Закон наследования (или смешанного наследования) был очень странной теорией, согласно которой особь наследует внешность наполовину от родителей, на четверть — от бабушек и дедушек, на одну восьмую — от прабабушек и прадедушек, и так до бесконечности. Таким образом, согласно немецкому ботанику Й.Г. Кельрейтеру (1733–1806), когда особи порождают гибрид, свойства гибрида являются средним от свойств двух исходных особей. То, что это не совсем так, было подмечено другим немецким ботаником С.Ф. фон Гертнером (1772–1850): хотя он и считал, что идея Кель-рейтера о смешении признаков в целом была верна, он заметил, что по крайней мере в некоторых гибридах проявляются не средние, компромиссные признаки, а смесь свойств двух родительских особей. Чарльз Дарвин (1809–1882) в своей книге «Variation of Animals & Plants Under Domestication» (1868) («Изменения животных и растений под влиянием одомашнивания») доказал, что гипотеза смешения невозможна в принципе, но эта концепция просуществовала по меньшей мере до начала XX века.

То, что естественным состоянием в природе является хрупкое равновесие, определяемое зависимостью всех растений и животных друг от друга, — это викторианская идея, близкая к нашему современному взгляду на экосистему. Однако в XIX веке ошибались в существенном вопросе: считалось, что природа статична, в то время как на самом деле природа (то есть любая действующая экосистема в любой формулировке) — это динамическое, постоянно изменяющееся целое. Поэтому введение нового элемента (например ледникового периода) не столько «нарушит природное равновесие», сколько станет силой, создающей множество новых экосистем (конечно, наряду с уничтожением бесчисленных старых), и, следовательно, может ускорить эволюционные изменения. Несомненно, можно утверждать, что настоящее природное равновесие зависит от таких периодических малых или больших катастроф. Статичная природа со временем пришла бы в упадок.

Конечно, это вовсе не означает, что колоссальные и неожиданные катастрофы — это благо: широкомасштабная ядерная война, например, разрушит экосистемы настолько, что потребуются миллионы лет на восстановление, если оно вообще будет возможно.

Когда-то давно — и было это всего около 250 лет назад — шли серьезные споры о том, чем же ископаемые останки являются на самом деле. Одни говорили, что это необычные минеральные образования, другие — что это останки подземных существ, третьи — что это останки организмов, которые погибли из-за потопа. Мнения разделились.

В XVIII веке профессор Бартоломью Адам Иоганн Берингер (1667–1740) нашел очевидное доказательство того, что ископаемые останки были посланы на землю Богом. И это были весьма необычные ископаемые: прекрасно сохранившиеся ящерицы, ля-гушки, скорпионы… был даже паук со своей нетронутой паутиной, не говоря уже о камне, на котором было написано слово «Бог» на иврите. Берингер в 1726 году посвятил этому вопросу книгу «Lithographiae Wirceburgensis» (Вюрцбургские надписи на камне). На самом деле найденные им «ископаемые» сделали и закопали двое его коллег, И. Игнац Родерик и Иоганн Георг фон Экхарт (1664–1730), которых раздражали заносчивость и высокомерие Берингера. Услышав, что он хочет опубликовать свою книгу, они подбросили ему ясные подсказки того, что он жертва мошенничества, но тот решил, что осведомители пытаются украсть у него заслуженную славу, и не обратил внимания на эту информацию. Но не нужно так уж бросаться высмеивать Берингера, поскольку в начале XVIII века было вполне разумно верить, что Земля создана лишь несколько тысяч лет назад и что поэтому времени на процесс окаменения хватить не могло. Спустя столетие Филипп Госсе (1810–1888), вполне отдавая себе отчет, утверждал, что Бог послал в землю палеонтологические останки, желая обманом убедить людей, будто жизнь на Земле прошла долгий процесс эволюции. Берингер на самом деле был жертвой не только собственного высокомерия, но и интеллектуальных веяний того времени.

Даже если оставить в стороне Госсе, картину затуманивала еще более жизнестойкая теория самозарождения. Веками люди верили, что живые существа (и даже более того, ископаемые останки, которые находятся посередине между жизненными формами и неживой природой) могли произойти от неживой материи благодаря процессу, который известен как абиогенез. Идея эта была основана на наблюдениях. Например, если оставить корзину зерна на пару недель в амбаре, в нем заведутся мыши — а откуда же еще они могли появиться, как не из зерна, воздуха или их сочетания? Подобным образом, если оставить кусок мяса достаточно надолго, появляются личинки. С некоторой натяжкой можно было утверждать, что новые виды могут появиться из ничего таким же образом. Даже сегодня многие готовы допустить, что малые существа (например личинки) само-зарождаются, хотя идею самозарождения приветствуют гораздо меньше людей (следует надеяться), чем раньше. Когда Аристотель (384–322 гг. до н. э.) составил классификацию животного царства (в том числе по способу размножения), он отнес к абиогенетическим такие организмы, как угри, губки и некоторые рыбы. Фрэнсис Бэкон (1561–1626) вкратце описывал абиогенез чертополоха из земли — что странно, поскольку функция пушинок чертополоха совершенно очевидна. Схожую близорукость проявил и Роберт Гук (1635–1703), который предположил, что грибы и плесень должны иметь абиогенетическое происхождение, поскольку через микроскоп он не увидел в них семян; современные микроскописты жалуются, что эти организмы трудно изучать из-за спор, которые все время мешают!

Франческо Реди (1626–1697) был первым, кто энергично взялся за проблему личинок. Он показал, что они развиваются в гниющем мясе, лишь если с ним контактирует муха: нет мух — нет личинок. Но он по-прежнему считал, что в других случаях скорее всего происходит самозарождение.

Уильям Гарвей (1578–1657), открывший кровообращение, был одним из первых противников абиогенеза и настаивал на том, что все живые существа родились из яиц; появление микроскопа доказало, что он был во многих случаях прав. Но микроскоп возродил эту же теорию в новом виде. Антони ван Левенгук (1632–1723) в 1674 году впервые обнаружил то, что назвал «микроскопическими животными», — простейших. Это были крошечные организмы, которые, казалось, самозарождались.

Ясно было, что эксперименты Реди нужно было повторить. И результат, казалось, подтверждал абиогенез. Джон Нидхем (1713–1781) в своей книге «Ап Account of Some New Microscopical Discoveries» (О некоторых открытиях в области микроскопии) (1745) написал, что в бульоне в запечатанных колбах, которые длительное время нагревались (что предположительно должно было убить все имеющееся там живое), «зародились» организмы. Вместе с графом де Бюффоном он предложил идею «живых атомов». Живые существа состоят из смеси живых атомов и неживой материи; когда существо умирает, живые атомы возвращаются в окружающую среду, чтобы стать частью других существ. Но итальянский биолог Ладзаро Спалланцани (1729–1799) был с ними совершенно не согласен. Он повторил эксперименты Нидхема, но нагревал бульон сильнее и дольше и запечатывал колбы тщательнее. Он выяснил, что в бульоне микроорганизмы не зародились. Его противники утверждали, что нагрев бульон, он нагрел и воздух над ним, таким образом нарушив непонятный «жизненный принцип», содержащийся в нем, и потому его результаты недействительны. В каком-то смысле это было правдой, но, конечно, в XVIII веке никто не знал о микроорганизмах, живущих в воздухе. Вопрос остался открытым до XIX века.

_{Ископаемые останки в XIX веке завладели умами людей.}

В своем споре со Спалланцани Нидхем прибегнул к популярному научному методу, который мог исправить ситуацию: он сжульничал в ходе экспериментов. Нидхем просто пропускал мимо ушей любое предположение, что, возможно, недостаточно сильно нагревает контейнеры. Есть подозрение, что он повторил эксперимент с запечатанными колбами, но утаил результаты: естественным ответом на обвинение в том, что он неправильно провел эксперимент, было бы повторить его и доказать, что эксперимент был проведен правильно. Спалланцани, конечно, именно это и сделал после того, как Нидхем и Бюффон заявили, что он нарушил «жизненный принцип», слишком долго продержав бульон на огне: он оспорил их предположение, проведя ту же серию экспериментов, которые должен был бы провести Нидхем (а может, и провел), и выяснив, что некоторым микроорганизмам удалось выжить после короткого кипячения, а некоторым — без кислорода: это были выдающиеся открытия, которым в течение нескольких десятилетий не уделялось должного внимания.