И теперь Колин был проклят, стал заложником сердца Хелены.

— Иди за ней, — сказал ему Пейган.

— Это ты иди за ней, — мрачно ответил Колин.

— Черт! — прошипел Пейган.

Он схватил Колина за руку, и они спокойнее, чем могли, ушли с поля в относительно уединенное место за конюшней.

— Я не прикасался к ней. Клянусь.

Колин не хотел этого разговора. Было слишком больно слышать ложь Пейгана. А он лгал. Дейрдре знала это. Хелена призналась в этом. Господи, да Колин видел их своими собственными глазами!

— Колин, послушай меня, я люблю Дейрдре. И только ее.

Колин закипел гневом. Достаточно мерзко, когда тебя обманывает женщина. Но когда тебя предает лучший друг…

— Может быть, ты и любишь только ее, — презрительно протянул он, — но это с Хеленой ты спал в лесу каждое утро.

— Не оскорбляй меня необоснованными обвинениями!

— Необоснованными? Я видел вас, ты, ублюдок! Я видел вас.

— Что, Колин?! — рявкнул Пейган. — Что ты видел?

Это было слишком больно рассказывать. Рот Колина скривился в болезненной гримасе, и он хотел отвернуться.

Но Пейган не позволил ему. Он схватил его за грудки.

— Что ты видел?

Горечь захлестнула Колина.

— Ты знаешь, что я видел.

Пейган покачал головой:

— Ты не видел ничего.

— Я видел достаточно, — огрызнулся Колин, вызывая Пейгана возразить ему. — Вы каждое утро ходите в лес вдвоем.

К его удивлению Пейган кивнул:

— Да. Ходим.

Очень долго эти двое только зло смотрели друг на друга, и на скуле Колина задергался мускул.

Наконец Пейган спросил:

— А потом?

Отвратительная сцена предстала перед глазами Колина, и он зло отшвырнул руки Пейгана со своей туники.

— Ты, сукин…

— А потом? — повторил Пейган.

Через плечо Пейгана Колин увидел, что приближается Дейрдре. Несмотря на ее недавнюю жестокость к нему, он понимал, что она тоже всего лишь жертва. Он должен уберечь ее от подробностей греха Пейгана. Колин пробормотал тихо:

— Ты позволил своим желаниям возобладать над тобой.

— Нет, я позволил ее желаниям возобладать надо мной.

Быстро, раньше, чем Дейрдре могла услышать, Колин прошипел:

— Ты сваливаешь все это на Хелену?

— Да, — заявил он, потом поправился, — в основном. Это она настояла, чтобы мы встречались каждое утро. Но это было не для свидания, болван ты эдакий. Это было для фехтования.

— Что?

— Для фехтования. Мы тренировались орудовать мечом. Вот и все.

— И ты ждешь, что я поверю…

Дейрдре подошла достаточно близко, чтобы услышать его.

— Для фехтования? — переспросила она через его плечо.

Пейган съежился.

Ее рот открылся от изумления.

— Ты… фехтовал… с моей сестрой?

Колин нахмурился. Судя по гневному выражению лица Дейрдре, можно было подумать, что фехтование — это худшее преступление, чем прелюбодеяние.

Пейган испустил дрожащий вздох:

— Колин, ты назойливый болван. Теперь видишь, что ты наделал?

Глаза Дейрдре наполнились слезами, и Колин еще мрачнее сдвинул брови. Неужели все шотландки такие сумасшедшие? Возможность измены Пейгана довела Дейрдре до раздражения, но тот факт, что ее муж фехтовал с другой женщиной…

— Как ты мог? — с несчастным видом спросила Дейрдре.

Плечи Пейгана виновато опустились, когда он повернулся к ней.

— Я не хотел, любовь моя. Я потерял голову. Она застала меня в момент слабости.

Колин смотрел то на него, то на нее. Это настоящее безумие. Но пока они продолжали разговор, Дейрдре обиженно, Пейган заискивающе, крошечный бутон надежды начал распускаться в груди Колина.

Может быть, они действительно говорили правду.

Может быть, Пейган и Хелена действительно только фехтовали. Но ради Дейрдре, неспособной сражаться из-за своего состояния, они держали свои тренировки в секрете, чтобы поберечь ее чувства. Может быть, Пейган действительно не спал с Хеленой, а только дрался с ней на мечах. Что означало…

С бешено бьющимся сердцем Колин оставил пару выяснять отношения. Он должен найти Хелену прежде, чем она сделает еще какую-нибудь глупость. В конце концов, она сейчас носит ребенка… их ребенка.

Проклятая девчонка! Она должна была все время знать это и, тем не менее, ничего ему не сказала. Вместо этого она фехтовала с Пейганом, сражалась на турнире, бегала между взбесившихся лошадей, зная, что подвергает опасности ребенка. Неужели этой безрассудной девице наплевать на свою собственную плоть и кровь? Пресвятая Мария, неужели Хелена надеялась потерять ребенка?

Боль и гнев захлестнули Колина. Бог свидетель, он сделает так, как приказал Пейган, — свяжет ее, запрет, закует ее в цепи, сделает все, что потребуется, только бы быть уверенным, что она не сможет повредить себе и ребенку.

Найти Хелену не составило труда. Хотя она покинула ристалище широкими гордыми шагами, теперь она берегла раненую ногу, медленно хромая по двору замка. Это зрелище смягчило его гнев, хотя и ненадолго. Хотя, с одной стороны, он хотел высечь ее за безрассудство, а с другой — мечтал схватить ее на руки и заключить в объятия.

Бурные эмоции нахлынули на него со всем неистовством грозовой тучи. Облегчение, и ярость, и нежность. Отчаяние, и нетерпение, и обожание. Вожделение, и гнев, и вина. Но больше всего, Боже, помоги ему, страстная любовь. Колин любил Хелену. И не важно, означало это нежно заключить ее в объятия или жестоко забросить на плечо, он знал, что любовь была краеугольным камнем всех остальных эмоций, пульсирующих в его венах.

Когда он нагнал Хелену и пошел рядом, она зло вытерла остатки слез со щеки и бросила:

— Я не хочу твоих извинений. Оставь меня в покое.

— Я не буду извиняться.

Колин наклонился и подхватил ее под колени. Одним мощным взмахом он поднял ее на руки.

Она попыталась вырваться:

— Поставь меня на землю!

Колин пошел к замку.

— Ты жалкий норманн!

Хелена заерзала в его руках.

Он продолжал идти.

— Отпусти меня! — Она стала колотить кулаком по его плечу. — Или я позову рыцарей Ривенлоха!

Колин продолжал идти. Наплевать, если даже вся ее армия примчится убивать его с пиками и копьями. То, что он делал, было для ее же блага и для сохранения его рассудка. Он нес Хелену всю дорогу, не обращая внимания на ее протесты, по зеленой траве к замку, через главный зал, вверх по лестнице к ее спальне. И ни одна ривенлохская душа не посмела остановить его.

К тому времени, когда они переступили порог ее спальни, Хелена оставила несколько синяков на его теле, и все же Колин знал, что не способен отшлепать ее. Наверное, это и к лучшему. Он все равно сомневался, что порка произведет на нее хоть какое-то действие. Только не после того, как, рискуя быть затоптанной лошадьми, она не потеряла своего безрассудства.

Но его ярость ничуть не утихла. Он поставил Хелену на ноги и с удовлетворением с грохотом захлопнул дверь.

— Здесь ты проведешь весь остаток турнира, — объявил Колин, повелительно тыча пальцем ей в нос. Его голос был хриплым от эмоций, но ему удавалось говорить сдержанно. — Ты можешь заниматься здесь рукоделием или спать, или смотреть в окно, мне до этого нет дела. Но ты не выйдешь на ристалище.

Она смотрела на него, не веря своим глазам:

— Ты не смеешь указывать мне! Ты мне не муж, не мой господин и не начальник.

— Это очень скоро исправится, — заверил ее Колин. — Ну, а сейчас мне нужно приковать тебя к кровати цепями или ты останешься здесь, дав слово чести?

— Что ты хочешь этим сказать — исправится?

— Я не собираюсь позволять тебе носить ребенка-безотцовщину.

Хелена стиснула зубы. Вот именно поэтому она не хотела никаких обязательств. Только потому, что она носила его отпрыска, властолюбивый норманн возомнил, что может диктовать ей.

Все еще страдающая от недоверия Колина и ревности, она заговорила с небрежной жестокостью:

— Что заставляет тебя думать, что ребенок будет безотцовщиной? Ты сам это сказал. Отец ребенка Пейган.