Ребенок кивнул и указал на горящую стену.

— Истах. — Он снял с пояса тяжелый ключ.

Джоанн вырвала из его рук ключ, подхватила одного из спасенных и стала пробираться вдоль стены. Миновав два окна, забранных решетками, она увидела дверь. Перед дверью валялись пожираемые огнем книги и бумаги. Она сунула ключ в замочную скважину. Огонь подбирался к ее ногам.

— Лучше бы она открывалась наружу…

Она крутила ключ то влево, то вправо, но все без толку. Неужели ей дали не тот ключ?

— Кведа, иркмаан!

Среди языков пламени она нашла взглядом драка, отдавшего ей ключ. Он заботливо склонился над другим драком.

— Эсс?

— Кведа! — Он показал жестом, что дверь надо толкнуть. — Истах кведа ну!

Джоанн толкнула ключ вместе с дверью — и дверь распахнулась. Перед нею раскинулся небольшой сад. Она и драк кинулись туда. В отдалении копошились какие-то фигуры. От гари, набившейся в дыхательные пути, она уже не могла произнести ни слова. Она оттащила драка от двери и вернулась за двумя другими.

Комната была теперь похожа на раскаленную топку. Джоанн опалило лицо, и она зажмурилась. Собственные веки показались ей наждачной бумагой.

Заслоняя глаза ладонью, она стала слепо шарить рукой в дыму и нащупала двоих, оставшихся у лестницы. Поставив одного на ноги, она подняла его и устроила у себя на плече, другого попыталась просто тянуть за руку.

— Дазу! Бенга дазу!

Третий драк вскарабкался по ней и стал колотить по голове.

— Ааква!

— Ты спятил? Пурзхаб?

— Су ааква! — Он знай себе лупил ее по голове. — Су лоде ааква!

— Моя голова… — Она поняла, что у нее загорелись волосы. Она сгребла в охапку обоих детей и закрыла глаза.

…Уже у пылающей двери ей показалось, что она бредет по чему-то вязкому и маслянистому; жар высосал у нее из легких остатки воздуха, невидимые предметы падали ей на голову и на плечи. И вдруг произошло чудо: она уткнулась лицом в восхитительно прохладный камень на дороге. Послышались голоса, к ней прикоснулись чьи-то руки — и боли пришел конец.

… Движение, тряска.

Она поняла, что куда-то едет. До слуха доносился гул, чувствовались неровности дороги под колесами. Она попыталась открыть глаза, но это оказалось невозможно.

Она хотела приподнять руку, чтобы провести по лицу, однако рука оказалась прибинтованной к телу и не повиновалась. Онемела не только рука, но и все тело.

— Майор Никол! Вы меня слышите? Майор Никол!

— Слышу. — Собственный голос показался ей сухим и хриплым. Горло обожгло огнем. — Что случилось? Кто вы такой?

— Вы сильно обгорели. Военный хирург считает, что у вас сотрясение мозга.

— Мицак?

— Да, это я.

Она попыталась проглотить слюну, но слюны во рту не оказалось.

— В горле пересохло…

Почувствовав, как ей в рот вставляют трубку, она начала втягивать прохладную жидкость. Потом трубку убрали, и она проглотила жидкость, заполнившую рот.

— Что с детьми, Мицак? С тремя детьми-драками?

— Они живы. — Он надолго замолчал. — Трое выживших из целой школы, из двухсот шестидесяти. — Он кашлянул. — Вас везут в научно-медицинский ковах. В больницу, майор.

Некоторое время они ехали молча. Дорога становилась все более ровной.

— Почему у меня повязка на глазах?

— Ожоги. Военный хирург наложил повязку. Ваш диагноз мне неизвестен. Хирург ничего мне не сказал. — В голосе Мицака зазвучали презрительные нотки. — Много дел, знаете ли… Война все-таки.

— А где… сержант Бенбо?

Мицак еще раз кашлянул.

— Они погибли, майор. Все ваши солдаты мертвы. По полигону Ва-Бутаан было нанесено четыре прямых удара.

Джоанн ухватилась непослушными руками за края носилок. Голос собеседника куда-то уплыл, вся Вселенная покачнулась…

Время.

Она перестала воспринимать время.

Ее окружала кромешная тьма.

Мазь, покрывавшая ее лицо, шею и руки, лишила их чувствительности. Она ощущала свое тело, но ей казалось, что голова не связана с телом и парит свободно. Ощущение это было почти приятным. Нестерпимые физические страдания остались в прошлом. Там же, впрочем, осталась и способность отвлекаться, оттачивать чувства, извлекать приятное из обыденности.

Мерное гудение могло быть как звуком, издаваемым насекомым, так и свидетельством работы электрического прибора. Теперь для нее не существовало разницы. Гудение превратилось в волновое колебание, на гребне которого можно беспечно покачиваться.

…Вой компрессоров, затхлый воздух, прошедший множественную обработку, невнятный разговор.

— Вот не думал, что придется мараться на моем корабле с таким грузом…

Шуршание бумажек.

— Если у тебя киз вместо мозгов, прочти это и как следует о ней позаботься.

Сердитое фырканье, тишина, снова шорох бумажек.

— Ничего себе! Ведь это палата для…

— Вот я и говорю: позаботься о ней, как полагается.

Ее бездумное скольжение в беспросветном пространстве прервалось довольно надолго, уступая воспоминанию о сержанте, втолковывавшем ей правила страхования, принятые в вооруженных силах.

Столько-то за руку, столько-то за ногу, столько-то за глаз…

Потом она вспомнила свое первое задание после офицерского училища: сидеть у экрана и отслеживать коммерческие полеты драков. Подготовка к войне велась уже тогда: расшифровка языка, кодов, сленга, изучение правил, организационной структуры, военной мощи…

Неясные голоса вдали, сильные эфирные помехи…

«Анализ ситуации на Амадине.

Люди запрашивают вооруженные силы Соединенных Штатов Земли о защите от террористов-драков. Перехват радиограммы воздушному флоту драков от Маведах с Амадина с просьбой о защите от террористов из Фронта Амадина…»

Офицер, обучавший кадетов организационной системе противника, внушал:

— Для предвидения действий противника вы должны понимать, каким правилам подчиняется его мыслительный процесс, каковы его цели, как он обычно поступает. То, что представляется логичным вам, не обязательно кажется логичным жабе, никогда не слыхивавшей об Аристотеле. То, что кажется логичным ей, скорее всего, представляется лишенным всякой логики вам…

— Логика подразумевает соблюдение некоего свода правил. Каждая существующая в галактике раса выработала собственный свод, собственную логику, собственное уникальное представление о Вселенной и о своем месте в ней…

— Сущность Вселенной — это соотношения, правила; то, что мы именуем законами природы, действует почти для всех разумных существ. Все остальное, вся разумная жизнь, подчиняется правилам, изобретаемым ими самими.

— На планете Алурам правосудие отличается от земного. Там не только преступники, но и их родители, родные братья, сестры и дети подвергаются одинаковому наказанию. Если это смертный приговор, то гибнут все вышеперечисленные. С точки зрения человека, это никакое не правосудие, но для жителей Алурама это — именно правосудие, высшая справедливость. Алураминцы определили, что для их расы хорошо, а что плохо, после чего придумали наказания, которым общество подвергает плохих. Чем бы ни объяснялись плохие поступки — средой или наследственностью, — с их точки зрения разумнее исключить плохие экземпляры из генетического набора расы. В итоге на Алураме совершается совсем мало преступлений.

До чего логично!..

Новый день? Неделя? Год? Голоса звучали и стихали, только гул сопровождал ее всегда.