— Насколько тебе известно.
— Насколько мне известно. А мне было бы известно.
Да Силва усмехнулся.
— Уилсон, ты мне нравишься. И до определенной степени я тебе доверяю. Но на твоем месте я, имея особые инструкции Вашингтона, тоже был бы бдителен. — Он поднял руку, отметая возможные возражения. — Кроме того, если бы я был директором ЦРУ и что-то планировал, едва ли я стал бы рассказывать всем кому ни попадя о своем плане тайной операции. Я бы даже не стал посвящать в него всех своих сотрудников.
— Другими словами, что бы я ни говорил, ты мне все равно не поверишь.
— Ну зачем же так обобщать. Но в данном случае — пожалуй, нет. — Да Силва вынул изо рта сигарету и улыбнулся. — Во всяком случае, моя обязанность — обеспечить безопасность всем делегациям. Да ведь и ты бы этим стал заниматься, если бы встреча состоялась в Вашингтоне. В конце концов мы с тобой оба отвечаем за то, чтобы не возникло никаких непредвиденных осложнений. Если бы встреча была в Вашингтоне, ты бы сам, наверное, рассовал пушки по всем карманам.
Уилсон с усилием подавил раздражение. Он вдохнул поглубже, стараясь сохранять спокойствие.
— Я-то вряд ли. Мой портной был бы против. К тому же я очень миролюбивый!
— А вот тут мы с тобой расходимся, — подхватил да Силва. — Я очень любопытный. Например, мне очень любопытно узнать, почему людям дома не сидится. — Он быстро поднял большую ладонь. — Не туристам, конечно, — они в Бразилии нужны — а вот дипломаты. По моему разумению, было бы куда дипломатичнее остаться у себя в столице, а не обострять международные отношения, подвергая себя опасности быть избитым, оплеванным или, того хуже, застреленным. Ну и, разумеется, тогда у городских полицейских осталось бы больше времени для выполнения более полезных поручений, например, по охране погрузочно-разгрузочных платформ аэровокзала.
— Ты хочешь сказать, что не нужны нам никакие международные встречи? Предлагаешь вернуться в шестнадцатый век?
Да Силва покачал головой.
— Напротив. Пожинать плоды просвещения двадцатого века. Вот ученые немало поломали себе головы и изобрели космические ракеты или телевещание. Почему же не использовать технические достижения с толком? Например, проводить эти встречи по телевидению. Тогда все участники могли бы сидеть дома около своих уютных каминов и вести важные переговоры. По-моему, такое использование телевидения имело бы куда большее практическое значение, чем показ пасхального парада на Пятой авеню в Нью-Йорке туземцам Занзибара или демонстрация старых ковбойских боевиков к вящему недоумению всех рас и народов. — Он помолчал. — Включая и вас, американцев.
— Идея вообще-то неплоха, — заметил Уилсон. — Но у меня есть возражения.
— Назови хоть одно!
— Ну, во-первых, — начал Уилсон, вертя в руках рюмку, — представь себе, что кому-то из делегатов этой телеконференции не понравится чья-то речь — он возьмет и просто выключит телевизор.
Да Силва недоумевающе уставился на него.
— А ты считаешь это недостатком?
Уилсон усмехнулся и совсем подобрел.
— Возможно, нет. Но представь, какой шум поднялся бы в конгрессе, если бы зарубежные пикники больше не финансировались из федерального бюджета? Тогда чего доброго нам бы удалось сбалансировать бюджет! Да и через неделю все авиакомпании остались бы не у дел. Не говоря уж о двух тысячах чиновников Главного счетного управления.
— Это верно, — с усмешкой согласился да Силва. — Мне наплевать на судьбу авиакомпаний, но я бы не хотел нанести столь серьезный удар по американской экономике, выбросив на улицу сразу две тысячи безработных клерков.
— Ты хочешь сказать, ещё две тысячи безработных, — поправил его Уилсон.
— Плюс восемьдесят агентов ЦРУ, — невинно добавил да Силва.
Улыбка на губах Уилсона тут же увяла.
— Ты все зубоскалишь! Сколько раз можно повторять, что ЦРУ…
— Достойнейшая организация, на которую работают достойные люди самых прогрессивных взглядов и с незапятнанным прошлым, — с улыбкой закончил да Силва. — Но к несчастью, не слишком интересующиеся положением дел в Бразилии, о чем мне стоит лишь пожалеть. — Он уже не улыбался. — Во всяком случае мы нейтрализовали пока что собственных неблагонадежных граждан всех, кого смогли найти, и взяли под охрану все морские порты и аэропорты. Мы взяли под особое наблюдение несколько лиц, от которых можно ждать беды, но мы же не в состоянии их всех обезвредить.
Уилсон иронически посмотрел на капитана.
— Но среди них нет ни одного американца.
— Нет, — согласился да Силва. — Хотя это не особенно меня успокаивает. После того, как вы заполонили весь мир своей жевательной резинкой, солнечными очками и гавайскими рубашками, очень трудно отличить американцев от туземного населения. И к тому же ваши специалисты давно уже привыкли нанимать для особо сложных заданий местных исполнителей.
Уилсон беспомощно развел руками.
— Если тебе что-то втемяшится в голову, Зе, тебя уж никак не переубедишь. Что же касается Хуана Доркаса, то я знаю, сколько уже предпринималось попыток убрать его. Но не будешь же ты утверждать, будто все эти попытки — дело рук ЦРУ.
— Нет, — спокойно глядя на Уилсона, ответил да Силва. — Не все. Может быть, ЦРУ вообще к этому не причастно. Но на нашем континенте живут очень эмоциональные люди. Наши дипломаты иногда говорят от имени своих правительств, а иногда нет — но они редко говорят от имени народа. И очень часто, когда они все же апеллируют к общественному мнению, они делают это в силу своих тайных причин. А люди, простые люди, нередко пытаются решать возникающие проблемы самым простым способом. И неважно, кто именно хочет раз и навсегда избавиться от Хуана Доркаса, наша обязанность позаботиться, чтобы этого не произошло. По крайней мере, у нас в Бразилии. — Он неопределенно взмахнул рукой. — Я вздохну с облегчением, когда конференция ОАГ закончится.
— Это я могу понять, — сказал Уилсон с притворным сочувствием. — Нет, ты вряд ли вбил себе в голову эти шпионские бредни сам — ты, наверное, насмотрелся шпионских боевиков по телевизору. — Он фыркнул. — Доркас! Да это просто какой-то псих!
Да Силва отнесся к его словам серьезно.
— Почему ты так считаешь? Ты хоть раз его видел? Говорил с ним?
— Нет. Я вряд ли хоть раз видел его приличную фотографию. Насколько я знаю, он терпеть не может журналистов и фоторепортеров.
— И поэтому он, с твоей точки зрения, псих?
Уилсон пропустил этот саркастическое замечание мимо ушей.
— Дело не в этом. Говорят, этот парень сказочно богат, у него крупные капиталовложения чуть ли не во всех латиноамериканских странах…
Да Силва кивнул.
— Верно.
— … и все же он выступает против любой инициативы американского правительства, направленной на противостояние повстанческому движению на континенте. Хотя при смене режима в любой латиноамериканской стране он первый потеряет все в результате экспроприации. Вот почему я и считают его психом.
Да Силва медленно помотал головой.
— Знаешь, Уилсон, тебе вероятно это трудно понять, но у нас далеко не все соглашаются с предлагаемыми Вашингтоном методами подавления революционного движения. Если хочешь знать, у нас кое-кто из политиков считает, что вы только подогреваете революцию. — Он передернул плечами. — И Доркас один из них.
— Подогреваем революцию! — изумился Уилсон. — Что за ерунда!
— Может быть. Но вот тебе маленький пример: американские войска были посланы в Доминиканскую республику только под тем предлогом, что, как утверждали ваши дипломаты, там действовали восемнадцать — а может быть их было двадцать восемь или аж целых тридцать восемь — коммунистов, представлявших угрозу для демократического режима…
Уилсон нахмурился.
— А ты считаешь, их там не было?
— Не сомневаюсь, что они там были — мягко ответил да Силва. — Более того, зная, как составляются посольские депеши, я уверен, что их там было больше. Но я хочу сказать, что после ввода туда американских войск численность доминиканских коммунистов возросла, может быть, в сто раз. Вот что у нас имеют в виду под словом «подогреваете». — Он жестом заставил Уилсона выслушать его до конца. — Так вот если бы я был сеньором Доркасом, озабоченным сохранностью своих инвестиций, боюсь, я тоже бы очень критически относился к политическим методам, способствующим столь быстрому росту революционных настроений в регионе.
