Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Наконец-то! — воскликнул Чесноков. — Но где же сам юбиляр? Где Бестужев?

— Погиб Слава, — произнес тот медленно, словно отдирая от себя каждое слово, как отдирают бинты от тяжелых, незаживших ран.

Ни у кого из нас не вырвалось душераздирающего «как»? Оно замерло только на устах и во взглядах. И в ответ Никита Марлинский, трудно глотая воздух, пояснил:

— Зенитка…

Спустя некоторое время он рассказал все в подробностях. Снаряд разорвался в кабине. Слава сажал «шестерку» почти без сознания, а когда Марлинский, уже на земле, подбежал к нему, сказал хриплым шепотом: «Вы все-таки отпразднуйте за меня, нельзя отменять день рождения». Потом, собрав силы, улыбнулся и прибавил: «А собачьи мои валенки отмойте от крови. Очень я хочу, чтобы кто-нибудь из вас дошел в них до самого Берлина и по куполу рейхстага, где Гитлерюга засел, отбомбился!»

Онемев от горя, мы смотрели на Марлинского, принесшего страшную весть. Тарас Скрипка бросился к воздушному стрелку и почти вырвал у него окровавленные унты:

— Я возьму эти «собачьи валенки»! И клянусь, что выполню завещание лейтенанта Бестужева.

Настал день, когда гвардейский штурмовой полк взял боевой курс на Берлин. Тридцать шесть ИЛов. Тридцать шесть летчиков и тридцать шесть воздушных стрелков. Итого, если помножить на два, — семьдесят два человека.

В апреле сорок пятого было за Одером уже довольно тепло, и летчики шли в полет, обутые в армейские сапоги. Только на ногах командира полка Тараса Скрипки были рыжие с подпалинкой меховые унты — Славкины «собачьи валенки». В тесной кабине «ильюшина» Скрипка ожесточенно давил ими на педали, когда вел свою армаду сквозь сплошную завесу зенитного огня, когда сбрасывал бомбы на почерневший от дыма купол рейхстага и поливал его из пушек.

Может, это было и не так, но, говорят, будто весь мир услышал, как выкрикнул из кромешного дыма и пламени Тарас Скрипка, майор по званию и командир полка по должности:

— Это за тебя, Слава!

Прошли годы. В квартире Тараса Максимовича Скрипки до сих пор стоят в полутемном углу заботливо прикрытые зеленой плащ-накидкой старые унты. Бывает, что разыгравшийся шестилетний внук отдернет край этой накидки и, уставившись глазами-пуговками на облезлые носы унтов, звонким голосом спросит:

— Что это, деда?

— Осторожнее, шалунок, — строговато отвечает седой ветеран. — Это «собачьи валенки» лейтенанта Вячеслава Бестужева.

Отчества он не произносит, потому что, по глубокому его убеждению, грешно называть по отчеству человека, которому в день его гибели исполнился всего двадцать один год.

Сагдулла Караматов

КАПЛЯ КРОВИ

Страницы из повести

Всех помню… - img_12.jpeg
Всех помню… - img_13.jpeg

Известный узбекский писатель Сагдулла Караматов был отмечен в 1975 году дипломом Министерства обороны СССР. Его новая повесть «Капля крови» — о грозных революционных событиях в Бухаре. Неотвратимо нарастала буря народного гнева против кровопийц-баев и предателя эмира, пытавшегося отторгнуть Бухару от Советского Туркестана. Главный герой повести — молодой дехканин Равшан, у которого баи убили отца, отняли невесту, родной дом, брошен за непокорство в тюремную яму — зиндан. Спасенный друзьями, он помогает большевикам Бухары переправить письмо командованию Красной Армии с просьбой о поддержке восстания бухарских трудящихся. Сложным путем находит верную дорогу в жизни другой герой повести — Бури-Див.

Равшан встал, осмотрелся. Комнатка была тесной, темной. Но это, конечно, не зиндан. Здесь тепло, уютно.

— Ну вот! — раздался радостный голос Абдурахмана. — Наконец-то встал.

— Где я? — хрипло спросил Равшан.

Очень хотелось пить. Словно угадав его желание, Абдурахман налил в пиалу чай. Равшан жадно выпил. Чай уже остыл. Но это был настоящий, крепко заваренный чай.

— Находишься ты у друзей. Ни одна эмирская ищейка тебя не найдет. Если сунется, руками задушим…

Равшану нравилось слушать Абдурахмана. Какие-то крепкие слова, уверенно, твердо звучат.

Вот и сейчас он разговаривает спокойно. А ведь вытащил Равшана из тюрьмы. Из этой страшной ямы.

— Как вам удалось? — спросил Равшан. — Я ничего не помню. Шум, драка… Удар по голове…

— Это чтобы ты в следующий раз не высовывал голову раньше времени, — серьезно сказал Абдурахман. — Тебе же крикнули, предупредили.

— Ничего не слышал, — сознался Равшан.

— Ну, ладно, хватит об этом. Важно, что ты на свободе… Две эмирские ищейки уже не поднимутся… У нас много друзей, — продолжал Абдурахман. — И с каждым днем становится больше. Власть эмира висит на волоске. Правда, к волоску, чтобы его оборвать, нужно добраться. А добраться нелегко.

Он налил пиалу горячего чая, протянул ее Равшану:

— Каждый из нас должен отдать все силы, если понадобится, и жизнь во имя свободы.

— Я давно готов, — Равшан сжал кулаки. — Я хочу им мстить за все. За все…

— Мстить? — переспросил Абдурахман. — Опять ты о своем. Месть — плохой советчик в нашем деле. В твоем особенно.

— В моем? — шепотом переспросил Равшан.

Он почувствовал, что сейчас услышит от Абдурахмана важное.

— В твоем, — повторил Абдурахман. — Мы просим тебя выполнить одно задание.

Равшан настороженно замер.

— Ты садить, садись. — легко толкнул его в плечо Абдурахман. — Пей чай и слушай… Тебе нужно будет пробраться в Самарканд. Дам адрес. Ты легко найдешь нашего друга Алексея. Помнишь, я о нем рассказывал? Он сейчас красный комиссар.

— Я найду его, — пообещал Равшан торопливо, словно боялся, что Абдурахман передумает.

— Я верю, — успокоил собеседник и продолжал: — Передашь Алексею нашу бумагу. Очень важную бумагу. В ней наша судьба. Судьба народа. Если попадешь в руки ищейкам, уничтожь ее. Не уничтожишь — полетят головы. А на словах расскажешь о Бухаре… О себе, о Гульбадам, об отце, о зиндане.

— Зачем? — удивился Равшан.

— Им надо знать, как мы живем. Красноармейцам надо знать. Без их помощи мы не справимся с властью эмира… О Гульбадам не беспокойся: ее укрыли в Чор-Бакре…

Равшан шел по пустынным переулкам Бухары. За глинобитными заборами пряталась от чужих глаз нищая жизнь, прятались беды. Равшан хорошо знал о них.

Он знал и о силе народа, которую можно пробудить, поднять против кровавых законов эмирата.

Бухара… Десятки налогов: на землю, на воду, на заборы, дома, деревья… Даже на дым…

Что же творится на этом свете? Когда же подавится ненасытный эмир?

Из полуоткрытой калитки выглянул старик. Равнодушно взглянул на Равшана пустыми, бесцветными глазами.

Если бы он знал, куда и зачем идет Равшан! Он идет в Самарканд, к сильным, честным людям, идет за помощью…

Жара. К тому же еще ветер. Он словно просеивает уличную пыль через невидимое решето. Город стал сумрачным, хмурым. Непогодь рождает среди жителей слухи о грозовых временах, о скором светопреставлении. Но чаще вспыхивают другие разговоры, заставляющие обращать взоры к Кагану.

В Кагане новая власть! В Кагане Красная Армия! Эмир уже не в состоянии управлять государством.

Бурлят соседние кишлаки.

Что сделал эмир с хозяйствами дехкан!

Дом Равшана заброшен… В комнате потолочная балка провисла, с крыши сыплется глина. Отец Равшана болен. Совсем Рахман-тога опустил руки. Для чего жить? Что впереди? Подобные же муки и смерть? Рахман-тога лежит, укутавшись в изодранную одежду. Уже около двух месяцев так лежит…

Собрав несколько таньга, раз в неделю приходит из города Бури-Див. Рахману-тога все хуже и хуже…

Пришел Закирбай. В руке бая плеть, глаза налились кровью. Наклонился, зло кричит, брызгает слюной:

— Скажешь или нет, где Гульбадам, негодяи?

8
{"b":"174059","o":1}