– Что дальше? – спросил я Пейюана. – Явился бог, может, на серебряных крыльях и унес эту даму на небо?

– Нет, – сказал он. – Не так празднично. После того, как дракон умер, мы спали на берегу, пока не взошло солнце. Мы выставляли дозор, и я почти засыпал в свою очередь, и она сказала, что постоит за меня. Но когда мы проснулись – Фетлин, Вексл и я – солнце уже час, как встало, и ее не было. Только ее следы, которые вели в море, показывали путь, которым она пошла. – В море? Тогда она послужила завтраком какой-нибудь большой рыбе? Более вероятно, она прошла по мелководью и вышла на берег в каком-нибудь другом заливе.

Пейюан кивнул.

– Да. Но в ночь ящерицы в небе были огни. Как большие звезды, которые падали к земле и снова улетали.

– Так. Она богиня. Жаль, что она не хотела своего сына. Он мог бы испытать редкостные часы с ней в ее воздушном дворце из нефрита и хрусталя.

Он серьезно посмотрел на меня и сказал:

– Теперь один шрам я все-таки вижу.

– У тебя шрамы, – сказал я, – не у меня. Один на твоем черепе, второй – на твоей памяти.

– Упрек мне, и справедливый. Я не хотел сердить гостя моего крарла.

Мне сразу стало неловко за резкие слова; он был со мной достаточно вежлив, даже если его излишняя понятливость и не была мне по нраву.

– Нет, виноват я, мой вождь, – сказал я. – Забудем об этой женщине. – Затем, только ради вежливости (я снова вспомнил о погоне за моей спиной и о необходимости уходить), я добавил:

– Но скажи мне, почему твой народ поселился здесь, ведь прежде вы кочевали?

– О, это просто. Я встретил однажды женщину, о которой говорил, светловолосую девушку из желтых племен моуи, когда мы пришли обмениваться с ними. Я был тогда молодой, завоевал ее любовь и женился на ней. В брачную ночь она обнаружила шрам, знак ящерицы. В тот год она пошла с нами к морю. Она не видела океана до этого. Он притянул ее, как притягивает некоторых, подобно волшебным чарам. Когда пришло время возвращаться во внутренние районы в начале года, она опечалилась, хотя старалась не показать этого. Я уже увел ее от ее родного народа, я не хотел уводить ее от моря. Кроме того, она уже ждала нашу дочь. И я также считал, признаюсь, что моя жизнь почти оборвалась в темном морском заливе, когда дракон ударил меня; казалось в какой-то мере естественным, чтобы я прожил свою восстановленную жизнь вблизи от этого места. Поэтому мы выбрали это место на пути старого Летнего Танца. Земля была неплохая, можно было выращивать овощи; имелись дикие плодовые деревья и пастбища для коз – у меня было тогда всего пять. Древние города лежат к югу на расстоянии ночи пути; мы не любим селиться слишком близко от них. Когда я сказал, что остаюсь и стану животноводом и садоводом, двое других решили остаться со мной. Не прежние мои товарищи. Вексл женился и ушел куда-то в другое место. Фетлин тоже ушел, на север, искать странствующих жрецов или жрецов-отшельников, которые живут там в горах. Некоторые говорят, что есть жрецы Книги, целители и кочевники, которые живут за этими горами, а также за другими горами, очень далеко на севере и на западе. Может быть, Фетлин пошел искать даже в эти дали, потому что он потерял покой, когда Мардра покинула нас; говорил, что его собственные боги возложили на него ее охрану, но он не справился и работа осталась невыполненной.

Однако те мужчины, что остались со мной, были энергичны и помогали мне в трудах, а также их женщины, сыновья и дочери расчищали землю и сажали растения. Со стадом у нас все шло хорошо, так как козы очень любвеобильны. Их число скоро удвоилось, затем снова удвоилось. Позже присоединились другие мужчины со своими семьями, и была построена деревня. Сегодня за пастбищами семь полей бобовых и зерновых, а дальше за ними – лес с ягодами и яблонями. У странствующих племен легко выменивать семена, потому что им мало от них пользы. Что касается фруктовых деревьев, какие-то добрые ветры предвидели наш приход. Мы также научились строить лодки. Океан выбрасывает на берег массу морских водорослей, которые мы собираем, растения, полезные для нас во многих отношениях, не в меньшей степени, чем пища.

Мои мысли начали сосредотачиваться на вопросе об их лодках, но я спросил:

– А твоя жена, мать Хвенит?

– Она умерла, – просто сказал он. – Осенью она была в лесу, собирая падалицу, когда задела рукой маленькую змейку. С ней была Хэдлин; она сказала, что боли не было. Моя жена, казалось, не обратила внимания на укус, только посмеялась, и, не окончив смеха, она закрыла глаза и осела на землю; когда Хэдлин подошла к ней, она была мертва. В тот день Хвенит не было еще и года; странная вещь: Хвенит стала хорошо разбираться в ремесле врачевания, особенно в том, что касается змеиных укусов. Его спокойствие смутило меня. Его женщина умерла, он любил ее, но не скорбел, отбрасывая горе, как нечто лишнее. Возможно, в тот час это было иначе, но я так не думал.

Он взглянул на меня и, казалось, понял мои мысли. Он продолжал:

– Хвенит было двенадцать в то лето, когда крарл Квенекса вернулся к башне; с ними был жрец, совершавший паломничество к Золотой Книге. Мой крарл всегда ходил на встречи с людьми Квенекса, и когда жрец увидел мою дочь, он подошел прямо к ней. Он задавал вопросы. Он сказал, что у нее есть дар целительницы, и ее надо обучать. Он оставался здесь три сезона, этот жрец. Казалось, он ничем не отличался от наших людей, только он мог вправить кость, и кость заживала правильно и быстро, или он мог смешать травы для больного ребенка, и ребенок тут же поправлялся, казалось, не столько от питья, сколько от прикосновения его рук. И этим искусствам он учил Хвенит, и она стала Уасти. Я помнило, он также показывал ей Таинства Книги, которые жрецы не всегда покажут женщине, – вещи, которыми немногие могут овладеть – раны, заживающие по слову жреца, способность поднимать тело над землей, как будто на крыльях. Этих волшебных сил в моей дочери не было, хотя она завидовала им. В некоторые ночи она сидит на корточках у костра и призывает демонов, а они не приходят, за что я очень им признателен.

– Ах вот как, отец мой? – сказал решительный голос от порога. – А сам сидишь здесь с тем самым демоном, которого я призвала-таки.

Это была Хвенит собственной персоной, она демонстративно вошла присмотреть за медным горшком на жаровне, который до сих пор мирно присматривал сам за собой.

– Я попрошу воинов покинуть мой дом, – сказала Хвенит-Уасти. – Я должна заняться лечением ребенка, больного лихорадкой.

– Прими мою благодарность за ночлег, – сказал я, – и в любом случае, демону надо снова в путь.

– Нет, ты не должен уходить! – вскричала Хвенит, перестав смешивать и взбалтывать свою микстуру и рынком обернувшись ко мне. Сегодня у нее на шее был не кот, а Ожерелье из белой кости и янтарных бусин.

– Дочь моя, – сказал Пейюан, – наш гость и так потратил слишком много времени, слушая болтовню вождя. Он спешит.

Он коснулся моей руки и поднялся.

– Я подумал о том, что ты рассказал мне. Я предлагаю посетить Квефа, у которого есть мореходная лодка.

При этих словах Хвенит швырнула железную ложку в медный котелок.

– Квеф! – взвизгнула она. – Квеф! Квеф! Только это имя мне и слышать все время?

– Мы скоро уйдем, и ты не услышишь его больше, – сказал Пейюан.

– Я не позволю тебе уйти! – закричала мне вслед Хвенит. – Иди, и я нашлю на тебя проклятье.

– Насылай, девица, – сказал я. – Я постараюсь выдержать.

И я быстро вынырнул наружу, чтобы избежать соприкосновения с мокрой ложкой, которую она швырнула в меня.

Дань был тихий, затишье между весенними ветрами. Деревня спокойно занималась дневными делами. За многими домиками росли деревья и были разбиты зеленые сады и огороды; в тени овеваемой морскими ветрами акации был вырыт колодец, и две женщины стояли под кружевным узором ее оголенных зимой ветвей, доставая воду.

Кот Хвенит-Уасти грелся на солнце, лежа на крашеной притолоке, и плюнул в меня на прощанье.