В 1361 г. в на Торговой стороне была построена церковь Федора Стратилата на Ручью на средства Семена Андреевича и его матери Натальи. Заказчики строительстава явно были состоятельными горожанами, возможно, боярами. В планировке церкви обращает на себя внимание необычная деталь: высоко над лестницей, ведущей на хоры, было устроено небольшое полуоткрытое помещение с возвышением в восточной части. Попасть на этот широкий уступ можно было только по приставной лестнице. Возможно, он был устроен по заказу Семена Андреевича и его матери для уединенной молитвы. Это еще один пример, как мистические религиозные устремления проникали в слои образованных горожан.
До сих пор речь шла лишь о жителях самого Новгорода. В городе христианство постоянно напоминало о себе — церквями, колокольным звоном, необходимостью постоянно общаться с церковнослужителями. В сельских же поселениях новгородской земли православие было осознано как религия лишь к XIV в., когда повсеместно начали строиться монастыри, сельские церкви, и христианство пошло вширь, охватывая дальние территории. Знаменательно, что сельское сословие на Руси, сохранившее нетронутыми языческие традиции в быту, начало называть себя «хрестиане» — крестьяне только в конце XIV в. До этого времени крестьяне четко разделялись на «смердов», «сирот», «исполовников» и т. д. К XV в. все бывшее разнообразие объединяется в одном названии — «крестьяне». Это название читается в берестяных грамотах №№ 310, 540. Очевидно, что христианизация Новгородской земли проходила параллельно с ее феодализацией.
Говоря о христианизации Новгородской земли, не следует забывать о многонациональноести ее населения. Финно-угорское население приняло православие гораздо позднее славянского. Известно, что территории Водской и Обонежской пятин, то есть район формирования племенного объединения корелы, еще в XVI в. оставался языческим, о чем пишет архиепископ Великого Новгорода и Пскова Макарий в 1534 г. в письме Ивану Грозному: «Слышав… прелесть кумирскую около окрестных градов Великого Новаграда: в Вотской пятине, в Чюди и в Ижере и около Иваняграда, Ямы града, Корелы града… и по всему Поморию Варяжского моря… Еже мы прияхом от святого великого князя Владимера святое крещение — во всей Руской земли скверные молбища идолские разорены тогда, а в Чуди и в Ижере и в Кореле и во многих русских местех… скверные молбища идолские удержашася и до царстве великого князя Василия Ивановича… Суть же скверные молбища их: лес и камение и реки и блата, источники и горы и холмы, солнце и месяц и звезды и езера. И проста рещи — всей твари покланяхуся яко Богу и чтяху и жертву приношаху кровную бесом — волы и овцы и всяк скот и птицы…»[172]
Таким образом, до начала XVI в. в Водской пятине проживало обособленное финское население, чья культура в корне отличалась от православной народной традиции. Это были настоящие язычники, у которых существовал институт жрецов-арбуев[173]. Архиепископ Макарий направил в Вотскую пятину священника Илью, предписав ему собирать всех христиан и всем им «… те скверная молбища, камение и древеса, везде разоряти и истребляти в конец и огнем жещи…» В ходе крестового похода разрушались языческие храмы, вырубались и сжигались священные рощи, бросались в воду почитаемые камни, а также проводилось крещение еще не крещеных.
Но культ деревьев и камней имел под собой, в понимании крестьян, вполне реальную основу, которую невозможно было уничтожить. По верному замечанию исследователя народных культов М. В. Шорина, люди, почитавшие камни, не считали себя «плохими» христианами. «Просто народное и церковное понимание христианства сильно разнились между собой. Камни, традицию почитания которых церкви удалось прервать, как объекты „идольского служения“, попали в категорию „нечистых“. Однако искоренить поклонение камням так и не удалось, и постепенно происходит слияние древней традиции с христианским культом святых мест. Некогда языческие культовые объекты включаются в систему христианского почитания и, как правило, обрядовые действия у них исполняются в соответствии с христианской религией. Тем не менее еще в нынешнем столетии у камней совершались обряды, в которых христианство отступало на задний план… Даже в тех случаях, когда обрядность была приближена к христианским нормам, в ней сохранялись элементы, унаследованные от эпохи язычества, и прежде всего это касается жертвоприношений…»[174]
Средневековые люди, независимо от того, были они крещены или нет, продолжали верить в прадедовскую дуалистическую схему сил, управляющих миром, и старались оградить себя, свое жилище и имущество от действия враждебных человеку духов. Традиционные солнечные узоры на жилищах сохранились в северных деревнях до XX в., а охранительно-заклинательная символика вышивки не потеряна до наших дней.
Народный православный «пантеон» в Новгородской земле сложился, по-видимому, в конце XV в. Это предположение подтверждается рядом косвенных свидетельств. Обратимся к списку деревенских святых, почитаемых на Русском Севере до XX в. Православные крестьяне имели обычай «в известных случаях обращаться с молитвою исключительно к тому или другому св. угоднику», в частности, «от скотского падежа — св. Модесту, также Власию, от конского падежа — св. Флору и Лавру, об овцах — св. Мамонту или св. Анастасии, о свиньях — св. Власию Великому, о пчелах — св. Зосиме и Савватию, о курах — св. Козме и Дамиану…»[175]
Покровители пчел — святые Новгородской земли Зосима и Савватий жили и были канонизированы в XV в. Столь важное и доходное дело, как бортничество, не могло долго остаться без христианского покровителя. Видимо, до XV в. бортники на Руси поклонялись какому-то языческому богу, а к концу XV в. это божество «сменили» православные святые.
Любопытно, что с именем святого Зосимы связана еще одна легенда. В 40 верстах от села Белого, на реке Мете, в Боровичском уезде Новгородской губернии, есть камень, почитающийся местными жителями священным. На нем якобы оставил след своей ноги святой Зосима, отдыхавший здесь на пути в Новгород, куда он шел для исходатайствования у веча владельческой записи на свой пустынный остров. Почитание камней-следовиков — наглядный пример религиозного народного творчества.
К концу XV в. относится и икона «Чудо о Флоре и Лавре», на которой эти святые изображены в окружении табуна лошадей. Показательно, что впоследствии православная церковь запрещала изображать святых Флора и Лавра с лошадьми и конюхами. Следовательно, представление об этих святых как о покровителях лошадей сложилось в XIV–XV вв. Впрочем, в Новгородской епархии почитание Флора и Лавра как святых покровителей домашнего скота было узаконено. В «Чиновнике Новгородского Софийского собора», составленном в XVII в., но отражающем реалии церковной жизни более раннего времени, читаем, что 18 августа, в праздник Флора и Лавра («Флоров день») соборные священники с дьяконами «на скотинных дворах, на мельнице и на Красном селе поют молебны и кропят святою водою дворы и во дворех скоты и служебников»[176].
Кардинал д’Эли в начале XV в. писал в Рим: «Русские в такой степени сблизили свое христианство с язычеством, что трудно было сказать, что преобладало в образовавшейся смеси: христианство ли, принявшее в себя языческие начала, или язычество, поглотившее христианское вероучение»[177].
Основная обрядность крестьян-земледельцев была направлена на то, чтобы воздействовать на силы неба, земли и воды с целью обеспечения урожая. Солнце не изменило своего пути по небу с принятием христианства, и весна по-прежнему следовала за зимой. Календарная обрядность вобрала в себя христианские мотивы, но по своей сути осталась природно-языческой. К тому же принципиальных отличий новой религии от старой не было. В христианстве, как и в язычестве, одинаково признавался единый создатель Вселенной, и там и здесь существовали невидимые силы низших разрядов; и там и здесь производились моления — богослужения и магические обряды с заклинаниями-молитвами. Каркасом годичного цикла празднеств и в христианстве и в язычестве были солнечные фазы; там и здесь существовало понятие «души» и ее бессмертия, ее существования в загробном мире. Поэтому перемена веры расценивалась внутренне не как смена убеждений, а как перемена формы обрядности и замена имен божеств. Вспомним, что первое время после принятия христианства на Руси восставали не против новой религии, а против ее носителей — присланных из Византии священников, которые не разбирались в местных обычаях и действовали порой как «слоны в посудной лавке».
