Мицак удалился.
Кия тяжело вздохнул.
— Мицак прав. Однако ему неизвестна способность моего родителя преодолевать собственную враждебность. — Джоанн было слышно, как он ерзает на диване. — Джоанн Никол, судя по твоему личному делу, ты рожала ребенка.
Она почувствовала, что к ее лицу начинает приливать кровь.
— Это тебя не касается.
— Что ты чувствовала?
— Что ты имеешь в виду, Кия?
— Что значит вынашивать ребенка, быть родителем? Что ты при этом чувствовала?
— Меня подолгу тошнило, я подолгу ходила уродиной, подолгу чувствовала себя кругом виноватой. Тебе это хотелось услышать?
— Нет. Думаю, ты не говоришь всей правды. А когда был жив мужчина, Маллик? Что ты чувствовала тогда?
— Это уж… — У Джоанн чуть не хлынули слезы. — Это тем более тебя не касается.
— Мне трудно себе представить, что испытывает мужчина к женщине, женщина — к мужчине, как они оба относятся к своему ребенку, как человеческий ребенок относится к своим родителям… — Кия помолчал. — Мне предстоит стать родителем. Син Видак обязан своим появлением на свет только нашему родителю. Однако ради моего зачатия Хелиот Вант и Тора Соам произвели слияние своих жидкостей. За мое рождение несут ответственность сразу двое.