Эдуард был рад встрече с отважным герцогом норманнов. Было что обсудить в прошлом, были также вопросы, касающиеся настоящего. Как хорошо было иметь такого человека, на сильное плечо которого можно опереться. И разве не естественно было стремиться к тому, чтобы и будущее стало более определенным, без лишней суеты и непочтительности? Когда Эдуард встретился с представителями церкви, направляемыми нетускнеющими видениями и вооруженными священными реликвиями, более того, когда священнослужители, оказавшись вне своих тихих монастырских убежищ, осознали противоречия и болезни мирского королевства, разве не заманчиво было увидеть на месте Эдуарда воинственного Вильгельма, при котором правительство двух великих королевств, объединившись, лишь наберет силы, ума и будет осуществлять правое дело?
Мон-Сен-Мишель. Подземная часовня
И в то время как Эдуард обдумывал этот план, Вильгельм, будучи норманном, с осторожной дипломатией, присущей его нации, соединив смелость и прямоту старого Рольфа Гангера, вернулся со своими лордами и джентльменами в Нормандию с огромным подарком — он вернулся в Нормандию признанным наследником английского престола, не оставив за собой никого, кто усомнился бы в том, что это чрезвычайно выгодная сделка. Ниспошли, Господи, громы небесные и не позволь несчастному Эдуарду долго страдать! Нужно было много работать, чтобы достойно управлять Англией, а Эдуард не мог справиться с этой задачей. Англичане сами по себе не отличались большим умом и наводили скуку, слишком много ели и пили, обеими руками цепляясь за свои старые представления о государстве и правительстве. Существует притча о зайце и черепахе, заяц был быстроног и потому победил. Победил? Да, и все же со временем черепаха менялась. Она двигалась в правильном направлении и со временем становилась лучше.
Эдуард не имел права сбивать с пути английское королевство. Это было время для выполнения норманнами своих обещаний, что было записано в хрониках. Вся Нормандия верила, что эти обещания будут выполнены, и была готова сражаться за это. Вполне вероятно, что в то время Эдуард был даже рад заключить частное соглашение с герцогом Нормандии. У него тогда были крайне напряженные отношения с Годвином и его семьей и, следовательно, той частью английской знати, которая их поддерживала. На самом деле множество этих людей находилась в Ирландии вместе с Гарольдом, они повернулись спиной к королю и королевскому двору, становясь все более дружественными с Нормандией и с каждым днем — менее лояльными по отношению к Англии.
Уже на следующий год после триумфального визита Вильгельма Эдуард Исповедник был вынужден изменить курс в штормовом море английской политики. Норманны показали свою линию слишком скоро, и широко распространились неодобрение и гневный протест против возвращения Годвина из ссылки. Герцог Фландрии Болдуин и французский король Генрих ходатайствовали о его прощении, но внезапно Годвин сам приплыл по Темзе в Лондон, и город с готовностью отдал себя в его власть. Затем Эдуард Исповедник согласился урегулировать разногласия; выбора не было, и армия разочарованных и перемещенных иноземцев вновь отправилась в Нормандию. Среди них был и Роберт из Юмьежа. Англо-саксонские хроники мрачно повествует о том, что при Уолтоне-на-Нейзе "они напали на сумасшедший корабль, и сам архиепископ бросился наутек, оставив свою мантию и весь христианский мир". Его вынудили покинуть место, "поскольку никто другой так не постарался, чтобы вызвать разногласия между Годвином и королем", и власть Годвина вновь стала самой сильной в Англии.
Великий граф прожил после этого всего несколько месяцев, и, когда он умер, его место занял его сын Гарольд. Уже тогда многие англичане увидели в нем будущего короля, личность заметную, смелую, с сердцем, полностью принадлежащим Англии, и, хотя надежды, воплощенные в нем, разбились несколько столетий тому назад, мы не можем не уловить хотя бы малость из тех надежд и духа той эпохи. Уже почти забылось, что этот храбрый лидер, предводитель древних англичан, был обречен пасть перед наступающей новой частью человечества — перед тем приливом, который захлестнет величественные источники английской расы и ее истории. Между тем норманн Вильгельм был занят делами дома. Прежней враждебности между Нормандией и Фландрией, которая началась после убийства Вильгельма Лонгсворда, пришел конец по причине женитьбы герцога. Матильда, благородная фламандская леди, чья родословная восходила к королю Англии Альфреду, принесла мир и дружбу, так же как и богатое приданое, и страху перед внезапной враждебностью пришел конец.
Благодаря союзам с королями Франции нормандские герцоги добились высокого положения, а французские короли были обязаны нормандским герцогам стабильностью и устойчивостью трона. Они сражались друг за друга и поддерживали друг друга вновь и вновь. Теперь же в их отношениях появилась трещина, которая постепенно расширялась, возникнув из зависти и страха перед богатством норманнов, ростом их могущества. Они были хозяевами Бретани и, более того, имели тесные взаимоотношения с Фландрией и небольшим графством Понтиви, которое лежало между ними и фламандцами. Нормандия занимала территорию между Францией и морем, хозяйничала на французских реках и французских границах. Ее следовало сильно опасаться: если ее гордость и могла быть ущемлена с восстановлением старой вассальной зависимости, то не слишком скоро. Генрих забыл все, чем был обязан нормандцам, и провоцировал их непрекращающимися враждебными действиями, тайным и явным предательством. И лиса повела войну против льва, пока дух враждебности не укоренился настолько, что понадобилось пять столетий, чтобы хоть как-то уменьшить его.
Были и другие принцы, которые опасались Вильгельма и завидовали ему. Земли заговорщиков раскинулись от Бургундии до Пиренеев. Бургундия, Блуа, Понтиви, Аквитания — все объединились в преследовании Вильгельма Незаконнорожденного, главаря ненавистных пиратов. Припомнились все насмешки и колкости, надменная враждебность, пришло время положить конец возмутительной жадности норманнов к власти и богатству. Была собрана огромная союзническая армия, которая, разделившись на две части, двинулась в Нормандию.
Брат короля Генриха Одо направил свою армию на Руан, а король выбрал южное направление, вдоль реки Лис по направлению к морю. В любом случае они планировали загнать герцога в его прежние датские владения — Котантен и Бессин. Все его восточные земли, доставшиеся по наследству от Карла Простоватого, как и все остальное, должны были после захвата возвратиться к первоначальным владельцам.
Со времен битвы при Вал-и-Дюне ситуация изменилась. Сейчас уже не было разделения среди нормандских лордов, и, как только весть о необходимости вооружиться против Франции, достигнув одного феодального военачальника, передавалась другому, сразу же начинался активный сбор лошадей и солдат. Французский король решил наказать их и вел себя так, будто имел право забрать назад дары, пожалованные, хоть и не по своей воле, Карлом Простоватым. Нормандия не принадлежит Генриху, она наша, — таков был гневный ответ норманнов. Ральф из Тессона, солдаты Фалеза, лорд Мортен, воины Бессина и бароны Котантена были готовы плечом к плечу сражаться на поле битвы. В Нормандии на самом деле произошли изменения: по всей стране поносили Генриха за предательство и за то, что он оказался ненадежным союзником и господином. Люди видели, что Вильгельм — человек, чьи интересы совпадают с их интересами, что он стоит за них и за славу Нормандии, и они еще не забыли битву при Вал-и-Дюне и свои горькие ошибки.
Королевские войска прибыли в страну со стороны приграничного города Омаль, круша все подряд с изобретательностью завоевателей. Те, кому удалось спастись, говорили, что французы даже хуже сарацин. Они крайне жестоко обращались или сразу безжалостно убивали стариков, женщин и детей, мужчин забирали в плен, церкви и дома сжигали или разрушали до основания. В то время был город Мортемер, которому не повезло, ибо его выбрали в качестве французского штаба, поскольку он прекрасно подходил для поставок продовольствия и для ночлега. От него не осталось ничего, кроме руин древней башни и нескольких домов. Здесь проходили пиршества и попойки, как будто бы Нормандия уже пала. Ежедневно совершались набеги на соседние районы, захватывались пленные и грабилось добро. А агенты Вильгельма тайно проникали в Мортемер и, возвращаясь домой, докладывали герцогу полную обстановку: в городе собрана огромная армия, которую невозможно застать врасплох. И все-таки было принято решение нанести удар по врагу, и однажды ночью герцог и его капитаны, совершив бросок, до рассвета достигли Мортемера.
