— Если честно, то ничего не понимаю, — признался эльф.

Судя по растерянным взглядам, остальные тоже слабо себе представляли, что за устройство творило такое.

— Но это еще не все. Мой источник глянул все порталы за этот период. Было обнаружен сбой в работе еще одной пары, самый первый. Эта пара связывает замок Рутхела и научный центр.

— То есть? — Нахмурилась я, уже понимая, что прозвучит дальше, осознавая, что эта была одна из тех мыслей, которые ускользнули от меня.

— То есть, можем достаточно серьезно полагать, что изобретателем оказался сам Арвелл Рутхел. И у меня складывается вот какая картина, возможно, не слишком соответствующая реальности, но все же. Арвелл разрабатывает прототип, обладающий колоссальной мощью. Возможно, неустойчивый. Опасаясь непредсказуемых последствий, он выбирает заброшенную территорию, где и проводит испытание, после чего возвращается обратно, иным путем. Что-то работает не должным образом, и Рутхел то ли не обращается к устройству, то ли отвлекается на другой проект, то ли что-то еще. Тем не менее, некто узнает о свойствах прототипа и в дальнейшем эффективно использует против самого создателя, после чего продает обращенного в камень Арвелла на аукционе. Я бы продолжила, что сам похититель с устройством движется дальше, но есть одна неувязка. Устройство проявляет себя в родовом гнезде достаточного глупого и падкого на лесть вервольфа Кеана Кременда Реслуфа, любителя потолкаться на различного рода мероприятиях и выставлять свою персону великим знатоком научных направлений. Исходя из всего вышесказанного, я могу сделать два вывода. Во-первых, прототип представляет собой довольно компактное устройство, а, во-вторых, враг нам до сих пор неизвестен.

Сказать, что мы были на грани шока — ничего не сказать. Но чем больше я узнавала, тем меньше вообще что-либо понимала, особенно о человеке, ставшим моим супругом. Гений? Чудик? Сумасшедший? Кто ты, разноглазый? Который раз я сама себе задаю этот вопрос, но ни на миллиметр не приближаюсь к ответу, лишь беспомощно развожу руками, осознавая, что мы с тобой из столь разных параллелей, что никакими единицами расстояний не измерить эту пропасть.

Остались позади загадочные острова Айли-Ивиж, уснувшие в ночи и так и не раскрывшие своих тайн. Пройтись бы днем, зачаровано рассматривая белые монолиты непоколебимых зданий и теснящиеся вдоль берега рыбацкие хижины, подняться бы по мощеным дорожкам, провести рукой по невесомому кружеву перил мостиков, замереть бы и познать что-то особенное, глядя на крошечный садик, в котором на камнях распускаются коралловые, светло-сиреневые и желтые цветы. Но нет, ночь накрыла все непроницаемым крылом, огородила от любопытных взглядов чужаков. И сколько не силилась луна заменить собою солнце, все равно ее сияния хватило только на то, чтобы выявить лишь зыбкие силуэты, лишь призрачные намеки. И были ли все эти садики и мостики, пели ли бамбуковые рощи и наполнялся воздух солью? Скрипели ли под ногами деревянные половицы, трепетали ли расписные завесы и горели ли тускло покачивающиеся фонарики?

Все осталось там, в ночи. А с утра помчался, едва ли не взлетая, великолепный лайнер, заставив расступиться редкие узконосые лодчонки. Он, быстрый, снабженный мощными движками, легко рассекал спокойные воды пролива. Белоснежный, оставляющий пенный шлейф, он напоминал чудную птицу, свободно пронзающую небесные потоки. Два с небольшим часа пути. Хочешь, лови на палубе ветер, хочешь — добирай еще крупицы прерванного сна. Мерное, ненавязчивое гудение и легкое покачивание как раз способствовали его приходу.

Но мне не спалось. Усталость не прошла, бодрости не было, но сон, словно обиженный за какой-то проступок, решил меня и в этот раз не удостаивать своим посещением. Ну что ж делать, нет, так нет. И я, раздасованная, поднялась на палубу. Высокое и чистое небо аж вибрирует от хрустальной игры солнечных лучей. Вдохни глубже, раскинь руки, устремись ввысь. Что мешает? Тебя, дракон, не хватает, крыльев твоих, сумасшествия, безбашенности мальчишеской, безалаберности, выраженной в наивной вере, что все злые молнии промахнутся.

Мои ладони покоились на леере, как и десятки других ладоней.

«Что скажешь, леди Рутхел?»

«Теперь и ты решила меня так называть?»

«Тебе идет. Ладно, я же о другом сейчас спрашиваю».

«Не знаю, Юси. Запутанно все слишком. Рада разбирается, понимает, старается до нас донести. А я… я смотрю на все происходящее, пытаюсь собрать в единую картинку, и даже собираю. Только не картинка получается, а мазня какая-то. Вот, ты поняла, что теперь главное? Мы ведь сначала думали, что все дело во власти, что кто-то стремится занять место разноглазого. А теперь? А теперь выясняется, что этот кретин-изобретатель создал штуковину, такую, за которую его могли отправить куда подальше, да так, чтобы никто не нашел. И отправили ведь. Или все-таки власть?»

«Ну, та же Рада дала понять, что наш противник является личностью интересной».

«Это и пугает. Сбивает…»

«С основной цели?»

Со всего, Юси, со всего. Даже если сесть с листом бумаги, набросать вероятные и невероятные схемы, то все равно что-то встает поперек логических линий, вылезает неудобством, мешает соринкой в глазу и костью в горле. То ничего не было, то вдруг всего стало слишком много. И вот за что зацепиться, какой нити придерживаться? В будущее Ридик поглядывает, так там такая сумятица, что лишь усложняется все. От прошлого отталкиваться? Так слишком шаткое оно, неустойчивое, чтобы на его фундаменте выстраивать свои рассуждения. Вот так и плывем, цепляемся то за один порог, то в другую струю срываемся, то в стрежень вносимся, то за выступающие коряги хватаемся. Много ли у нас сейчас есть? Без лукавства, так — много. Проверим бриллиант, поймем, что я не промахнулась, а там и навестим вервольфа. Дальше что? А, в зависимости от того, что собой представляет то интересное устройство.

То ли свежий воздух, то ли царившее вокруг умиротворение все же позволили уловить, как мои веки все чаще пытались сомкнуться. Морфей меня простил, довел до каюты и пустил в свои владения. Отпустил же неохотно, когда прибыли к большой земле, когда судно вошло в порт и покорно приткнулось к широкой пристани. И я, сонная, плохо соображающая, дорогу до института почти не запомнила, лишь отметила, что та вроде бы оказалась довольно недолгой. Рада, оставив меня на попечение мужской части команды, сама пошла во всем разбираться, встряхнув лишь раз, требуя отдать бриллиант.

Отдала я не сразу.

— Ждите. Результаты будут через двадцать минут, — прозвучало с суховатой вежливостью.

Ждали.

На территории Большой Леоки было всего четыре нормальные структуры, занимающихся исследованием пространственных технологий, и повезло, что одна находилась так близко, на территории самой Каенаты. Обратились, заплатили за проверку, доплатили еще столько же за время.

Время, как и было нам обещано, действительно свелось до двадцати минут. Они истекли, и вышел, бережно неся упакованный камень и запечатанный конверт, сотрудник института. Взгляд спокойный, спина ровная, в движениях скрывается привычное уважение к гостям.

— Проверка прошла успешно, — легкий поклон, — все полученные значения в этом конверте.

Я тут же, на месте, уже окончательно проснувшаяся, распечатала конверт, впилась глазами в термины, увенчанные числами, и, устыдившись собственной поспешности, отдала распечатку Раде, хотя и сама поняла, что такое множество строк вряд ли могло принадлежать обычному предмету.

— Как минимум, «Черный Принц» пересекал около двадцати реальностей. Как минимум, — подчеркнула она. — Здесь насчитали шестнадцать достоверных параллелей, семь вероятностных и не исключили наличия еще некоторого количества.

Да уж, Арвелл Вега Рутхелл, знатное ты путешествие совершил, то ли по неосторожности, то ли принудительно. А пока все указывает на то, что кто-то послал тебя в такие дали. И ведь как просчитал все, а? Исправно работает датчик у Рады, показывая, что ты жив. Забавно, не находишь — сигнал-то пробивается сквозь все эти измерения, да по сигналу не удается проследить, увы, нет еще таких разработок. А маги, эти маги, стаями вьющиеся на аукционах, даже не заметили за великолепным блеском человеческой жизни. А ведь и не искали они, как и Далим, проверяли наличие чар и магических воздействий, а не технических каких-то метаморфоз.