От всей той группы к селу вышло всего двое, остальные, вместе с сербскими проводниками, в суматохе до позиций не дошли. Более успешно действовала другая казачья группа, которая должна была напасть на село и поэтому имела состав более подготовленный. Ею руководили: казачий атаман Геннадий Котов из Волгодонска и майор Загребов. С ними были еще десять человек — Игорь, Стас, Борис Я., Глеб, «Сися», «дед Валентин», Вася Ганиевский, Андрей К., Женя Т. и двое сербских проводников. Эта группа, выйдя в четыре утра, дошла до исходных позиций, а так как сильный мороз загнал мусульманское боевое охранение по домам, то казаки успели поставить даже несколько взрывных устройств. Дождавшись шести утра и приведя в действие эти устройства, казаки открыли огонь в упор по выбежавшим из домов неприятельским бойцам. Так как опыта стрельбы тромблонами (винтовочными гранатами, выстреливаемыми со ствола) бойцы не имели, то пускали их только навесом через крыши домов в сторону убегавших. С другой стороны огонь открыли сербы. Минометы точно бить не могли, так как главным ориентиром была мечеть. У мусульман началась паника: ее усугубили точные попадания «деда Валентина» из снайперской винтовки. С противником было бы полностью покончено, но дело испортила мина, упавшая под ноги
Васе Ганиевскому, когда тот стрелял из «Золи» (местный вариант советской «Мухи»). Погиб не только он, но и сербский проводник Неделько, а казаку Игорю выбило глаз. Началась суматоха, в которой ударной группе было уже не до села, а резервной группы никто не предусмотрел.
Эти потери были у казаков не последними. В феврале 1993 года, попав в засаду, погиб их атаман Геннадий Котов, воевавший еще в Приднестровье, и в казачьей среде начались разлады: кому быть атаманом. Им стал Виктор З., ветеран Абхазии. Одна группа казаков тогда ушла под Церску. Отбыл в феврале из Вышеграда и 2-й РДО, за исключением самого командира Аса и двух его бойцов: Саши Кравченко и раненого Игоря Казаковского. В несколько измененном составе 2-й РДО перешел в мае 1993 года в Прачу, село в двух десятках километров от столицы Республики Сербской — Пале, где влился в состав местного батальона (штаб Подграб) 1-й Романийской бригады.
Сербские «интервенты» тоже понемногу разъезжались, так как основу их составляли тоже две добровольческие группы. Когда наш отряд приехал в Вышеград, я еще не знал, что 27 февраля 1993 года группа бойцов из состава этих «интервентов» остановила поезд Белград-Бар, проходивший как раз по территории общины Вышеград, и, выведя оттуда 21 мусульманина (естественно, живших в Сербии или Черногории), перестреляла их. Узнал я все эти подробности уже после войны, из сербской прессы, где упоминалось о двух добровольцах — вышеградских «интервентах» из отряда «Скакавцы», которых арестовала в Черногории местная милиция. Один из них, Небойша, был командиром того отряда, а главным обвиняемым, по сообщению МВД, являлся знакомый нам командир всего интервентного отряда Вышеградской бригады Бобан Инджич, с которым у добровольцев Аса отношения были натянутые. Главным же организатором был, согласно данным прессы, Милан Лукич, местный воевода, имевший весьма крепкие связи в верхах, особенно в Белграде, и он-то после подписания мирного договора в Дейтоне стал одним из главных обвиняемых в процессах Международного трибунала в Гааге, и случай с поездом был далеко не единственным пунктом обвинения.
К нашему же приезду ситуация здесь значительно изменилась. К марту 1993 года противник был отброшен значительно дальше от Вышеграда к селам Ораховцы и Джанкичи. Мы сразу же по приезду были переданы Горажданской бригаде в село или хутор под названием Семеч, а оттуда после нескольких незначительных боевых выходов нас марш-броском отправили на высоты Заглавок и Столац, разделив на две группы: далее мы должны были двинуться в наступление на Горажде.
Наступление затянулось, и мы устроились на импровизированных и плохо укрепленных позициях на горах, покрытых лесами. Сразу же открылась слабость нашей организации, вызванная отсутствием элементарной подготовки. Не знаю, как обстояли дела в группе, посланной на соседнюю гору Столац, которой руководил капитан третьего ранга Владимир Сафонов, петербургский политический активист «Русской партии». Я слышал, что неурядицы и у них бывали. Но вот у нас число командиров превышало всякий смысл. Кстати, свою лепту внесло и сербское командование.
Еще в Москве нашим неформальным лидером стал Леша, казак с Дона, воевавший до этого в Карабахе и Приднестровье. Он стал атаманом нашей походной казачьей станицы, в которую входили примерно пятнадцать человек, считавших себя казаками. Они были из Ростова, Омска, Екатеринбурга, Ставрополя, Москвы, Саратова, Киева.
Двое молодых ребят из Киева, Юлик и Тимур, сначала провозгласили себя «космополитами», но затем согласились стать приписными казаками. Деление нашего отряда на казаков и «неказаков» было весьма расплывчато, и проблемы возникали у нас из-за личных амбиций.
В командиры, кроме Леши, стремились и другие кандидаты — Миша, казак из Саратова, назначенный сербами общим командиром, так как он раньше прибыл в Вышеград в составе первого казачьего отряда. В роли военного советника выступал бывший командир 2-го РДО, Ас, с ним был его боец — Саша Кравченко, двадцатилетний парень из Караганды.
Сначала у нас все шло, слава Богу, хорошо, хотя шли мы на Заглавок, по моему мнению, на «авось». Вроде бы организовали оборону, все три бункера (так сербы называют любое укрепление, даже груду камней, что и было в нашем случае), были устроены по самому верху Заглавка на открытой местности на расстоянии, не больше десятка метров друг от друга. Фланги наши были открыты, и противник вполне мог пройти по заросшему лесом склону и окружить нас. Мне вообще было непонятно, почему он нас атаковал, когда мог свободно сбить с высоты артиллерией. Слева же от нас была зеленая роща, в которой лопатами и техникой можно было создать основательные укрепления, но никто ничего делать не хотел. Командование очень туманно обещало нам акцию, и когда нам в помощь пришли еще несколько сербов, то они также расположились под открытым небом. Наш правый фланг, правда, был относительно надежен, так как там расположился «интервентный» взвод воеводы Велько, усиленный бойцами других сербских чет.[9] С этим воеводой у нас в дальнейшем установились хорошие взаимоотношения.
К нам Велько относился с большим уважением. Мне было жаль, когда я услышал о его смерти в мае 1993 года. Погиб же он после того, как на своем грузовике привез нам тела двух убитых на Столце — добровольцев-питерцев Диму Попова и Володю Сафонова. Возвращаясь на грузовике, Велько подорвался на противотанковой мине.
Левый наш фланг был очень слаб. Гора Заглавок была высотой свыше тысячи метров, и по поросшему лесом склону могла пройти и неприятельская чета (рота), тем более что близлежащее село Ораховцы неизвестно кому принадлежало. Мы также не имели точных данных о силах, средствах и нахождении противника. К тому же наше командование, затягивая с наступлением, допускало слишком большую концентрацию войск, делая их уязвимыми от огня неприятельской артиллерии, тогда как позиции были плохо оборудованы, в чем я легко убедился, проходя вдоль нашей линии обороны.
Оказавшись на Заглавке, мы частенько выходили в рейды на передний откос пострелять: то тромблонами, то из снайперской винтовки и пулемета, а то из миномета. Кстати, стрельба из миномета не произвела на меня никакого впечатления. Миномет наши «спецы» толком не укопали, и он, как бык на корриде, постоянно скакал и «сбивал» прицел.
В один из таких рейдов, организованных по нашей собственной инициативе, донской казак Борис, бывший афганец, едва не погубил, стреляя из пулемета, своих «братьев-казаков», правда, не по своей вине. Тогда Леша и Валера «Казна» решили пройти от переднего края Заглавка в правую сторону для того, чтобы лучше рассмотреть позиции мусульман. Им удалось увидеть, что мусульмане в каком-то доме устраивали свои позиции. Они послали Витю Десятова из Екатеринбурга и одного казака из Омска, по кличке «Очкарик», предупредить оставшихся (радиостанции у нас не было). Неизвестно, почему посланцы не поторопились с сообщением. Неожиданно раздался крик «мусульмане!», который спровоцировал шквал огня по каким-то далеким фигурам на самом дальнем краю горы. Все стали стрелять из автоматов, как оглашенные, особо усердствовал Боря. Вскоре, минут через 15, вернулись разъяренные казаки, которые отчаянно материли своих гонцов.
