— А пока вы обдумываете ваши планы, сударыня, — продолжал он, — не позволите ли вы мне исправить несправедливость судьбы?.. Вот вексель на неограниченный кредит; при предъявлении его самые богатые купцы Европы немедленно ссудят вас деньгами, в коих вы столь нуждаетесь. А это, — произнес он, вручая принцессе два кошелька, полных золота, — небольшая сумма на мелкие расходы, кои у вас, без сомнения, будут, прежде чем настанет нужда воспользоваться векселем.

— Сударь, — ответила принцесса, — я тысячу раз благодарю вас за эту услугу; но, согласитесь, сейчас мне не пристало принимать такие подарки. Скажите, как в положении моем я смогу вернуть вам эти деньги? После ссоры с супругом я не могу дать вам гарантий, что отдам долг сразу, как попаду в Дрезден.

— А мне не надобно ваших гарантий, сударыня, — ответил Бундорф, — меня вполне удовлетворит признательность ваша, тем более что деньги, переданные вам, принадлежат отцу вашему, герцогу Брауншвейгскому. Сумма, врученная мне для набора войска, оказалась слишком велика, так что, отдав остаток вам, я нашел прекрасный способ применить ее.

— Вы даете мне честное слово, что говорите чистую правду?

— Даю, сударыня.

— Убедившись в прямоте вашей, сударь, я беру эти кошельки и заявляю, что признательность моя и поддержка обеспечены вам до конца всей моей жизни.

Засим подали простой обед, скрепивший вышеозначенное соглашение. Не желая стеснять Бундорфа, принцесса поблагодарила его за гостеприимство и немедленно сняла комнаты в роскошной гостинице в самом красивом квартале города и наняла нескольких слуг. Не желая компрометировать титул принцессы Саксонской, она назвалась баронессой Нейхаус и велела Бундорфу называть ее так же.

Через несколько дней баронесса Нейхаус дала обед в честь посланца герцога Брауншвейгского, и вскоре во Франкфурте только и разговоров было что о щедрости и красоте прибывшей в город богатой иностранки; к счастью, никто не узнал в баронессе Нейхаус принцессу Саксонскую.

Бундорф приобщил Аделаиду ко всем развлечениям, какие только мог предоставить избранный ею для проживания город. Но влюбленное сердце живет надеждой на встречу с предметом страсти своей, и его интересует только то, что о предмете сем напоминает. К несчастью, в то время Людвиг Тюрингский никак не мог прибыть во Франкфурт, ибо сражался с войсками императора; зная об этом, Аделаида пребывала в тревоге за жизнь его.

— О милая моя Батильда, — часто восклицала она, — неужели ты считаешь, что развлечения, коими окружили меня, могут дать отдохновение моему сердцу, где безраздельно царит маркиз Тюрингский? Не зная, когда снова обрету я счастье видеть его, я содрогаюсь при одной только мысли о тех опасностях, что грозят ему в бою!.. Сердце мое леденеет от страха при одной только мысли о том дне, когда мне сообщат, что тот, кого я боготворю, пронзен вражеским мечом, что его более нет в живых!.. Ах, стоит мне только подумать, что он сейчас пожинает лавры победителя, как внутренний взор мой видит его плавающим в луже крови!

Батильда всячески успокаивала принцессу, но слова подсказывал ей рассудок, а Аделаида хотела слышать речи, идущие из сердца.

Среди знати, прибывшей на ярмарку во Франкфурт, выделялся маркграф Баденский, владевший той частью Швабии, где расположены минеральные источники, известность которых дожила до наших дней; границы его владений омывали воды Рейна. Маркграф имел счастье увидеть Аделаиду в обществе, и она произвела на него столь великое впечатление, что он страстно в нее влюбился. Осведомившись, он узнал, что дама его сердца зовется баронесса Нейхаус, но откуда она родом — никто не знает. Тайна, окружавшая баронессу, вселила в него надежду, что ухаживания его будут встречены благосклонно, и он известил Аделаиду о своем желании посетить ее и выразить ей свое восхищение. Возмущенная подобной непочтительностью по отношению к женщине ее ранга, принцесса велела передать маркграфу, что прибыла во Франкфурт, дабы поправить здоровье, и не намерена никого принимать. Ничто так не распаляет любовное чувство, как сопротивление предмета страсти нежной. Маркграф снова попросил принять его, и снова получил отказ.

Меж тем, продолжая встречать Аделаиду в свете, он все больше в нее влюблялся, и однажды, когда она прогуливалась по пустынной аллее, он дерзнул остановить ее.

— Как это понимать, сударыня, — воскликнул он, — неужели мне так никогда и не дозволят выразить те чувства, кои вы разожгли во мне?

— Но, сударь, вы уже все сказали, — ответила ему Аделаида, сделав вид, что не знает, каков титул того, кто осмелился заговорить с ней. — Ваши устремления давно доказали мне бессмысленность вашего горения, а мои ответы должны были убедить вас, что я не намерена вас выслушивать.

— Сударыня, в вас говорит каприз или связующие вас узы? Удостойте меня хотя бы ответа на сей вопрос.

— Зачем вам знать причины моего отказа? Каковы бы они ни были, вы не сумеете их преодолеть, так что не трудитесь более обращаться ко мне с вопросами.

— Знай я причину вашего отказа, я мог бы утешиться.

— Но почему, скажите на милость, я должна вас утешать, если вы сами себе причиняете неприятности? Утешение, коего вы ждете, даст вам только собственная гордость: оскорбленная моим отказом, она не должна позволять вам получить еще один. Посему вам следует умолкнуть и не докучать мне более, дабы мне снова не пришлось отказывать вам.

— Но, сударыня, мне кажется, если вы дозволите мне явиться к вам с визитом, я не доставлю вам никаких хлопот, вы же меня весьма обяжете.

— Не могу с вами согласиться, сударь. Я ничего не жду от ваших визитов и советую вам прекратить утомлять меня просьбами и расспросами.

— Что ж, сударыня, — отвечал уязвленный маркграф, — в таком случае я буду считать, что получил полную свободу действий…

Не прошло и трех дней, как маркграф Баденский предстал перед Аделаидой.

— Виноват, сударыня, — промолвил он, входя, — я не подчинился приказу вашему и явился к вам.

— Ваш визит, сударь, не сулит приятности ни вам, ни мне: вас одолеет скука, меня же будут терзать сожаления о потерянном времени.

— Ах, сударыня, — воскликнул маркграф, бросаясь к ногам Аделаиды, — умоляю вас, скажите, почему вы отвергаете любовь мою? Хотите мое состояние? Одно лишь слово, и оно ваше. Хотите властвовать? Подайте знак, и я вручу вам бразды правления своими землями.

— Мои желания не простираются столь далеко, сударь; скипетр зачастую бывает тяжело удержать в руках, а казна, коей распоряжаются правители, нередко им не принадлежит.

— Тогда, может, вам угодно принять мою руку? Вот она, я предлагаю ее вам.

— По собственному опыту мне известно, что узы брака далеко не всегда сулят счастье; впрочем, я уже отягощена этими узами и не могу связывать себя новыми.

— Ах, сударыня, — произнес маркграф, усаживаясь подле Аделаиды, — так, значит, моим надеждам не суждено сбыться?

— Проявите мудрость и согласитесь с этим.

— Однако я считаю решение сие слишком жестоким.

— Вы сами в этом виноваты; откажитесь от ваших фантазий, и никто более не покажется вам жестоким.

— О боги, но я не могу!

— Человек может достичь всего, чего он хочет, надобно только научиться управлять самим собой.

— Когда нас обуревает страсть, воля не в состоянии справиться с ней.

— Сударь, я сама испытываю подобного рода чувство, а посему предложения ваши для меня совершенно неприемлемы…

Взяв маркграфа за руку, принцесса подвела его к двери.

— Сударь, я требую: откажитесь от несбыточных желаний и не заставляйте меня чураться тех мест, где я могу вас встретить, или же отдавать приказ слугам не впускать вас ко мне. Настойчивость ваша вынуждает меня сказать, что если вы чувствуете себя несчастным только потому, что не можете обладать той, кого любите, то я не могу любить того, кого любить обязана, и не могу обладать тем, кого люблю. Печальное сходство это нисколько не сближает нас, а, скорее, разлучает навеки. Отбросим же несбыточные фантазии и не станем омрачать друг другу те немногие удовольствия, кои может предоставить нам этот город.