«Ты меня, мое солнце…» Ты меня, мое солнце, Все равно не согреешь, Ты горишь слишком тихо — Я хочу слишком знойно! Ты меня, мое сердце, Все равно не услышишь, Ты стучишь слишком звонко — Я зову слишком робко! Ты меня, мое счастье, Все равно не утешишь, Ты солжешь слишком нежно — Я пойму слишком горько! Ты меня, мой любимый, Все равно не полюбишь, Я горю слишком ярко — Ты возьмешь слишком просто! «Я тебя целую греховно, как блудница!..» Я тебя целую греховно, как блудница! Оторвать не могу я губ своих и рук! Бьется, умирая, моя белая птица От стыда и счастья неутолимых мук! В пламенном бреду я слышу чьи-то стоны И знаю, не одна я в этот смертный час — Ослепленный ангел с поруганной иконы Плачет надо мною кровью мертвых глаз. «Поет мой сон… Не сплю и сплю, и внемлю…» Поет мой сон… Не сплю и сплю, и внемлю — Цветами, травами звенит свирельный луг. И, черной раною разрезывая землю, Стальной струной гудит тяжелый плуг. Глубокой борозды разметывая бремя, Он путь готовит новому стеблю, В бессмертие земли златое бросив семя… О, мой единственный, как я тебя люблю! «Иду по безводной пустыне…» Иду по безводной пустыне, Ищу твой сияющий край. Ты в рубище нищей рабыни Мой царственный пурпур узнай! Я близко от радостной цели… Как ясен мой тихий закат! Звенят полевые свирели, Звенят колокольчики стад… Ты гонишь овец к водопою — Как ясен твой тихий закат! Как сладко под легкой стопою Цветы полевые шуршат! Ты встанешь к стене водоема, Моим ожиданьям близка, Моею душою влекома В далекие смотришь века… Замучена зноем и пылью, Тоскою безводных степей, Так встречусь я с тихой Рахилью, Блаженною смертью моей… Весеннее Ты глаза на небо ласково прищурь, На пьянящую, звенящую лазурь! Пьяным кубком голубиного вина Напоит тебя свирельная весна! Станем сердцем глуби неба голубей, Вкусим трепет сокрыленья голубей, Упоенные в весенне-синем сне, Сопьяненные лазури и весне! Ля-Э-Ли!
О, как сладко быть любимой Принцем Ля-Э-Ли, В красоте неизъяснимой Сказочной земли! Взять свое благоуханье Лилии могли Только от его дыханья — Принца Ля-Э-Ли! И когда рубин проснулся В каменной пыли — Это значит — улыбнулся Томный Ля-Э-Ли! А когда он засмеется, Знойный Ля-Э-Ли, Стая алых птиц несется В солнечной дали! И когда во мне незримо Песни зацвели, Это значит — я любима Принцем Ля-Э-Ли! «Быть может, родина ее на островах Таити…» Быть может, родина ее на островах Таити… Быть может, ей всегда всего пятнадцать лет — Вот почему надет — витой из тонкой нити — На смуглой ножке золотой браслет. И если о любви она поет — взгляните, Как губы у нее бледнеют и дрожат… Должно быть, там у них, на островах Таити, Любовь считается смертельный яд! Георгина Выше всех цвела георгина В голубом китайском саду. Ее имя уста мандарина Называли в лунном бреду. Прилетали звенящие пчелы, И в ее золотой бокал Погружали злые уколы Острия ненасытных жал… Знал ли кто, что она, георгина, Выше всех в голубом саду, Что ее уста мандарина Призывали в лунном бреду?.. «На острове моих воспоминаний…» На острове моих воспоминаний Есть серый дом. В окне цветы герани, Ведут три каменных ступени на крыльцо… В тяжелой двери медное кольцо. Над дверью барельеф — меч и головка лани, А рядом шнур, ведущий к фонарю… На острове моих воспоминаний я никогда ту дверь не отворю! Северное Печален стон лебединых струн О нашей сказке юной. О том, как жил ты, мой ясный Рун, Со мной, с твоей Годеруной… О, жизнь голубая вдали от людей, От черной их злобы и страсти!.. Я ночью ходила скликать лебедей, Чтоб им рассказать о счастье… Вскипал над пучиной бушующий вал Под злым дыханьем Буруна… Мой ясный Рун, ты меня позвал — С тобой твоя Годеруна! «Мы вместе, — сказал ты, — мы вместе должны От снов золотого предела На темную волю вольной волны Идти вдохновенно и смело!..» Очнулась одна я на острой скале — Звезда надо мной тосковала О той голубой незабытой земле, Где я лебедей скликала. Печален стон лебединых струн О нашей сказке юной! О том, как жил ты, мой ясный Рун, Со мной, с твоей Годеруной! |
