Судя по имеющимся на настоящее время свидетельствам, Вольфганг Приклопиль в точности отвечает требованиям ситуационного совратителя.
Главный герой «Коллекционера» не единственный литературный персонаж, с которым напрашивается сравнение Приклопиля. Печально знаменитый литературный вымысел, вышедший из-под пера одного из величайших романистов двадцатого века, превосходно раскрыл как раз одного такого «ситуационного педофила» и стал художественным эталоном в анализе расстройства педофилии, И он волнующе близок к австрийской истории, от которой стало дурно всему миру.
Мог ли Приклопиль быть австрийской пролетарской версией, вероятно, самого знаменитого литературного педофила, профессора Гумберта Гумберта из скандального шедевра Владимира Набокова, романа 1955 года «Лолита»?
Мелочный и педантичный, ненормальный педофил Гумберт и вправду до некоторой степени обладает жутким сходством с невидимкой из Штрасхофа. В детстве Гумберт из-за смертельной болезни потерял свою возлюбленную, и у него появилась и развилась пожизненная извращенная тяга — вопреки его во всем остальном разборчивому характеру — к тем, кого он называл «нимфетками»: девочкам в возрасте до полового созревания, представлявшимся ему сексуально притягательными.
Однако Гумберт, как и Приклопиль, становится одержимым одним-единственным ребенком, своей двенадцатилетней падчерицей Долорес Гейз, или Лолитой. Он женится на матери Лолиты, Шарлотте, единственно для того, чтобы быть ближе к Лолите, и в конечном счете совращает девочку, когда ее мать насмерть сбивает машина.
Поскольку мать девочки ему уже не мешает, Гумберт отваживается на педофильские отношения с Лолитой, выдавая себя за ее отца. Почти так же, как и Приклопиль, Гумберт превращается в полнейшего параноика, опасаясь погони и возможного разоблачения, и его изводят ревность и страх лишиться своей драгоценной добычи из-за другого мужчины. Однако, вместо того чтобы запереть девочку, которую он вырвал из нормальности, он начинает с ней путевую жизнь — другая разновидность похищения, — переезжая с одного места на другое в надежде, что сможет спрятать свое преступление от общества.
Хотя подсознательно Гумберт и понимает, что его попытка создать подобный брачному союз со своей малолетней жертвой обречена, он, как и его приземленный двойник из реальной жизни Приклопиль, отчасти преуспевает в том, чтобы стать для Лолиты другом и отцом, равно как и любовником. Эксперты предположили, что в своих сложных взаимоотношениях с Наташей Приклопиль исполнял роли «отца, брата, друга и, весьма вероятно, любовника».
С помутненным разумом и волей, поглощенной нездоровой страстью, Гумберт постепенно доходит до того, что начинает исполнять каждую прихоть Лолиты, но в конце концов ее все-таки уводит другой педофил. После поисков, которые затягиваются на несколько лет, он в последний раз видится с Лолитой, уже семнадцатилетней, замужней и беременной. Однако его извращенная страсть уже прошла: теперь Гумберт видит лишь тень той нимфетки, каковой он когда-то ее себе представлял, ибо как взрослая женщина она его больше не привлекает.
Несмотря на существенное отличие — Лолита не содержалась в заключении, ее похититель не наказывал ее жестоко, когда считал это необходимым, — параллели между вымышленной и реальной историями поразительны. Как и Лолита, Наташа со временем научилась обращаться со своим тюремщиком и даже контролировать определенные ситуации — например, когда она, по ее словам, «заставила» его отмечать Рождество и дарить ей подарки.
Гумберт утрачивает свое бесовское влечение к Лолите, когда ребенок становится женщиной. Ведущие психиатры и даже сама Наташа предположили, что и Приклопиль ближе к концу был просто уничтожен тем фактом, что его некогда беззащитная жертва превратилась в девушку, во многих отношениях сильнее его самого.
Быть может, и он, подобно Гумберту, несколько утратил свое влечение к ней, осознав, что его безумным фантазиям уже никогда не суждено стать реальностью.
Она выросла. Зеркало треснуло. Чары спали.
«Он не смог справиться со все более независимой, взрослой женщиной, которой она стала, и я уверен, что он хотел как-нибудь от нее избавиться», — сказал один психиатр, добавив, что Приклопиль, вероятно, «сознательно или бессознательно хотел, чтобы она сбежала».
По мере того как Лолита все более отдаляется от своего патологического тюремщика, тот пытается запугать ее, что во внешнем мире лучшего выбора у нее не будет, — так же как пытался и Приклопиль, порой не без успеха, привить Наташе свои параноидные, безумные идеи. Однако в определенный момент Гумберт произносит то, что теперь может представляться зловещим предсказанием Наташиного настоящего, — еще один пример, как жизнь следует за вымыслом.
Гумберт говорит Лолите: «Попросту говоря, если нас с тобой поймают, тебя проанализируют и заинтернируют, котенок мой, c’est tout. Ты будешь жить, моя Лолита будет жить <.. > под надзором уродливых ведьм. Вот положение, вот выбор. Не находишь ли ты, что, при данных обстоятельствах, Долорес Гейз должна оставаться верной своему старому папану?»[16]
Для раскрытия секретов Приклопиля необходимо использовать высокотехнологичное оборудование, однако, чтобы выслушать рассказ Наташи о том, как она проводила время в заточении, в особенности месяцы между февралем и августом 2006, когда она вкусила некое подобие свободы, экспертам оно не требуется. Для этого им нужно бесконечное терпение и внимание.
История Наташи выходит за рамки опыта профессора Бергера и его команды психиатров. Ибо то, через что она прошла, было уникальным, и, когда они приступили к ее лечению, нужных учебников не оказалось.
«У нас не было опыта, которому мы могли бы следовать, — поведал профессор Бергер. — Для кого-то вроде Наташи не было описания из учебника — она сама его написала».
В научном мире не существует записей ни о преступнике с психологическим портретом Приклопиля, ни о жертве, чье испытание было бы сопоставимо с тем, что Наташе пришлось переносить на протяжении почти десятилетия.
«Мы можем кое-что узнать из проводившихся в 50-х и 60-х годах исследований эмоциональных травм бывших узников концентрационных лагерей», — продолжил Бергер, добавив, что повествование 1945 года известного венского психиатра доктора Виктора Э. Франкла, как он выжил в Освенциме, самом страшном лагере смерти, будет весьма ценным в залечивании психических травм Наташи.
В своей книге «Человек в поисках смысла» доктор Франки приводит страшное описание выживания в лагере смерти, существования между «растительной жизнью» и «внутренней победой», и подробно описывает, как «ненормальная реакция в ненормальном положении» медленно становится «нормальным поведением».
Будучи заключенным Освенцима и ожидая, что каждый день может стать для него последним, доктор Франкл разработал собственные умственные упражнения, во время которых он мысленно разговаривал сам с собой на протяжении нескольких часов, а также анализировал и проигрывал на вид не относящиеся к делу будничные ситуации, в которых оказывался до заключения в лагерь. В то же время он никогда не вычеркивал из сознания постоянную угрозу смерти, таившуюся в каждой секунде его неволи.
Доктора говорят, что именно этим путем Наташа и шла с самого первого дня. Ей постоянно приходилось опасаться за собственную жизнь, когда Приклопиль запер ее за стальной дверью в бетонном подвале, который легко мог стать ее могилой, случись что-ни-будь с ее похитителем. Однако в отличие от выживших узников концлагерей невинному ребенку приходилось также опасаться и за жизнь своего тюремщика, поскольку он неизменно повторял, что покончит с собой, если она попытается сбежать.
Психолог Филипп Шварцлер из венского Центра защиты детей тоже сравнивал положение Наташи с положением жертв наихудшего рукотворного ужаса двадцатого или любого другого века — заключенных концентрационных лагерей. «Люди действуют посредством жажды выжить, которая проявляется в самых ужасных ситуациях», — сказал Шварцлер.
