— Сама дойду, — огрызнулась Ребекка, собираясь уйти отсюда тем же путем, что пришла.

Джед нагнал ее у калитки. Это был самый короткий способ покинуть владение тети.

— Ребби, подожди...

Она сделала вид, что не слышит.

— Ребби!

Она вышла на тротуар и зашагала, не оглядываясь.

— Черт! Что произошло, Ребекка?

— Тебя не касается.

Глаза ее блестели, а припухшая щека и губа выглядели ужасно, хотя и чуть лучше, чем вначале. Джед провел пальцем по корочке запекшейся крови:

— Все, что касается тебя, касается и меня, Ребби...

Она остановилась и сказала:

— Не надо, Джед.

Но он не мог отойти от нее. Не хотел. Он провел рукой от ее подбородка к кончикам пальцев, тихо сжал ей ладонь со словами:

— Ребби, я тебе не враг. Кто тебя ударил?

Ребекка закрыла глаза. Она уже не доверяла даже самой себе. Джед такой сильный и надежный. Ей вдруг захотелось, чтобы он обнял ее. Она устала от одиночества, устала от странствований, от полуправды и секретов. Она из рода Блэкбернов — внучка Томаса, пария.

— Ребби, — повторил Джед, — кто тебя ударил?

Ребекка посмотрела на него:

— Тот человек из Сайгона. Француз.

Он почувствовал, как все в нем ожесточается.

— Мне надо было пристрелить ублюдка. В Сан-Франциско был удобный случай.

— Нет, все гораздо сложнее. Его зовут Жан-Поль Жерар. Одному Богу известно все, что он сделал, но тогда он не только стрелял в тебя. Я думала, ты видел. Все эти годы я думала, что ты знаешь.

Джед застыл от напряжения.

— Знаю что?

— Тогда, в 75-ом году в Сайгоне, он спас мне жизнь. И маленькой Май.

ГЛАВА 23

С самого первого мгновения, как Джед увидел запеленатую Май в руках обессиленной матери, он понял, что это крохотное ворочающееся дитя способно изменить всю его жизнь. Он уже отсрочил отъезд из гибнущего Южного Вьетнама из-за этого ребенка. Она должна была появиться на свет две недели назад. Тогда еще оставалась какая-то надежда на то, что удастся договориться с Ханоем о приостановке победного шествия на юг.

Но ребенок не спешил появляться на свет, а коммунисты брали одно селение за другим, пока наконец, в начале седьмого, в туманных сайгоновских сумерках 26 апреля 1975 года, не родилась черноволосая девочка под материнские стоны муки и радости — и под артобстрел гигантской военной базы Тан-Сон-Нат, что всего в четырех милях от центра города.

Война подступила к Сайгону.

Монахиня-француженка, которую пригласили к Там в качестве повивальной бабки, после завершения трудных родов отвела Джеда в сторонку. Ребенок и Там заснули. Артиллерийский обстрел стихал. Но монахиня — сестра Джоанна — выглядела озабоченной.

— Ребенок здоров, но Там очень слаба, — сказала она по-английски. — Беременность длилась дольше положенного и, боюсь, роды были для Там тяжелы. Думаю, она поправится, но вы должны подождать с возвращением в Америку.

Джед удивился:

— Откуда вы знаете...

— Вы должны увезти ее отсюда, — сказала сестра Джоанна с настоятельностью, несвойственной тем, кто, подобно ей, за последние несколько месяцев повидал немало страха, болезней и смертей. В город десятками тысяч стекались беженцы. Теперь им некуда было бежать, разве что навсегда покинуть землю предков. Молодая монахиня схватила Джеда за руку: — Она должна уехать из Сайгона ради ребенка. Таких, как эта девочка, вьетнамцы называют буй дой. А это значит — пыль жизни.

Джед впервые услышал это выражение, но сразу понял его смысл. В коммунистическом Вьетнаме детям американских отцов, будь они белыми, черными или коричневыми, придется хлебнуть немало горя.

Отпустив руку Джеда, сестра Джоанна продолжала:

— Ходят разговоры, что ответственные за эвакуацию будут проводить вьетнамских женщин, имеющих детей от американцев, через свою систему, не задавая им никаких вопросов. Даже laissez - passer[21] ей выправлять не придется.

Джед тоже слышал нечто в этом роде. В ожидании появления ребенка со дня на день он рассчитывал, что наполовину американское дитя поможет Там с выездом, и не торопился делать последние приготовления к отъезду из Сайгона, хотя поступила директива эвакуировать весь «второстепенный» американский персонал. А кто может быть «второстепеннее» архитектора и студентки-второкурсницы? Тем не менее, ни он, ни Ребекка — прекрасная и задиристая, как всегда — не уехали бы из Сайгона без Там, для которой ребенок мог послужить чем-то вроде выездного билета.

И все же, если бы Там могла выдержать тяготы дороги, он и Ребекка увезли бы ее как можно скорее — любым способом. У Там не было особого статуса, позволившего бы ей эвакуироваться из страны, но они что-нибудь да придумали бы.

Проблема заключалась в том, что Республика Вьетнам гибла стремительно и неотвратимо. Американский посол Грэхем Мартин не имел ни времени, ни возможностей эвакуировать всех тех вьетнамцев, кому при коммунистическом режиме грозила тюрьма. Первой его заботой были остававшиеся в стране американцы. Но и их надо было эвакуировать без лишнего шума, иначе среди населения, увидевшего, что американцы удирают, поднялась бы паника. Вьетнамцы боролись бы с американцами и друг с другом за дефицитное место на самолетах и вертолетах... перегрузки, стрельба, гибнущие, смятые в давке дети... Вьетнамские солдаты, призванные защищать мирных жителей, убивали и калечили бы их, спасая собственную шкуру. Одним словом, паника.

Все это уже случилось месяц тому назад в Дананге.

Джед обещал монахине, что он сделает все возможное, чтобы помочь Там. Они оформили документы на новорожденную, и Джоанна ушла в сырую, парную ночь, не боясь ни комендантского часа, ни возобновления артобстрела.

Квартира показалась вдруг Джеду слишком тихой и пустой. Он с нетерпением ждал, когда возвратится Ребби, которая отправилась на поиски еды и «прочих сладостей». Что она имела в виду, Джед не знал. Большинство жильцов этого дома были американцы. За исключением писательско-дипломатической четы с верхнего этажа все уже выехали из страны, передав неугомонной Ребекке Блэкберн право распоряжаться тем, что осталось у них в буфетах. Таким способом она раздобыла белоснежные простыни для родов и даже принесла какую-то лохматую куклу (?) для ребенка.

Джед на цыпочках вошел в спальню, но Там уже проснулась. Веки у нее припухли, отяжелели, лицо было бледно, но сохраняло непобедимую прелесть вопреки страху, истощению, только что перенесенным непростым родам. Исхудалое, вытянувшееся лицо — и на нем глаза, огромные и такие печальные, с любовью и нежностью смотрели на безмятежно спящее дитя.

— Ребби отправилась на промысел, — весело сказал Джед. — Как самочувствие?

Там заставила себя улыбнуться:

— Устала, и немного больно.

Джед и не ждал другого ответа. Впервые он присутствовал при родах и как бы заново убедился в силе и терпеливости женщин. Ребби сказала только, что она не может поверить в то, что ее мать прошла через такое шесть раз. Но, конечно, появление Май все оправдывало. Джед не сводил глаз с девочки.

— Принести тебе что-нибудь?

— Если можно, воды.

Поблизости стоял кувшин, и он тут же наполнил два стакана. Там поморщилась, приподнимаясь в кровати, но не жаловалась. Она с благодарностью взяла стакан и отпила немного.

— Как в городе? — спросила она.

Он понял, что она имеет в виду.

— Плохо. Пока ты рожала, «большой» Мин дал присягу в качестве нового президента. Твердолобые консерваторы считают, что он способен договориться с Ханоем, но я в этом сильно сомневаюсь. Выражаясь языком ковбоев, нас жмут со всех сторон. Все, что может Мин, так это вручить противнику ключи от города и тем самым предотвратить кровавую бойню. — По мере того, как Там становилась все бледнее, Джед все больше жалел о своих беспощадных словах. — А может, «освобождение» будет не таким страшным. В Дананге, например, большинство смертей явились результатом паники, а не коммунистических зверств.