И вот уж перед всем честным народом

На бревнах — голосистая пила

Опять свои частушки завела.

А дедушка-топор, седобородый,

Степенно, положительно и мерно

Поддакивает: «Верно. Верно. Верно».

Как песня, все привольней и плавней

Тепло распространяется по трубам.

Горит береза… Столько жара в ней,

Как будто комсомольцы-лесорубы,

Своей энергией ее согрев,

Повысили в сто раз ее нагрев.

И кран, где все, казалось, испито,

Где не было уже ни капли жизни, —

Оттуда вдруг мелодия как брызнет,

Все выше, выше. И на верхнем «до»

(Как эта нота радостно-свежа!)

До… пятого доходит этажа.

Взамен коптилок, плошек и лучинок

Над письменным столом и над плитой

Опять цветет огнем своих тычинок

Электролампы венчик золотой.

Да здравствует дающая нам ток

Энергия, взрастившая цветок,

Бегущая по проводу, по стеблю!..

Растенья в Ботаническом саду

Чернели, точно в Дантовом аду.

Теперь опять, дыханием колеблем,

Уже растет, себя теплу вверяя,

Лист будущего пальмового рая.

В бассейне, где иссяк водопровод,

Куда носили воду литр за литром,

Меж розовых кувшинок вновь плывет

Громадный лист, похожий на палитру.

Пиши, художник, кистью вдохновенной

Развертыванье жизни сокровенной.

Уже монтажник занят важным делом —

Восстановленьем заводских турбин.

Уже на мраморном щите, на белом,

Горит контрольной лампочки рубин.

Вновь завоюет Ленинград по праву

Свою энергетическую славу.

Его великолепные моторы,

Турбины, двигатели, дизеля

Опять начнут, о русская земля,

Питать энергией твои просторы.

И каждая машина, агрегат

Гордиться будут маркой «Ленинград».

Войдемте в Летний сад. Он тих и пуст.

Где статуи? Их тоже нет на месте.

Осанка, мрамор плеч, улыбка уст —

Все это скрыто: адрес неизвестен.

Все это в подземелии, где мрак,

Но где зато не угрожает враг.

Подобно хору греческих трагедий,

Не умолкают пушек голоса.

Но статуи… при мысли о победе

У них, как у людей, блестят глаза.

Поистине эпоху Возрожденья

Напоминает это пробужденье.

И шепчет мраморная Терпсихора,

Склонив над лютней юную главу:

«Я знаю, я предчувствую, что скоро

На сцене вновь волшебно оживу,

Соединяя в образе едином

Огонь страстей с прохладой лебединой».

И с чертежом и циркулем в руках

Архитектура говорит: «Я жажду

Опять трудиться для своих сограждан.

Хочу для них воссоздавать в веках

Не только крепости и бастионы,

А здравницы, дворцы и стадионы».

«Я корабли по компасу веду,

Я — Навигация, — раздался голос. —

Я с бурями, туманами боролась.

Мне в якорных цепях невмоготу.

Но скоро я, поднявши якоря,

Пойду в послевоенные моря».

Уже опять, с Искусством заодно,

Науки начинают вторить музам.

Уже открылось новых десять вузов,

Уже в аудиториях полно,

И видит с удовольствием декан,

Что надо ставить стулья по бокам.

Уже ребята по дороге в школу

На Невке видят молодой ледок.

Уже готов уйти плавучий док,

Чтоб уступить дорогу ледоколу.

Картина поздней осени ясна,

А нам все кажется, что нет, — весна.

Все признаки. Всё на весну похоже.

И шорох льда, и аромат реки,

И маленькие эти огоньки

По темным улицам в руках прохожих, —

Весь город ими трепетно унизан:

Канун Победы. Светлый праздник близок.

Еще артиллерийскими громами

Чревато небо Пулковских высот.

Еще в зловещей этой панораме

Нет места для космических красот.

Еще воронками глубоких ран

Дымится Пулковский меридиан.

Но час придет. Не будет ни окопов,

Ни пушечных, ни пулеметных гнезд.

Мы вновь нацелим жерла телескопов

По золотым ориентирам звезд.

Опять прославим солнца торжество,

Лучистую энергию его.

Да здравствует великий русский город

С энергией, невиданной дотоль!

Да здравствует энергия, в которой

Спрессованы десятки тысяч воль!

И навсегда, отныне и вовек,

Да здравствует советский человек!