Уилла связалась с хозяином. Оказалось, Квентин не имеет желания видеться с двоюродным братом.
— Сожалею, — сказала Уилла, дав понять, что разговор окончен.
Не тут-то было. Джед ответил, что он тоже сожалеет и прошел мимо Уиллы в кабинет Квентина. Он услышал, что секретарша позвала охрану, но Джеда это уже не беспокоило. Не медля, он распахнул тяжелую дверь орехового дерева.
— Остынь, кузен.
Квентин казался таким жалким, что Джед чуть не посочувствовал ему, но лицо Май возникло перед ним. Он вспомнил ее недовольную гримасу, когда прощался с ней в Тибероне, и слышал, как она подпевала группе, сидя в лимузине деда, и как восклицала: «Ну, папа!», словно Джед был величайшим идиотом на свете.
И лицо Там возникло перед ним. Правдивое и наивное, даже когда оно исказилось от боли и страха в тот момент, когда ее поразила пуля наемника. И лицо Ребекки, бледное от испытанного удара, краха, вероломства.
У Джеда не было сочувствия к Квентину Риду.
— Джед... — голос Квентина дрожал от волнения. Он впервые видел кузена с тех пор, как погибла Там. В строгом костюме, посреди огромного кабинета с захватывающим видом бостонской гавани, он казался не на месте, словно мальчик, переодевшийся во все отцовское и играющий роль босса. Он откашлялся и отъехал назад в начальственном кресле. Но не приподнялся. — Джед, мне приятно видеть тебя, но сейчас у меня нет времени. Зря ты вломился так.
Джед подошел ближе, отметив походя, как ужасно выглядит Квентин.
— Что тебя так испугало? Уж конечно не моя персона. Наверное, к тебе приходил белоголовый человек со шрамом, пересекающим все лицо? Успокойся, Квентин. Дай отбой охране, нам надо поговорить.
— Тебя не касается, кто ко мне приходит.
— Этот человек был у меня, в моем доме, и это меня очень даже касается.
Квентин тут же вскочил на ноги, но, поднявшись, словно не знал, как себя вести. Он то шевелил пальцами в карманах брюк, то вытаскивал ладони. Отвернувшись к застекленной стене, он вдруг развернулся и посмотрел в лицо Джеда, как будто спохватился, что кузен может выстрелить ему в спину.
— Давай поговорим, Квентин, — сказал Джед, сдерживая гнев и отчаяние.
Квентин подтянулся и сразу же вновь стал высоким, надменным, властным бостонцем.
— Мне не о чем говорить с тобой, Джед. Ты порвал все узы с нашей семьей. Если ты думаешь, что можешь здесь распоряжаться, то сильно ошибаешься.
Джед покачал головой, словно отказываясь верить услышанному:
— Ты знаешь, многие годы я очень жалел тебя. Ты потерял отца, который верил в тебя, и остался с матерью, которая...
— Мама тоже верит в меня!
— Ты рассуждаешь, словно четырехлетнее дитя. Думай что хочешь. А я скажу тебе, что думаю я. Моя жалость к тебе кончилась, когда мы оказались вместе в Сайгоне, где ты ловко использовал Там.
— Я любил ее!
— Ты прав. Господи, а как же, конечно, ты любил ее. Тогда какого черта ты на ней не женился?
— Из-за тебя Джед, — сказал Квентин. Он произнес это как нечто очевидное, с такой болью и печалью в голосе, что Джед подумал, не ошибается ли он в Квентине, но потом вспомнил, что Квентин верит в то, во что ему хочется верить. Тот продолжал таким же скорбным тоном: — Ты — отец ее ребенка. Я приехал бы за ней, но Там я был не нужен. Ей нужен был ты. Как я мог жениться на ней, если она меня не любила?
Приход двух упитанных охранников избавил Джеда от необходимости отвечать. Они обращались к нему «сэр» и были примерно вежливы, но не поверили его слову, что он уйдет сам, а, получив знак своего насмерть перепуганного шефа, проводили Джеда к лифту, спустились с ним в вестибюль и довели его до дверей, сказав напоследок, что будут приглядывать, если ему вздумается еще раз побеспокоить мистера Рида.
Перейдя площадь перед зданием компании «Вайтейкер и Рид», Джед оглянулся. На клумбах цвели тюльпаны. Прохожих было немного. В дверях все еще стояли два дюжих охранника.
Джед послал им воздушный поцелуй.
И зашагал прочь. Быстрой походкой.
Квентин зашел в ванную при рабочем кабинете, плеснул в лицо холодной воды, присыпал вспотевшие подмышки порошком без запаха, потом подумал и сыпанул порошка на спину, по которой ручьем стекал пот. Сначала Жан-Поль Жерар, теперь вот Джед. Господи, дойдет до того, что завтра пожалует дух Там, покажет на него пальцем и потребует дать ответ: почему он убил ее.
Господи, не допусти до такого!
— О, Там, — всхлипывал он, промокая лицо полотенцем с фирменным знаком отеля. — Там, Там... Что с нами случилось?
Принудив себя хоть немного успокоиться, он возвратился в кабинет и попросил Уиллу, чтобы его никто не тревожил. Если она не в состоянии перехватывать все звонки и посетителей, то пусть ищет новое место работы. Профессионал высшей пробы, Уилла беспрекословно подчинилась.
Затем он набрал номер Маунт-Вернон и, затаив дыхание, ждал, когда ответит мать. Она сняла трубку на пятом гудке. Даже ее «алло» прозвучало как всегда внушительно и властно. Квентин почувствовал, как к глазам подступают слезы. Почему именно ему всегда не везет?
— Мама, это я, — сказал он и понял, как мелко, невнушительно прозвучал его голос. — Я хотел бы поговорить с тобой... Думаю, ты уже знаешь, что Джед в городе...
Абигейл не пропустила этой подставки:
— Как замечательно, — сказала она с грубым сарказмом. — И твой вымогатель из Сайгона тоже.
Квентин почувствовал, как заколотилось сердце. Он был уверен: еще чуть-чуть, и он лишится чувств. Он не мог говорить.
— Очаровательный субъект, не правда ли? — продолжала мать. — Он уже приходил к тебе?
— Мама...
— Квентин, прошу тебя, не испытывай мое терпение. Мы оба прекрасно знаем, что произошло в Сайгоне в 1974 году. Ты вел себя как настоящий дурак, а за твои ошибки пришлось расплачиваться нам обоим. Но это все в прошлом. Теперь меня заботит день сегодняшний. Мы должны вести себя умно и продумать, как с честью выйти из этой ситуации.
Абигейл всегда видела его насквозь: и когда он был маленьким мальчиком, и когда юношей, и сейчас, когда стал зрелым мужчиной. Не удивительно, что, видя его насквозь, она презирала его.
— Так он к тебе приходил? — повторила Абигейл.
— Да.
Зачем отрицать?
— Я предполагала, что рано или поздно он придет к тебе. А Джед?
Квентин облизал губы, но язык у него был сух. Лучше бы ему не звонить, а уж если позвонил, то набраться смелости и послать мать ко всем чертям. Но вместо этого он сказал:
— Думаю, Джед опасается за Май.
— Глупец. Что ж, в любом случае это не наши проблемы.
— Жерар... Он сказал, что ему нужна коллекция сапфиров, которая хранится у тебя.
— Знаю, — вздохнула Абигейл.
— Что это за сапфиры?
— Не имеет значения. У меня их нет.
— Он настаивает на обратном.
— Он может настаивать на чем угодно, но он ошибается. Если уж на то пошло, Квентин, то, боюсь, этих сапфиров едва ли оказалось бы достаточно, даже будь они у меня.
Голос ее вдруг стал очень измученным, и Квентин отругал себя за то, что даже это незначительное проявление слабости обрадовало его. Он ничего не имел против сильных женщин. Джейн тоже сильная. И Там была сильная, хотя по-своему. Но почему тогда его так беспокоит сила материнского характера?
Наконец Абигейл заговорила снова:
— Жан-Поль охотится вовсе не за сапфирами.
— За чем же тогда?
Она ответила, почти про себя:
— За мной.
ГЛАВА 21
Томас Блэкберн смотрел в высокое, с частым перелетом, окно Конгрегационалистской библиотеки на кладбище «Олд Грэнери», на котором были похоронены родители Бенджамина Франклина, жертвы бостонской бойни[20] и Элиза Блэкберн. Давно, в 1892 году, Конгрегационалистская ассоциация присмотрела участок за старым кладбищем для постройки библиотеки, полагая, что читатели и в далеком будущем станут наслаждаться миром и покоем.