Оставшись одни, они в испуге остановились у корней раскидистого дуба и в ожидании повозки решили отдохнуть в его густой тени. Едва они устроились под деревом, как на лесной тропинке в сопровождении двух всадников появился незнакомец из трактира.
— Вот они, — произнес он, обращаясь к всадникам. — Я был уверен, что они от меня не скроются. Ну что, сударыни, вы по-прежнему не жалеете, что отказались от моих услуг?
— О, — воскликнула Аделаида, заламывая руки, — мы погибли!
— Пожалуй, вы правы, так оно и будет. Кстати, если вы думаете, что мы вас не знаем, вы ошибаетесь. Вы — принцесса Саксонская, и из-за вас ваш необузданный супруг убил вашего любовника. А вас, Батильда, дочь майора из Торгау, ожидает награда за заботы, коими вы окружили свою госпожу, хотя та и не считает нужным выразить вам свою признательность.
Сударыня, — продолжал Шиндерс (так звали главаря разбойников), — мы друзья и родственники погибшего по вашей вине Кауница: я его брат, а эти два господина — его кузены. Ваша кровь смоет пятно, оставленное кровью Кауница на репутации его убийцы; только такая цена нас устраивает.
— Что ж, — содрогнувшись при виде обнаженных кинжалов, ответила принцесса, — тогда пролейте эту кровь здесь. Зачем идти дальше?
— Нет, нет, — возразил Шиндерс, — такая смерть была бы слишком легкой. Мы хотим отомстить, поэтому искупление должно соответствовать совершенному преступлению, за которое мы мстим… Идемте.
Всадники посадили дам на крупы своих коней, и по той же тропе, по которой и приехали, направились в лес. Чем дальше они продвигались по узкой тропинке, тем извилистей и непроходимей она становилась; старые деревья, обрамлявшие ее с обеих сторон, давали такую густую тень, что среди бела дня всадники едва могли различить друг друга. Наконец они выехали на поляну, где посредине был вырыт пруд, а в центре его, на окруженном со всех сторон водой островке, высилась старинная башня. В лодке разбойники переправились на остров и вошли в башню, с шумом захлопнув за собой железную дверь. Невзирая на темноту, они уверенным шагом прошествовали в мрачное просторное помещение, более напоминавшее темницу, нежели жилую комнату.
— Вот здесь вы будете жить, сударыни, — сказал Шиндерс. — Конечно, для принцессы, привыкшей к придворной роскоши, жилье это неказисто, но оно вполне соответствует вашим проступкам. Когда из-за вас перестанут убивать, тогда, быть может, вы удостоитесь менее мрачного помещения. Пока же вас ожидает заслуженное наказание. Видите пеньку и инструменты, что лежат на столе? В наказание вы сплетете пеньковую веревку длиной в сорок футов. Как только управитесь, я разделю эту веревку на две части и повешу на ней вас обеих, одну и другую, — вон на той балке. Так что считайте, дни ваши сочтены. Будете вы работать быстро или же медленно, нас не интересует, ибо, смирив жажду мести, мы будем знать, что каждый миг вашей жизни неумолимо ведет вас к гибели. Конец ваших бед будет зависеть только от вашей работы. Но, понимая, что столь невеселое занятие нагоняет скуку, мы решил предоставить вам кое-какие развлечения: идемте, посмотрите, как вам предстоит развлекаться…
С этими словами Шиндерс провел узниц в сад и там, вручив каждой по заступу и указав на большой кипарис, сказал:
— Здесь вам предстоит вырыть себе могилу; если вам угодно вместе уйти из жизни, можете завершить свой труд единовременно. Итак, работайте, сударыни; каждый месяц я буду навещать вас, а когда настанет срок, я избавлю вас от жизни, которая к тому времени станет для вас столь ужасна, что вы сами пожелаете сократить дни ее.
С этими словами Шиндерс вышел, столь громко хлопнув дверью, что башня содрогнулась.
— Ах, милая Батильда, — воскликнула Аделаида, обращаясь к своей верной спутнице, — почему мы такие несчастные!
— Не падайте духом, сударыня, — ответила девушка. — Если нам удалось улизнуть из Торгау, мы постараемся сбежать и отсюда.
— Дорогая, это невозможно!
— Не стоит отчаиваться, сударыня, лучше давайте плести веревку; как знать, вместо того, чтобы прервать дни наши, она, быть может, продлит их…
И вот, содрогаясь, принцесса Саксонская нежными ручками своими принялась плести орудие собственной казни; медлительность удваивала ее мучения, быстрота же приближала ее конец.
— Ах, — вздыхала принцесса, — почему людям уготованы такие муки? Ведь и труды, и удовольствия, в коих проводят они дни свои, равным образом приближают их к смерти.
В семь часов вечера несчастным для восстановления сил принесли черствый хлеб и дурно приготовленные овощи; после жалкой трапезы обе устроились на жестком ложе, расположенном в сыром углу мрачной темницы, и забылись спасительным сном. Тяжкий, изматывающий душу труд не позволил им предаваться бередящим душу размышлениям, а потому ночь принесла им отдохновение.
Утром Батильда окружила Аделаиду заботами, оказывая все те услуги, кои оказывала прежде, когда ее приставили прислуживать принцессе… Во времена несчастий подобные знаки внимания поистине бесценны, ибо на них неспособны грязные души, готовые ласкать только тех, кого возносит фортуна.
С помощью Батильды Аделаида привела себя в порядок, и они отправились в сад, оказавшийся размером немногим больше той комнаты, что служила им темницей; высокие стены, окружавшие сад, убивали всякую надежду перебраться через них.
— Ах, сударыня, — воскликнула Батильда, глядя на заступы, — если вы не возражаете, мы к ним даже не притронемся: мне не хочется ни умирать, ни ложиться в собственноручно выкопанную могилу. Идемте, сударыня, не будем печалиться и позавтракаем под кипарисом, которому предстоит окутать тенью наше последнее пристанище; давайте лучше есть вареную морковь, составляющую весь наш завтрак. Вода здесь, как видите, вполне чистая, что, принимая во внимание, из какого грязного пруда она берется, весьма удивительно: поверхность пруда плотно заросла ряской.
Ободренная поистине философским оптимизмом своей спутницы, принцесса последовала ее примеру и съела свою половину скудного завтрака.
— К счастью, — проговорила она, — наши драгоценности и деньги остались при нас.
— О сударыня, эти люди не воры, они действительно мстители.
— Но почему месть их направлена на меня? Разве я виновна в смерти Кауница? Разве он был моим возлюбленным?.. Неужели никто не усмотрел в этой истории никаких противоречий?
— Кауниц, — ответила Батильда, — мог наделать глупостей, а глупости могли ввести в заблуждение принца. Люди же, похитившие нас, мстят за брата, а так как знают они об этой печальной истории только по слухам, они уверены, что именно вы повинны в его смерти.
— Получается, нам придется умереть, так и не узнав истинной причины несчастий наших!
— Нет, сударыня, мы непременно все узнаем… прежде, чем похитители наши покусятся на нашу жизнь, мы сбежим отсюда.
После завтрака несчастные узницы принялись за работу.
Так как внимание читателя принадлежит сразу нескольким персонажам, мы просим у него дозволения рассказывать то об одних, то о других, до тех пор, пока все они наконец не соединятся.
В Дрездене все шло как нельзя лучше; маркиз Тюрингский мудро и великодушно правил доверенными ему землями, в них воцарилось изобилие, войны на границах прекратились, и все в Германии стали говорить, что, попав в руки правителя столь рассудительного, Саксония отныне обретет счастье. Но хотя маркизу удавалось сохранять спокойствие и благоразумие, он отнюдь не был счастлив. Зная о побеге возлюбленной своей из Торгау и опасаясь, как бы Фридрих, отправившийся странствовать с единственной целью отыскать супругу свою, уже не нашел ее и она не стала жертвой его мести, он терялся в догадках, где сейчас обретается предмет его страсти нежной… подобные мысли терзали его денно и нощно, и надобно было обладать счастливым характером, чтобы, будучи несчастным, усердно радеть о счастье других.
Фридрих же, по-прежнему в сопровождении графа, пробыв некоторое время в Гамбурге, решил отправиться в Голландию. Там, в окружении людей различных званий, он научился распознавать характеры и ценить доброе отношение, чему вряд ли обучишься на троне, ибо окружающие тебя придворные обычно являются либо низкими льстецами, либо надменными завистниками.
