Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

«Днем мы пасли в этом лесу коров, бывало, что ходили около самого забора, но никто нас не прогонял. Любому мальчишке любопытно посмотреть, что там, за забором. Однажды, когда мы пасли с пацанами коров в лесу, я подошел и вытащил доску из-под ворот, а через образовавшуюся щель влез на территорию… Там увидел, что территория присыпана свежим желтым песком, деревьев в этом месте почти не было, рос мелкий кустарник.

Немного поодаль, на горке, я увидел деревянную будку и пошел к ней. Она была открыта, и я зашел в нее. Там стоял стол, скамейка. На столе лежала начатая пачка папирос “Эпоха”, на стене висело обмундирование работника НКВД. Больше ничего в будке я не видел. Я вышел из будки на территорию, хотел пойти еще вглубь, но вдруг откуда-то появился работник НКВД в форме. Он меня поймал, накрутил мне уши и пригрозил, что если еще раз приду, то убьет. Когда он меня отпустил, я побежал к воротам и вылез через щель под ними. Больше за забор я лазить не решался, все-таки страшно было…»

Этот не решался – а другие?

Вот еще свидетельства из той же книги:

Из воспоминаний С.А. Козич, 1925 г. р.

«С полной уверенностью я не могу назвать время, когда начали расстреливать людей в нашем лесу – может, с 1937 года, может, позже, но хорошо знаю, что было это до войны. Сначала их возили просто в лес, а потом поставили высокий забор. За ним находилась охрана. Я лично видела одного охранника с собакой. Был он в военной форме, на боку – пистолет в кобуре. Я его запомнила, потому что он часто ходил с чайником к нашим соседям, у которых во дворе был колодец…

…Не могу сейчас вспомнить, в каком году это было, но в летнее время, мы… пасли коров возле дороги-гравейки, которая вела на Заславль. Со стороны этой дороги как раз и находились ворота в заборе. Мы не досмотрели и, видимо, несколько наших коров зашли через открытые ворота за забор. Мы долго не решались подойти к ограде, боялись, но потом оттуда вышел знакомый охранник, тот, что ходил к соседям за водой. Мы стали плакать, просить, чтобы он отдал наших коров. Охранник нас послушался, но предупредил, что если мы не будем смотреть за коровами, то сами останемся за этим забором. Пока мы говорили, я видела засыпанные свежим песком ямы не очень далеко от входа…»

Из воспоминаний жительницы того же села Н.В. Нехайчик.

«Мой сын Николай, когда ему было лет семь (он с тридцатого года), пошел с детьми в лес за ягодами. Я очень волновалась, так как узнала, что они направились туда, где расстреливают людей. Ждала сына, все прислушивалась, а потом услышала выстрел и увидела, как мой сын бежит к дому, голосит, а за ним гонится работник НКВД с пистолетом.

Откуда-то примчался мой муж, схватил за руку энкаведешника и стал спрашивать, зачем он стрелял в мальчика. Тот начал извиняться, но было видно, что он сильно пьяный. Все повторял, что принял нашего сына за взрослого, думал, кто-то из-за забора убежал».

Эти свидетельства были найдены, повторяем, спустя 30—50 лет. Немцы не нашли ничего.

Одно из двух: либо НКВД проводил расстрелы в Козьих Горах таким загадочным образом, что об этом никто не слышал, не видел свежевыкопанных могил, и детки из пионерлагеря не рассказывали родителям позаимствованных от местной пацанвы страшных историй о стрельбе и «канавах», либо там не было ни станций, ни деревень, ни шоссе… Но ведь они были!

Ответ, снимающий все вопросы, может быть только один: чекисты и их жертвы, подъезжая к станции Гнёздово, перемещались в параллельное пространство, там приводили в исполнение приговоры, закапывали свои жертвы и возвращались обратно. А потом, по чьему-то недосмотру, могилы расстрелянных вернулись обратно в наш мир. Но произошло это не ранее лета 1941 года, потому что именно тогда немцы взяли катынский лес под охрану. Явно для того, чтобы изучить внезапно возникшую почвенную аномалию.

Из справки о результатах предварительного расследования так называемого «Катынского дела».

«Свидетельскими показаниями устанавливается, что… немцы вскоре после своего прихода в этот район установили в Катынском лесу строжайшую охрану, никого не подпуская близко к этому месту под угрозой расстрела.

На бывшей даче УНКВД в Козьих Горах разместился штаб какого-то немецкого учреждения. Работавшая на кухне в этом штабе Алексеева А.М., 1916 года рождения… показала:

“Дача в Козьих горах осенью 1941 года усиленно охранялась вооруженными немецкими солдатами, вход в дачу со стороны леса был строго воспрещен, всюду были повешены таблички о запрете прохода в лес и предупреждения о расстреле на месте за нарушение. Специальный пост был и у Днепра, с тыловой стороны дачи. Нам, русским, работавшим на даче в Козьих Горах, разрешалось проходить только по основной дороге, шедшей от шоссе Смоленск – Витебск. Мы даже не имели права самостоятельно возвращаться с работы. Когда мы уходили с дачи домой, до шоссе нас обычно сопровождали один-два немца”.

Проживающий на хуторе в Катынском лесу Киселёв П.Г. на допросе от 9 октября 1943 года показал:

“Через некоторое время после прихода немцев Катынский лес вблизи Козьих Гор был взят под охрану. Местное население было оповещено, что каждый человек, появившийся в лесу, будет расстрелян. Я лично читал одно из таких объявлений, вывешенное на столбике на шоссе. В этом объявлении было написано: “Кто сойдет с шоссе в сторону леса на сто шагов, будет расстрелян без окрика”».

Охрану, по многочисленным показаниям местных жителей (это был второй «дежурный» вопрос следствия), установили в июле 1941-го и сняли в марте 1943 года.

А вот интересно: чем немцы в этом охраняемом лесу занимались? Германские гарнизоны из страха перед партизанами жались к населенным пунктам, да покрупнее. Чтобы заставить их сидеть посреди леса, нужна была очень серьезная причина. Между тем после того, как доступ в «Козьи Горы» был открыт, никаких следов своей деятельности, кроме массовых захоронений, они не предъявили.

Не иначе, как и вправду аномалию изучали: только что были цветущие полянки – и вдруг ископаны, истоптаны… Откуда же им знать про параллельные миры!

Поляки

Согласно данным НКВД, неподалеку от Смоленска и вправду находились три лагеря, в которых содержались пленные поляки. В справке они значатся как лагеря №№ 1-ОН, 2-ОН и 3-ОН (ОН – «особого назначения»). Это не значит, что у них на самом деле были именно такие номера во внутриведомственной документации – НКВД был одержим манией все засекречивать (кстати, нельзя сказать, что необоснованной). Неясно также, в чем заключалась «особость» их назначения, – может быть, там содержались те, кому были отмерены уголовные сроки за прежние и новые преступления (какие именно – о том речь впереди), а может быть, наоборот, из этих людей предполагалось вербовать кандидатов в польскую армию, создание которой началось уже в 1940 году? Сие неведомо. Зато расположение их названо в точности: 1-ОН – на 408-м км от Москвы и на 23-м км от Смоленска по шоссе Москва – Минск, 2-ОН – в 25 км на запад от Смоленска по шоссе Смоленск – Витебск и 3-ОН – в 45 км на запад от Смоленска, в Красненском районе Смоленской области.

Для современной «мировой общественности» польские военнопленные, содержавшиеся в лагерях под Смоленском, бесследно исчезли в марте 1940 года, поскольку не писали писем домой. Это заявили еще в 1943 году немцы, ссылаясь на польских эмигрантов. Проверял ли кто-нибудь: действительно ли пленные их не писали? Об этом нигде не говорится. По-видимому, в данном вопросе Геббельсу поверили на слово…

Но вот для местных жителей существование по соседству поляков не было секретом (третий «дежурный» вопрос следствия) – вся округа знала, что польские военнопленные занимаются ремонтом дорог. Как говорил на заседании СК замнаркома внутренних дел Круглов: «Об этом говорят многочисленные свидетели. Кого ни спросите, все видели поляков осенью 1941 года».

12
{"b":"174257","o":1}