Услышав, как меч Парцифаля
По шлемам противника лупит,
И в крепость противник не вступит!
Смятенье во вражеском стане:
Отважные горожане,
Охвачены пылом борьбы,
Огромные валят дубы,
Канатами их обвивают,
В них острые колья вбивают.
Колеса вращают валы,
Со стен опуская стволы,
Подобие гребня тяжелого,
Штурмующим прямо на головы...
Но от рассказа о войне
Пора бы возвратиться мне
К Кингруну-сенешалю...
Его мы где-то затеряли.
А в это время сенешаль
Вступает в замок Карминаль,83
В лесу дремучем Бразельянском,
В краю Артуровом, бретанском.
Пред Куневарой он предстал:
"Меня к вам Парцифаль прислал,
Все ваши исполнять веленья
И отомстить за оскорбленье,
Что было вам нанесено...
Не смыто черное пятно!
И Парцифаль скорбит об этом,
Мечтая с действенным ответом
К тем, кто обидел вас, прийти,
Все счеты наконец свести!"
И Куневара вся зарделась.
Поймите же, как ей хотелось
Сейчас обнять объятьем страстным
Того, кто Рыцарем стал Красным...
Вдруг сам король Артур явился.
Кингрун почтительно склонился
И пресмнрепно доложил,
Кто он таков, кому служил
И по какой причине
Здесь пребывает ныне...
. . . . . . . . . .
А вскорости коварный Кей
Кипгруну крикнул: "Кто там! Эй!
Кингрун?! Позволь! Да ты ли это?
Послушай, не конец ли света
Уже воистину настал?
Кингрун разбит! Кингрун устал!
Кингрун врагов не побеждает,
Своим врагам он угождает!
Слыхал я, ты сражался пешим...
Пойдем, несчастную утешим,
И возместим ей, бога ради,
Ущерб в размере двух оладий,
Я ей велю оладьи спечь,
Чтобы от мрачных дум отвлечь..."
Так он «раскаялся», проклятый,
Премерзкий соглядатай.
. . . . . . . . . .
А бой тем временем идет.
Не взявши городских ворот,
Кламид штурмует крепость с тыла,
И ненависть в нем не остыла...
. . . . . . . . . .
Но Парцифаль его теснит,
И вот, в отчаянье, Кламид
На поединок вызывает
Того, кто сердце ему разрывает,
Явив столь редкостное упорство.
Так пусть решит единоборство,
Кому достанется сей град!..
Парцифаль и горд и рад
Вновь проявить отвагу
В служенье истинному благу...
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
И вот сошлись они! Сошлись!
Земля и небо сотряслись.
Нет счета ранам и ушибам.
Из шлемов – искры! Мир весь – дыбом!
От конских тел – горячий пар!
Удар! Удар! И вновь удар!
Дышать сражающимся нечем,
Щитов прекрасных не сберечь им.
Кламид сначала напирал,
Но видят все: он проиграл.
И – поражения влиянье -
Случилось кровоизлиянье:
Кровь у Кламида, как ручей,
Течет из носа и ушей.
И, этой кровью обагренный,
Стал темно-красным луг зеленый...
Король сорвал с себя забрало -
В волненье сердце замирало,
Но Парцифаль спокойно рек:
"Умри хотя б, как человек,
О злой источник горьких слез,
Кто столько бедствий всем принес!
Но ты, наказанный с позором,
Грозить разбоем и разором
Моей жене не сможешь впредь.
Учись достойно умереть!.."
"О юный рыцарь благородный!
В моей груди, как смерть, холодной,
Иссякла давняя вражда...
Сим – предаюсь вам навсегда...
Так сжальтесь надо мной!.. Отныне,
Приняв господни благостыни,
Ваш край чудесно заживет,
Любая рана заживет.
А я... Я смерть ношу в себе,
Злосчастной отданный судьбе:
И ту, кого благословляю,
Вам я в супруги оставляю!.."
Тут Парцифаль припомнил снова
В Грагарце слышанное слово,
Как Гурнеманц учил его
Не трогать пленника того,
Который в плен живым сдается,
Мол, пусть живым и остается,
И рек: "Отцу моей Лиасы
Тотчас же, с этого же часа,
На верность свято присягни!.."
"Нет, нет! В дугу меня согни,
Убей, как жалкую собаку,
Топчи, распни меня, однако
Любую вынесу беду,
Но к Гурнеманцу не пойду!
Я – в том душа моя повинна -
Убил его меньшого сына!
За смерть он смертью мне заплатит...
Ах, неужели вам не хватит
Мне в отомщенье одного
Бесчестья злого моего?.."
"Ну, что ж, твой страх я поубавлю,
К Артуру-королю отправлю
Служить красавице одной.
Она когда-то надо мной
Беззлобно посмеялась.
За это ей досталось
От сенешаля Кея:
Рука сего злодея
В преступном гневе поднялась...
В тот миг во мне отозвалась
Боль, что познала Куневара.
И только месть, и только кара,
И только беспощадный суд
Обидчика отныне ждут!
Ничто не будет прощено.
Так выбирай из двух одно:
Служенье Куневаре нежной
Иль ужас казни неизбежной!.."
Кламид сказал: "Я жить хочу
И к Куневаре поскачу!
Зато сюда мне нет возврата...
Вот – справедливая расплата
За мной содеянное зло..."
А Парцифаль вскочил в седло:
Прыг! – ногу в стремя не вдевая!
И передышки не давая
Коню, он поспешил назад
К Кондвирамур в престольный град,
Где ликовало все и пело,
Предавшись радости всецело.
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
За Круглым сидючи столом,
Кламид рассказывал о том,
Что многие уже слыхали:
О валезийце Парцифале,
Который грозен, хоть и юн.
(Да, подтвердить бы мог Кингрун.
Сколь тяжелы его удары!..)
Нет меры счастью Куневары.
И только Кея-сенешаля
Все эти новости смущали...
. . . . . . . . . .
Но возвратимся вслед за мною
Туда, где Парцифаль страною
Достойно правил; где теперь
Взамен пожаров, бед, потерь
Все оживало, расцветало
И людям жить вольготней стало.
Слышны повсюду песни, смех,
Веселье на душе у всех.
Наследство Тампентера зять
Велел всем подданным своим раздать
А пострадавшим – особливо.
И это было справедливо.
Он слугами любим своими.
Все славят Парцифаля имя.
При этом он не забывал,
Что кровью мир завоевал,
Что может всякое случиться,
И укреплять велел границы...
Так постепенно, день за днем,
Везде росла молва о нем...
А королева что? Конечно,
Супруга счастлива сердечно,
И впрямь: всю землю обойдешь,
Такого мужа не найдешь.
Лишь только им она дышала,
Ничто любви их не мешало...
Безмерно жаль мне тех двоих!
Да. Надвигается на них
Разлуки час неотвратимый.
Жену покинет муж любимый,
Который спас ее страну
И самое ее когда-то...
Но нет! Она не виновата.
Оставил он ее одну!
Итак, однажды, на восходе,
Король при всем честном народе
Сказал возлюбленной жене:
"Надеюсь, что ты веришь мне,
Что я души в тебе не чаю.
Но я без матушки скучаю,
Душа моя без нее иссохла,
Сердце мое без нее заглохло,
И жить не в силах я, не зная,
Где матушка моя родная.
Позволь ненадолго уйти,
Дабы родную мать найти,
А если по пути случится
Мне в ратном деле отличиться,
То знай, что образом твоим
Я вдохновлен был и храним!.."
Кондвирамур его любила,
Словечко каждое ловила,
Что Парцифаль произносил.
Перечить у нее нет сил.
Она все стерпит, все снесет,
Но от тоски его спасет.
И говорит: "Иди, мой милый!
Лети, мой сокол быстрокрылый!"
При этом, как гласит преданье,
Смогла сдержать она рыданье,
Целуя мужа дорогого...
Так в дальний путь пустился снова
