— Напой ему, Лида.

Лида уселась рядом с гармонистом и начала напевать ему на ухо, и он, напряжённо вслушиваясь, стал медленно шевелить гармонь.

Арсентьев вернулся к Нине и строго сказал парням, сидевшим на лавке:

— Освободите место. Не видите, что ли?

Нина села.

Арсентьев встал позади неё.

Совладав с несложным мотивом, гармонист приник щекой к мехам, и Лида, словно заворожив его, осторожно поднялась и остановилась, подёргивая плечами и становясь стройней с каждой секундой. Она дождалась начала такта и двинулась, но спуталась, и, досадливо махнув головой, снова стала ждать разрешающего аккорда и, наконец, легко взметнувшись в воздух, топнула каблуками, выбила привычную дробь и, нисколько не заботясь о том, что делать дальше, стала поправлять косынку, а равномерный ветер музыки подхватил её и плавно понёс мимо людей, столов, стен, газет и плакатов.

Хотя Арсентьев стоял за спиной Нины, хотя она ни разу не оглянулась на него, она отчётливо чувствовала, как он захвачен танцем и музыкой, как взгляд его послушно следует за Лидой, и что-то похожее на зависть шевельнулось в её душе, и ей захотелось, чтобы Лида устала, чтобы скорей прекратилась эта бесконечная пляска.

Но, подчиняясь уже не Лиде, а чудесной власти родной «подгорной», руки её плавно раскидывались в стороны и соединялись на груди, и ноги бежали по воздуху вслед за музыкой, касаясь пола только для того, чтобы топнуть, и губы шептали «быстрей!» гармонисту, и даже ситцевое платьице, собираясь летучими складками, казалось, танцевало само по себе.

Гармонист резко рванул последний аккорд, и Лида вдруг смутилась, словно впервые ощутив свою красоту, и бросилась за двери.

— Вот это и есть наша «подгорная», Нина Васильевна, — сказал Арсентьев таким тоном, будто танцевал сам. — Хорошо?

— Ничего, только немножко однообразно, — ответила Нина и подумала грустно: «Как это мне взбрело в голову тащиться сюда?!»

Но потом, когда Арсентьев проводил её на станцию, настроение у неё исправилось, и, сидя в электричке, она подумала, улыбнувшись: «Уж не ревновала ли я? Какая глупость!»

Через несколько дней случилась беда: геодезист забраковал девять колонн, поставленных во время ветра не точно по вертикали. И хотя в спешке, с которой в последние дни шли работы, этого можно было ожидать, все переполошились, расшумелись, стали искать виновных. До исправления колонн вести работы дальше было нельзя. После работы Арсентьев собрал девчат и велел завтра приходить пораньше, проверить, везде ли подвешены провода, не лежат ли они на перекрытиях. «Завтра, — закончил он, — будем нагонять, и нагоним во что бы то ни стало».

На следующее утро с семи часов сильно палило солнце. День обещал быть душным и жарким. Лида и Нюра пришли на стройку одними из первых, сделали своё дело и сели у лестницы на площадке двадцать второго этажа дожидаться сварщиков.

Арсентьев появился сумрачный и решительный.

— Ты свистеть умеешь? — спросил он Лиду.

— Нет. А что?

— Тогда на, возьми ключ. Как увидишь — снизу идёт Нина Васильевна, стучи по колонне.

— Зачем это?

— Сказано стучи — значит стучи. Ясно?

— Ясно. Это работа немудрёная, — ответила Лида.

Она села на площадке и задумалась, следя, как голубая электрическая искра с треском бьётся возле Арсентьева.

Когда Лида первый раз подходила к высотному дому, ей казалось, что такой дом могут построить только необыкновенно сильные и мудрые великаны. Она была почти уверена, что её направили сюда по ошибке и не позже, чем через неделю, переведут на другое место. Но, проработав немного, она увидела таких же, похожих на неё, простых, нормальных людей, таких же девушек, и даже нашла земляков. Она повеселела и иногда в обеденный перерыв бродила по этажам и расспрашивала Митю, куда идут трубы и зачем на двери будки нарисован скелет.

Она увидела множество неизвестных ей машин: бетонный насос с такими же, как у паровоза, рычагами, проталкивающий бетон вверх до седьмого этажа по толстым трубам. Когда работал этот насос, настил вокруг него дрожал, как во время бури. Она увидела подвесные вагонетки, гружённые строительными материалами. Вагонетки пролетали над её головой в глубь здания, не касаясь электрических проводов, словно были наделены силой и разумом.

Однажды на восьмом этаже Лида увидела проволочную клетку, похожую на клеть лифта. Как только она подошла к клетке, дверца открылась, изнутри выдвинулись какие-то железные руки и осторожно поставили контейнер, наполненный кирпичом. Контейнер подъехал по наклонным роликам прямо к работающим и остановился на полу. Железные руки убрались в клетку, сложились там и с лёгким свистом провалились куда-то вниз.

— Это чего это такое? — спросила Лида.

— Подъёмник, — ответил каменщик. — Ты бы не крутилась. Вот защемит ногу, тогда будешь знать!.. Не нарвалась ещё на инженера по технике безопасности.

Лида побежала вниз и забралась по железной лесенке на площадку, где находился пульт управления подъёмником. На пульте против цифры, обозначающей номер этажа, на котором требовался материал, зажигались лампочки, и неразговорчивая, сосредоточенная женщина приказывала загрузить подъёмник, нажимала кнопку, и контейнер с кирпичом устремлялся вверх.

— Он сам, где надо, остановится? — спросила Лида.

— Конечно, остановится, — отвечала женщина. — Иди отсюда. Кругом провода высокого напряжения. Вот обожди, увидит тебя Нина Васильевна — так шуганёт, что и фамилию свою позабудешь…

Разговоры о Нине Васильевне Лида слышала всюду. Разговоры были разные, но чаще всего насмешливые или сердитые. И постепенно у Лиды сложилось убеждение, что Нина Васильевна мало приносит пользы строительству, очень придирается и часто отрывает людей от дела по пустякам. «Непонятно только, чего это Андрей с ней такой вежливый», — думала Лида.

— Здравствуйте! — вдруг услышала она над собой голос и, подняв голову, увидела Нину.

Лида машинально схватила ключ, но было уже поздно.

— Вы забыли, о чём я просила вас, — говорила Нина. — Смотрите. Арсентьев работает без монтажного пояса. Это правильно?

— Неправильно, да он не велел говорить.

— Значит, вы его больше слушаетесь, чем меня?

— А что мне всех, что ли, слушаться? — отрезала Лида.

Нина посмотрела на неё, ничего не ответила и направилась к Арсентьеву. Он заметил её только тогда, когда поднял щиток, чтобы поменять электрод, и сразу бросил сердитый взгляд на Лиду.

— Как же так, Андрей Сергеевич, опять без пояса? — спросила Нина.

— Жарко, — ответил он, — нет никакой возможности работать с поясом. Хуже, чем в шубе.

— Тогда прекращайте работу.

— Да что вы, Нина Васильевна! Вы же понимаете, сегодня за вчерашний день надо нагонять.

— Я это отлично понимаю. Но надо надеть пояс, Андрей… Неужели вас надо уговаривать?

— Хорошо, надену. На тот ярус спущусь — и надену. Он там у меня и висит, — примирительно пообещал Арсентьев.

— Нет, сейчас наденьте, — сказала Нина, но он уже опустил щиток и начал варить. — Вы что, хотите поссориться со мной?

Нина шагнула к нему по ригелю и потянула за электродержатель. Арсентьев резко поднял щиток и проговорил угрожающе:

— Как бы вам не упасть… Здесь ещё не скоро полы настилать будут…

Наверху засмеялся Митя.

— Смотрите, и ваш приятель тоже без пояса, — возмутилась Нина. — Лида, идите вниз и скажите, что я приказала выключить ток.

Лида вопросительно взглянула на Арсентьева.

— Не ходи, — опустив глаза, сказал он.

— А я ей предлагаю идти, — повторила Нина бледнея.

— Вы ей не можете предлагать, — также не поднимая глаз, сказал Арсентьев. — Она подчиняется мне.

Нина понимала, что от того, что сейчас произойдёт, может рухнуть с таким трудом налаженная дружба, может навсегда рухнуть и что-то ещё более для неё важное, что уже возникло и чему она ещё не смела верить. Но, сжав в руке свой потрёпанный блокнотик, она холодно повторила: