Однако преступник был один. Во время написания данной книги полиция только закончила длительное обследование места преступления. Чтобы обнаружить возможные тайники для других потенциальных жертв, они задействовали специально обученных собак и напустили искусственный туман, но так и не нашли еще каких-либо потайных камер или спрятанных тел девочек. Они перелопатили почву на участке и продолжают сосредоточенно изучать древний компьютер «Коммодор», которым он пользовался и который не был подключен к Интернету, дабы узнать, хранятся ли в его относительно примитивной памяти какие-либо тайны его плана или того, чему он мог подвергать Наташу все эти годы. И был ли когда-либо в его дьявольском замысле сообщник.
Однако, хотя детективы и полагают, что он мог иметь контакты с другими извращенцами, они все же уверены, что при похищении он действовал в одиночку и у него была только одна жертва — Наташа. Его участок исследовали с помощью тепловых датчиков и щупов, но никаких захоронений выявлено не было.
«Gebieter, — сказал он ей во время их первой встречи, когда она была упрятана в потайную тюрьму, — вот как я хочу, чтобы ты меня называла». «Gebieter» — немецкое слово, означающее «повелитель», и оно доказывает, что с того момента Вольфганг Приклопиль намеревался избавиться от образа полнейшего ничтожества, которому всегда недоставало мужества. Он хотел командовать так, как не командовал никогда в жизни. Но Наташа не подчинилась его желанию.
Криминальный психолог Томас Мюллер утверждает, что Приклопиль был «преступником в высшей степени садистским, стремившимся к полному контролю над своей заключенной. Он хотел быть для нее властелином жизни и смерти». Несмотря на все эти книжки со сказками, которые он покупал, фильмы, которые он позже позволил ей смотреть, одежду, которую он выбирал, туалетные принадлежности, столовые приборы и еду, он утверждал свое право на превосходство.
Это был момент, которого он так ждал, который он миллион раз прокручивал в своем мозгу, вызывая у себя сексуальное возбуждение. Хозяин! Правитель странного мира с населением всего из двух человек. Он предвкушал этот миг, и, хотя он всегда отмечал с Наташей дни рождения и Рождество, в его памяти из всех празднеств лучшим останется годовщина этого дня, когда он начал действовать, наконец-то начал, и привел ее в свой мир. Или в действительности сделал ее своим миром.
Помимо того что он едва не лишился пальца, прищемив его стальной дверью, когда в первый раз запирал ее в темнице, это стало его первой ошибкой. На свободе Наташа была упрямой девочкой, и, если уж на то пошло, в заточении эта черта характера еще больше обострилась. Несмотря на то, что он был старше ее, и несмотря на то положение, в которое он поставил ее силой — его полный контроль над ее перемещениями, ее абсолютное отдаление от семьи, — если он мечтал о податливой красавице в своей потайной комнате, то он не мог ошибаться больше. Посвятив себя задаче в духе Пигмалиона, заставить ее полюбить его, он вступил на стезю к собственному уничтожению. Она отнюдь не была покорной и застенчивой девочкой из его больных мечтаний, как он вскоре понял.
Естественно, в нее вселился страх, особенно в те первые часы и дни. Она боролась с ужасами, которые нахлынули в ее разум, с беспокойством, что останется без воды, или воздуха, или пищи. Она боялась, что он попадет в автокатастрофу и уже не сможет прийти и спасти ее — именно такая тема звучала в опубликованном в 70-х годах в рассказе из серии «Рассказы ужасов» издательства «Пан букс», в котором несчастная женщина, запертая в подвале после похищения, превращается в полубезумный скелет, поедающий крыс, после того как ее похититель из-за дорожной аварии на полгода попадает в больницу[13].
«Когда он уезжал из дома, я всегда задавалась вопросом: сколько он там пробудет — часы? целый день? Мысль о том, что с ним что-то может случиться… несчастный случай, сердечный приступ. Тогда я никогда, никогда не выберусь отсюда. Сколько продержится вентилятор? Дольше, чем я?»
Кто-нибудь в ее положении мог бы сказать себе: «Если ему поднимает настроение, когда его называют повелителем, то почему бы и нет?» Но только не Наташа. Она твердо отказалась подчиниться ему.
Зависимой она, может, и была: сахар, как позже она скажет полиции, убеждает лучше уксуса, независимо от ситуации. Но умолять? Это не в духе Наташи Кампуш.
Неискренние уверения в преданности его претенциозному идеалу о самом себе отнюдь не были склонением ее воли перед ним. Это она отказалась делать с первого же дня. Именно поэтому позже она скажет, что все, что происходило между ними, делалось добровольно. Именно поэтому она остается убежденной, что он так и не сломал ее. «Я всегда была сильнее, — заявила она. — Думаю, он испытывал укоры совести, но старался подавить их и отвергал их. Само по себе это подтверждает, что он чувствовал себя виноватым».
Так они и отправились в это необычайное путешествие — путешествие, которое, прежде чем закончится, украдет остаток ее детства, период созревания и часть молодости. Они пришли к компромиссу, который удовлетворял его фантазии и позволял Наташе одерживать маленькие победы, которые в конечном счете сложатся в великое множество.
Первые шесть месяцев он не позволял ей покидать тюрьму. У нее были книги — в основном сказки, хотя Наташа и выросла из них задолго до того, как угодила ему в лапы, — но ни телевидения, ни радио в этот период не было. В своей изоляции она ела, отправляла естественные потребности, мылась, спала, плакала, мечтала и становилась сильнее. Она регулярно виделась с ним, но впоследствии она не особенно распространялась, о чем они говорили. Известно, что они вместе читали и что она начала с нетерпением ожидать его общества: когда у вас нет ничего и никого, с кем поговорить, тогда, говорят эксперты, обязательно начинает действовать стокгольмский синдром.
Стокгольмский синдром — психологическая реакция, порой наблюдаемая у похищенного или заложника, при которой жертва, вопреки угрожающей ей опасности, проявляет лояльность к преступнику. Стокгольмский синдром также иногда рассматривается применительно и к другим ситуациям с подобной противоречивостью, таким как синдром избитого ребенка, случаи жестокого обращения с детьми и похищения невест.
Синдром получил свое название после «Норрмальмсторгского ограбления» Кредитного банка на площади Норрмальмсторг в Стокгольме, Швеция, во время которого с 23 по 28 августа 1973 года грабители удерживали работников банка в качестве заложников. Тогда жертвы эмоционально привязались к своим мучителям и даже защищали их после освобождения из шестидневного заточения. Термин запустил в обращение криминалист и психиатр Нильс Бейерот, помогавший полиции и упомянувший синдром в выпуске новостей.
И все же то, чему подверглась Наташа, а также длительность самого процесса, потребовало нового термина для нового явления, и, когда все было кончено, оно получило название «венский синдром». Выражение «стокгольмский синдром» оказалось не очень уместным применительно к девушке, которая во многих отношениях станет задавать тон жизни в доме номер 60 по Хейнештрассе.
В своем любопытнейшем «Письме миру», опубликованном после того вихря известности, что поглотил ее, когда она наконец-то освободилась, она поведала, как развивалась эта повседневная жизнь:
Она была тщательно вымерена. В основном жизнь начиналась с совместного завтрака — он все равно большую часть времени не ходил на службу. Работа по дому, чтение, просмотр телевизионных программ, разговоры, готовка — вот и все, что было, из года в год, и неизменно связанное со страхом остаться в одиночестве.
Он не был моим повелителем. Ведь я была так же сильна, как и он, но иногда, образно выражаясь, он был моей опорой, а иногда тем, кто грубо со мной обращался. Но во мне он нашел не ту, и мы оба знали это.