Статья Х.А. Риеманна и У.П. Хейвенса, опубликованная в 1940 году в журнале Американской медицинской ассоциации, была признаком ветра перемен: авторы указывали, что теория фокального сепсиса была недоказанной, что не было подтверждений, будто удаление органов приносило какую-либо пользу, что известно множество случаев, когда операции вредили пациенту, и что в большинстве случаев больные органы, считавшиеся очагами инфекции, можно было вылечить от систематических заболеваний, источником которых они считались, просто очистив организм с помощью диеты или каким-либо другим способом.

И даже несмотря на это, еще целые десятилетия без всякой нужды детям удаляли гланды и аденоиды: иногда из ошибочного убеждения, что они являются источником других недугов, а порой желая предупредить возможные болезни в будущем. Аналогичным образом продолжали удалять матку по причинам, не связанным с самой маткой: проведенное в 1970 году в США исследование показало, что примерно 30 % гистерэктомий были, «возможно, необязательными».

Специалисты по истории официальной медицины предпочли в большинстве своем игнорировать шумиху вокруг фокального сепсиса в первой половине XX века (и позднее). Вероятно, сейчас специалисты отрицают те ужасы, которые творились во имя почти не доказанной медицинской догмы, просто из-за потрясения. Нигде не было такого кошмара, как в Трентонской государственной больнице (государственной больнице для душевнобольных штата Нью-Джерси) под эгидой Генри Коттона (1876–1933), управляющего больницей с 1907 по 1930 годы; то, что там творилось, стало темой для книги Эндрю Скулла «Madhouse» (Сумасшедший дом) (2005).

В 1913 году был выделен вирус, являющийся причиной сифилиса, и было доказано, что он приводит также к неизлечимой форме слабоумия, обычной в те времена и называемой общим параличом душевнобольных (ОПД). Если этот микроорганизм мог приводить к одному виду сумасшествия, разве не могут аналогичным образом инфекции стать причиной и других умственных расстройств? Именно Коттон соединил такие принципы с концепцией фокального сепсиса, которая становилась все популярнее, и развившейся к тому времени идеей мысленной гигиены, согласно которой можно принять меры по предотвращению психических заболеваний до того, как «грянет гром». Стоматологические аспекты фокального сепсиса оказались под рукой, так что Коттон начал удалять у пациентов зубы: сначала те, которые имели некоторые, пусть и очень слабые, признаки кариеса, а потом и остальные, просто для подстраховки. Но, конечно, ротовая полость — лишь часть общей картины. Эти зараженные зубы, несомненно, должны были выделять в слюну пациентов токсины, которые проглатывались и попадали в пищеварительную систему. Токсины в итоге должны были попасть в толстую кишку, поэтому предписывалось промывание кишечника. Но, видимо, и этого было недостаточно: частичное удаление ободочной кишки, а затем и полное удаление толстой кишки становились все более привычным делом. Оглядываясь назад, можно заметить, что образ мышления Коттона приобретал навязчивый характер, но в то время мало кто из коллег это понимал. Он дренировал пазухи носа, удалял миндалины и яички, желчные пузыри и шейки матки, желудки и селезенки… его хирургическим операциям не было конца.

Однако нашлись и скептики. Одним из них был учитель Коттона Адольф Мейер (1866–1950) из Медицинской школы Джона Хопкинса, который не только обучал Коттона, но содействовал получению им должности в Трентоне. Мейер, при последующем содействии Коттона, в 1924 году прислал ассистентку Филлис Гринакр (1896–1989) для тщательной проверки уровня излечения в 85 %, о которых заявлял Коттон. Гринакр и позднее Эмиль Франкель во втором отчете обнаружили, что картина совершенно иная, чем ее обрисовал Коттон: в лучшем случае уровень излечения составлял 23 %, а уровень смертности был невероятно высок: среди тех пациентов, которые пострадали от полной колэктомии, он был равен примерно 45 % (то есть 138 пациентов из 309). Уровень смертности среди пациентов, у которых удалили ободочную кишку, был несколько ниже, но число таких пациентов, по-прежнему остававшихся в психбольницах, заведениях для слабоумных или в тюрьмах, был соответственно выше: хотя они и выживали после операции, это вовсе не означало, что излечились они благодаря ей. Коттон подтасовывал (может быть, и неосознанно) собственные данные, чтобы продемонстрировать высокую эффективность своего метода, обвиняя в неизлеченной болезни или смерти другие факторы; или даже, как в случае неизлеченного умственного расстройства, он полагал, что исходная хирургическая операция была недостаточно радикальной, так что пациенту следовало прооперироваться еще раз.

Как это ни ужасно, но из-за политики в области психиатрии и желания избежать скандала Мейер скрыл результаты Гринакр (более поздние результаты Франкеля относились не к его компетенции), и потому хирургические эксперименты в Трентоне продолжались. В итоге Коттона сместили с должности больше из-за печально известных политических игр в Нью-Джерси, чем по каким-либо другим причинам. Последователи Коттона сделали все, чтобы скрыть творившийся до них кошмар, и из-за этого вся история выплыла на свет лишь в начале нового века — во многом благодаря работе Скулла.

Во всей этой истории самое нелепое то, что фокальный сепсис — идея не совсем ошибочная. В некоторых отдельных случаях бактериальная или вирусная инфекция в одной, локальной, части организма действительно может привести к болезни всего организма. Однако фокальному сепсису дали неправильное название из-за того, что в первой половине XX века им поспешили объяснить слишком широкий ряд заболеваний, из-за чего специалисты-медики, пытаясь выяснить причину заболевания, конечно, даже не принимают его в расчет.

Гомеопатия — это детище немецкого врача Кристиана Фридриха Самуэля Ганемана, главная работа которого, «The Organon» («Органон»), была опубликована в 1810 году. Принцип гомеопатии заключается в том, чтобы дать пациенту малую дозу того, что может вызвать симптомы, которые у него уже проявились. Согласно этой теории, симптомы являются не результатом заболевания, а проявлением того, как организм справляется с заболеванием. Так что гомеопат помогает природе, усиливая симптомы.

В гомеопатии в самом деле используются «малые дозы». Гомеопатические дозы должны всегда быть очень-очень слабыми. Пациентам могут дать всего лишь одну децилионную долю грана; дециллион — 1, деленное на 100 миллионов миллионов миллионов. При таких малых дозах (чаще всего чем меньше, тем лучше) неудивительно, что в некоторых случаях Ганеман рекомендовал растворять препарат, чтобы ни единой молекулы целительного вещества не попало мимо рта пациента.

_{Изображение вербены в английской рукописи XIII в.}

Гомеопат конца XIX века по имени Вильгельм Генрих Шесслер (1821–1898) основал в гомеопатии направление, которое назвал «биохимией» (не путайте с настоящей биохимией). Формулируя свою теорию, являющуюся отголоском идеи телосложений и одной из гипотез Парацельса (см. стр. 278), он сказал, что в целом ткани нашего тела образованы 12 «солями». Его методы лечения основывались на том, что болезнь — это результат нехватки одной или большего количества «солей», и эту нехватку, конечно же, можно восполнить. Его современные последователи увеличили количество солей примерно до 40.

Цветочная терапия Баха — разновидность гомеопатии, впервые разработанная в начале 1930-х годов английским врачом Эдвардом Бахом (1886–1936), построившим свою систему лечения на разумной идее, что по крайней мере некоторые физические заболевания вызваны эмоциональной неуравновешенностью: